19o
Как-то сплоченное литературное трио, именуемое Козьмой Прутковым, не иначе как дружно посетив какую-то оперу, занесло в анналы своих сочинений такую фразу: «Иной певец подчас хрипнет». Упаси Боже, речь, конечно же, не пойдет о сценическом ляпе уважаемого в нашем Отечестве величайшего представителя славянской вокальной школы Федора Ивановича Шаляпина, юбилей которого мы сегодня отмечаем. То есть, конечно, о нем, но совершенно в другом ракурсе…
Многие гениальные представители рода человеческого совершают порой такие поступки, которые никак не вяжутся с той счастливо ими обретенной стезей, что вымощена хрустальными булыжниками открытий мирового значения или перлами искусства в кристально чистом виде совершенства. Вот всего лишь несколько парадоксальных примеров. Наш главный устроитель «Сорочинской ярмарки» и большой национальный дока по части утилизации «Мертвых душ» некогда пребывал в величайшем отчаянии, когда его не приняли актером в императорский театр. Готфрид Лейбниц, благодаря которому мы сейчас этак небрежно порой оперируем терминами «функция», «алгоритм» и дифференциальным исчислением, человек, именем которого назван даже некий «ряд», оказывается, в свое время серьезно увлекался…алхимией и написал довольно серую «Историю Брауншвейгского дома»…
Рене Декарт на пороге своих гениальных математических озарений вдруг «отключается» на два года, напяливает мундир голландского волонтера и начинает кочевой путь из армии в армию, где он оттачивает свой боевой дух, наверное, для того, чтобы потом, в мирном тихом кабинете, засесть, наконец, за «Основы аналитической математики»…
Гений физического эксперимента в сфере оптики американец Роберт Вуд, оказывается, время от времени серьезно «отвлекался» на литературные упражнения. К примеру, он однажды даже написал книгу «Как отличить птиц от цветов». А наш великий химик Александр Бутлеров, автор термина «структура» для обозначения взаимной связи между атомами, темой для своей диссертации вдруг избрал… бабочек Волги и Урала. Куда дальше плыть?
…Такие люди в некотором роде тараны. Если их духом овладевает вдруг — как блажь! — некая отвлеченная идея, они стремятся ее опробовать на всех «оселках» до тех пор, пока сами не убедятся: их затея — уже мумия, не востребованная жизнью. И бесспорное счастье таких гениев в том, что они зачастую шутя обходят созданные ими самими же «рифы» и продолжают свой триумфальный, избранный Богом, путь…
Многие из них считают подобную «блажь» передышкой.Немногие — второй счастливо открывшейся стезей. Но так не бывает. «Гений — это окольный путь природы», — как-то догадался один мрачный немецкий философ. Но все-таки — путь. Один — путь…
Федор Шаляпин в самый разгар своей блистательной сценической карьеры вдруг вознамерился стать поэтом и композитором на гребне Февральской (1917 г.) революции и ударился в создание…патриотических гимнов. Друзья-соратники по культурному цеху лишь в недоумении разводили руками: «Зачем сапоги тачать пирожнику?» Простой же народ все принимал за чистую монету. А великий певец некоторое время решительным образом позволял своей «слабости» безуспешно дозревать до обретения мнимого совершенства…
Этот девиз знаменитого ледового капитана «Дискавери» Роберта Скотта как нельзя лучше подходит к обрамлению сути жизненного кредо Федора Шаляпина. Именно таран напоминает его стремительный проход по сценической тропе жизни: во все, за что брался этот энергичный, громогласный великан, он вкладывал неимоверные мощь, волю, любовь и неиссякаемое терпение.
…Февральскую революцию Федор Шаляпин воспринял как некий торжественный пролог к целой плеяде арий из свободных демократических опер. Он активно включается в политическую жизнь глотнувшей, наконец, свободы России. Вместе с Н.Рерихом и М.Горьким организует депутацию для ходатайства перед Временным правительством об охране брошенных дворцов и художественных коллекций. Является членом «Особого художественного совещания по делам искусств» при Временном правительстве. Охотно участвует в благотворительных концертах, входит в состав совета Общества по изучению деятельности декабристов…
15 марта 1917 года в Мариинском театре состоялось объединенное заседание представителей оперы, драмы, балета, оркестра и хора для обсуждения вопроса о программе торжественных спектаклей. Речь зашла и о необходимости создания нового Государственного гимна Республики. Л.Андреев, А.Глазунов и другие участники того заседания вдруг с удивлением услышали предложение Федора Шаляпина… спеть его версию гимна, который назывался «Свободный гражданин».
Певец вышел на сцену и выдал одиннадцать куплетов своего монументального творения. Леонид Андреев после некоторого замешательства тактично предложил автору демократично удалиться в вестибюль, чтобы свободно обсудить в его отсутствие «поступившее предложение».
Почти единодушно гимн (как в части текста, так и в музыкальном плане) был признан диле-тантским и беспомощным.
Чего только стоит первое же четверостишие:
К оружию, граждане, к знаменам!
Единство силу дает.
Во славу русского народа
Тиран падет, тиран падет…А вот и фрагменты: «К хоругвям, граждане, к хоругвям!», «Тиранов жадных свергнем гнет!», «Пусть мирно пахарь наш живет!» и т.д.
Что двигало Великим Певцом? Непонятно. Может быть, это были отголоски того позорного вечера 9 ноября 1904 года, когда в Мариинке он пел ведущие партии в «Борисе Годунове»? После сцены галлюцинации занавес поднялся и из задней двери вдруг высыпал хор и несанкционированно запел гимн «Боже, царя храни», обратясь к Николаю II, сидящему с царицей в ложе. Хористы, надеясь таким образом получить, наконец, зарплату, заставили столбом стоящего вышедшего на овации Шаляпина тоже, как и они, бухнуться на колени. Певец в преддверии событий 1905 года был вынужден долго потом отмазываться, а Плеханов даже вернул подаренную ему фотографию с уничижительной надписью: «За ненадобностью».
Кстати, в своих дневниках певец через десять лет записал: «Я вообще никогда не любил странной русской манеры по всякому поводу петь национальный гимн». Но спустя несколько абзацев уточнил: «Петь гимн можно тогда, когда высоким волнением напряжена душа…»
Судя по всему, «пощечина» от соокопников по культурному фронту относительно предложенного им гимна России только подогрела его авторские амбиции. И Федор Иванович решил тогда получить уже народный мандат на гимн. 26 марта 1917 года на концерте-митинге Преображенского полка в Мариинском театре он на ура исполнил эту вещь — солдаты оказались народом невзыскательным и щедрым.
Но это было лишь всего одним «очком» в его пользу. Требовалось некое тиражирование успеха, а случай все не подворачивался. И «довольно удачная вещь» — таким эпитетом он проиллюстрировал гимн в своей «Летописи жизни…» — продолжала оставаться в тени, а свободная Россия, увы, довольствовалась «Марсельезой».
В конце марта 1917 года, уже готовясь к поездке в Крым, Федор Иванович в письме к дочери Ирине вновь возвращается к своей идее-фикс: «С этой вещью…я имел уже порядочно неприятностей, но что делать, не унываю».
В Гурзуфе в начале апреля 1917 года Шаляпин приступает вместе с двумя своими дочерьми к участию в съемках фильма «Сестра декабриста» по режиссуре друга юности Ивана Перестиани. Кстати, во многих источниках пишется, что по настойчивой просьбе приехавшего в Ялту весной с депутацией матроса с «Пантелеймона» Ф.И. Шаляпин прервал съемки и выехал в Севастополь, чтобы дать там благотворительный гала-концерт.
Между тем спонтанность и случайность его отъезда в наш город «по оказии» весьма сомнительна. Ранней весной 1917 года он был предупрежден своим старинным другом, известным российским сценическим деятелем Вениамином Никулиным, что по инициативе Московского Совета рабочих депутатов в Севастополь направляется целая группа актеров — В.Пашенная, В.Петипа, Н.Радин. И уже, вероятно, тогда у Федора Ивановича рождается идея: «под вуалью» будущего благотворительного концерта повторить триумф своего гимна, имевший место быть лишь однажды — на концерте-митинге перед «преображенцами» в Петрограде. Не исключено, что именно по этой причине Шаляпин срочно выехал в Крым, благо что и семья его проживала под Нижним Мисхором — на даче Мурзаевой…
В мае — июне 1917 года Шаляпин неоднократно наезжает в Севастополь. Он настойчиво ищет талантливых «певчих моря» для матросского хора. Приступает в гостинице Киста к репетициям. 7 июля 1917 года местная газета «Крымский вестник» пишет: «Шаляпин сам руководит репетицией… «Песнь революции» звучит бодро и производит большое впечатление».
Кстати, есть резон развеять еще одно заблуждение, бытующее в периодической печати. «Гимн революции», «Песнь революции», «Песня революции», «Песнь о революции», «Свободный гражданин», «Революционная песня», «Гимн Республики» и, наконец, «Патриотическая песнь» — это все одно и то же. Все та же «золушка», которую Федор Иванович не терял надежды в Севастополе обуть в хрустальные башмачки всенародного признания.
…О том, как прошел 11 июля 1917 года знаменитый гала-концерт Федора Шаляпина у нас, в Летнем театре Приморского бульвара, написано и премного, и превосходно. В белой матросской робе Шаляпин в первом отделении обратился к 30 тысячам своих благодарных слушателей в бескозырках и солдатских фуражках с проникновенным словом о благотворном воздействии музыкального слова на свободного человека.
Далее он пел «Есть на Волге утес», «Титулярный советник», арию «Мельника» Даргомыжского, украинскую песню «Оженився комар»…
Малоизвестное исследователям жизни и творчества Ф.И.Шаляпина свидетельство слушательницы этого концерта художника МХАТа, члена художественно-просветительной комиссии при Совете рабочих депутатов Петрограда Елены Бебутовой (в 1964 г. вышли ее воспоминания) есть смысл привести дословно: «Концерт был необычный. Шаляпин написал революционный гимн и, собрав большую группу черноморских матросов-украинцев с великолепными голосами, сам одетый матросом, вышел с громадным алым знаменем. Он запевал, хор подхватывал…Второе отделение концерта Шаляпин начал «Мельником» Шуберта — арией «В путь». Он изменил свой облик, перед нами была высокая фигура в черном фраке. Народ стоял стеной…»
Неповторимый бас России свое детище — «Свободный гражданин» — приберег в том знаменательном концерте, как говорится, на посошок. И спел это свое творение на полный и безоговорочный «бис» под аккомпанемент композитора Мирона Якобсона. «Последний аккорд» оказался победным. Благодарные, совершенно не привередливые слушатели «качали меня на руках», как напишет спустя несколько дней Федор Шаляпин своему повару Николаю Хвостову.
…Замолкли звуки последнего, одиннадцатого куплета шаляпинского революционного гимна. Приморский бульвар был буквально оглашен (по удачному выражению Мусоргского, также некогда побывавшего здесь у нас с гастролями) овациями. И вдруг из задних рядов свежесколоченных скамеек, опоясавших Летний театр, прорезался тонкий дискант: «Даешь «Дубинушку»!»
И Великий Артист не устоял. Ухнул! И сама собой пошла-понеслась, невольно затеняя «последний аккорд», знаменитая богдановская песня — замковый камень в триумфальной арке шаляпинского таланта — вкруг по Приморскому бульвару, раскатывая валы волн его неподражаемого голоса уже и вдоль по Екатерининской…
Певца, чью грудь через плечо опоясывала муаровая лента с надписью «Благодарное общество народных университетов 11 июля 1917 г.», хористы вынесли на руках к автомобилю, стоящему у торца гостиницы Киста. Ликующая толпа долго не расходилась…
Как бы подводя итог «прокату» шаляпинского гимна в нашем городе, можно сказать, что «фокус» вообще-то «удался». Триумф был полный, но, так сказать, всеобщего плана. Местная и столичная пресса особого акцента на успехе гимна не сделала. И повторенное затем дважды на благотворительных концертах перед матросами Кронштадта это, прямо скажем, вымученное чадо Шаляпина так и осело потом в сборнике «Песни и гимны свободной России» , изданном в 1917 году. Больше к болезненной теме гимна Федор Иванович не возвращался, а его «Песнь» вновь увидела свет лишь в 1983 году в репринте сборника.
А вот о последствиях этого севастопольского концерта в целом есть резон сказать особо. Из нашего города Шаляпин сразу же выехал на лечение в Кисловодск. Видимо, такими разительными были впечатления от героического Севастополя на фоне «малореволюционного» Кисловодска, что Шаляпин, как бы сойдя с небес на землю, в одном из писем родным вдруг заговорил о голодном Петрограде, о суетливой меркантильной Москве, о том, что «может быть, театры совсем работать не будут». Хотя здесь, на Кавказе, он все-таки, мол, изредка ест белый хлеб, а за концерт получил целых 10 тысяч рублей.
«Была, конечно, — пишет он, — травля в газетах …Я предпочел бы устроить здесь так же, как и в Севастополе, демократический концерт с совершенно низкой платой, но ни публика, ни помещение, ни само настроение места «Кисловодск» этого делать мне не позволили…»
То есть Федор Иванович от «почерка» своей противоречивой, импульсивной натуры не отступил ни на шаг: он умел быть и выглядеть беззаветно преданным Республике и народу бескорыстным гражданином…в Севастополе и…кушать изредка белый хлеб, отбиваясь от своих недоброжелателей и завистников на Кавказе, в Москве, в Петрограде.
А теперь напоследок о том материальном «презенте», коего был удостоен Ф.И.Шаляпин благодарными отцами нашего славного города в суровые годы революции на юге России. За то огромное моральное и эстетическое удовольствие, которое доставил своим слушателям Федор Шаляпин 11 июля 1917 года, они «оплатили» ему щедро, от всей души. В начале января 1918 года в Крыму сложилась тревожная военная обстановка и семья Шаляпина просто не могла спокойно, без потрясений выехать из Ялты в Москву. В Музее КЧФ хранится следующий документ. Он был когда-то подарен музею Ириной Шаляпиной. Это — Отношение комиссии по охране города и крепости Севастополь, адресованное комиссару Лозово-Севастопольской железной дороги: «Совет старшин Клуба Флота и Армии просит оказать полное содействие при переезде из г. Севастополя в Москву семье артиста товарища Ф.И.Шаляпина…»
Но еще более впечатляющим по экспрессии выглядит документ, на который почти никто из исследователей почему-то не ссылается. О нем была публикация в киевской «Рабочей газете» 26 сентября 1965 г.: «Председатель полкового комитета, член штаба 1-го Черноморского революционного отряда подпоручика Андрея Толстова написал в мандате, также выданном семье певца: «Товарищи! Не беспокойте обысками и возьмите под свою охрану семью и детей нашей гордости России — Шаляпина».
Вот так славы достойный Севастополь благодарно рукоплескал — уже как бы вдогонку — своему всемирно знаменитому хормейстеру, гостю, тоже славы достойному, «Патриотическая песнь» которого, демократично вобрав в себя все — и Шуберта, и Мусоргского, и «Дубинушку», и романсы Мирона Якобсона — воодушевила геройский город у моря на вечную память потомков о замечательном явлении Великой матушки природы — Федоре Ивановиче Шаляпине.
На снимках: малоизвестная фотография Федора Шаляпина, хранящаяся ныне в одной севастопольской семье; муаровая лента, которая десятки лет находится в экспозиции музея театра им.А.В.Луначарского; летний театр на Приморском бульваре (редкое фото).
