17o
Бориса Чернокульского севастопольские зрители узнали и полюбили по роли Иосифа Швейка в веселом и колоритном спектакле «Иосиф Швейк против Франца Иосифа». Казалось, что Чернокульский — это и есть Швейк, а Швейк — есть Чернокульский. Было в этом образе нечто поразительно чистое и трогательное, искреннее и наивное. Но вместе с тем бравада и шутки не могли скрыть боли, которая затаилась в глубине сердца солдата, его готовности прийти на помощь людям и облегчить их существование.- Со Швейком мы просто совпали по темпоритму — и моя индивидуальность, и мой оптимизм, который был намного больше, чем сейчас, ну, просто я моложе был лет на 30, — вспоминает Борис Иванович. — Я выплескивал свои молодые чувства и ощущения, которые совпали с точным видением режиссера-постановщика Владимира Ясногородского. Своим появлением на сцене Швейк предупреждает: война — это плохо, мы будем либо плакать, либо смеяться, но лучше будем смеяться, чтобы этой проклятой войны не было. И все это на фоне улыбки и бравады. И потому Швейка любили во всем мире. Помните, что он говорил: «Пока на свете нужен юмор, я на бессрочной службе состою».
Как никто другой, Чернокульский умеет легко устанавливать контакт через рампу, как он говорит, умеет «взять зрительный зал». Он настолько органичен, что каждый раз кажется: вот эта роль его. Это его характер, его судьба. Но и другая, последующая роль — тоже его. И Вафля («Репетиция пьесы «Дядя Ваня»), и антиквар Гарольд («Темная история»), и Лопес («Испанский священник»), и Скапен («Плутни Скапена»), и Селздон («Театр»)… Его ярко выраженная индивидуальность позволяет создавать полярно противоположные характеры. Буффонада и фарс, тонкий лиризм и психологическая глубина, трагизм и драма.
Для своего бенефиса Чернокульский выбрал спектакль «Подруга жизни», который идет на сцене уже много лет и трогает зрителя своей бесхитростной историей.
— Все это очень похоже на мою судьбу. Война, эвакуация. И, собственно, вся моя жизнь близка образу Сергея Павловича, и многое у меня случилось так же, как у него. Он очень лиричный, мягкий, трогательный человек. Он любит жизнь, любит детей. Он прекрасный музыкант, хотя и без образования, но был полезен, нужен. А потом все распалось, и он стал пить, опустился до такого состояния, что его принимают за алкаша. И вот он, уже совсем одинокий, встречает человека, который ему близок. Будем надеться, что у них состоится альянс, хотя история умалчивает.
Этого человека, эту подругу жизни в спектакле играет народная артистка Украины, заслуженная артистка Татарстана Людмила Кара-Гяур. Людмила Борисовна рассказывает:
— Я благодарю судьбу, которая свела меня с таким партнером. Партнерство на сцене — это великая вещь. Это 90 процентов твоего успеха. Чего грешить, бывают такие актеры, которым в первую очередь важно выявить свое «я». Тогда все усилия других — вхолостую. Чернокульский — потрясающий партнер. Он невероятно бережен к «коллегам», никогда не «наступит» на реплику, не навредит. Когда мы стоим за кулисами перед выходом на сцену, я вижу, как он крестится и говорит: «Господи, хоть бы не помешать!» И эту фразу я слышу каждый раз! Я очень люблю с ним работать и очень сожалею, что совместных спектаклей было мало. Хотя — какие это были спектакли! Разве можно забыть «Вечер» по Дудареву? И его монолог «Жизнь прошла…» Каждый раз я слушала и рыдала. Он необыкновенно талантлив, ему подвластно все.
Сам же Чернокульский (естественно, не зная, что мне расскажет Людмила Борисовна) считает, что перед выходом на сцену хорошо бы поднять партнерам настроение. Взбодрить. Рассмешить. Анекдотик выдать.
— Какой? — повторяет он мой вопрос. — Ну вот вчера за кулисами рассказал… Умирает старый-старый еврей. И вот уже все, все. И вдруг он слышит запах фаршированного судака. «Внучек, пойди к бабушке, попроси, чтобы она кусочек рыбки дала». Внучек возвращается: «Бабушка сказала: это — потом»…
— И кого же вы развеселили? Людмилу Борисовну?
— Ее, ее. Как раз перед началом второго акта. И Бобер рядом стоял. Вот такая штука.
Чернокульский заливисто смеется. Он рассказывает, что независимо от того, играет он сегодня вечером или нет, он постоянно находится в роли, в материале. Даже когда копается в двигателе своего мотоцикла («с коляской!» — почеркивает он), всегда надо что-то подковырять, прогреть, поменять. Даже когда возится на кухне, готовит, например, свой коронный борщ — никому в доме не доверяет. А вообще по жизни он оптимист, уверен, что иначе на сцену выходить нельзя. Так было с первых дней его работы в театре — а начинал он в Кривом Роге, и это начало совпало с прекрасной порой, когда на сцену пришли молодые, горячие герои из пьес Виктора Розова. Сколько он таких задорных мальчишек переиграл! А потом уже — Севастополь, работа с замечательными режиссерами — В.И.Ясногородским, В.С.Петровым, в последние годы — с В.В.Магаром.
— Диапазон Чернокульского настолько широк, что позволяет претворять, казалось бы, несовместимые вещи, — считает режиссер В.И.Ясногородский. — Комедии, трагедии и все промежуточные жанры — вот амплитуда его творчества. Самым высшим его достижением я считаю роль Сорина в чеховской «Чайке». Гениальная роль! К сожалению, севастопольские зрители так и не увидели этот спектакль. Сорин там перекрывал всех. Он, а не Тригорин или Треплев, был главным действующим лицом. Чернокульский невероятно достоверен. Он может в театре все. Но, думаю, виноваты мы, режиссеры, что не дали ему раскрыться в полную меру. Используя его комедийные возможности, упустили, что он глубоко драматический и даже трагедийный артист.
Сам Чернокульский по-прежнему полон оптимизма. Во всяком случае, не подает виду, что многое его огорчает.
— 70 — это еще не предел. Главное, было бы в доме тепло и была бы зарплата. А тогда, пройдет еще десять лет — и рванем Шекспира — «Короля Лира». «О, господи, как с нами время шутит!» Но это не Шекспир сказал, это Флетчер в «Испанском священнике».
Он смеется, но в самом тоне, каким это было сказано, проскальзывают нотки грусти… Пауза… Борис Иванович вздыхает… Его глаза увлажняются.
