6o
Есть на селе давняя традиция: с наступлением холодов резать кабанчиков. Эту неприхотливую скотину на дешевых кормах выращивают все лето, чтобы иметь на зиму свое мясо да сало толщиной с ладонь доброго мужика. Кто не ленив и помнит кулинарные рецепты стариков, делают домашние колбасы, сальтисоны, буженину и прочие вкусности, поддерживающие в зиму хорошее настроение, скрашивающие скупой сельский быт и задающие тон новой работе. Заколка кабанчика — семейный ритуал, в котором распределены все роли. Заранее известно, кто будет резчиком, кто огнем опалит тушу, кто разделает ее, а кто приготовит жаркое из печенки, чтобы за семейным застольем отметить принесение скотинки-кормилицы в жертву чревоугодию.
Застолье по сельским правилам — дело почти святое. Вот и в доме Ивана Карповича по улице Просвещения в селе Черноречье на заколку кабана собралась родня: брат, сыновья, невестка, внуки. Все в приподнятом настроении. Когда округу огласил предсмертный поросячий визг, а тушу разделали и смыли с рук безвинную кровь, уселись за стол, украшенный жарким мясом и бутылками самогона. И потекла неспешная семейная беседа о житье-бытье. Говорили о покупке поросенка, о работах по дому, о задержке зарплаты, о судьбе агрофирмы «Золотая балка», где работал на пилораме младший сын Ивана Карповича Виталий, который был за столом самым разговорчивым.
По мере произнесения заздравных тостов разговор становился громче. Слушали друг друга все хуже, и все чаще Виталий перечил то отцу, то старшему брату Юрию, то всем враз. Юрий попытался урезонить его, но в ответ на увещевания получил от меньшого брата удар в лицо. Застолье расстроилось. Уже ничто никого не радовало. Глава семейства предложил честной компании отойти ко сну, а Виталию выпивки больше не давать. Того это взбесило. Он схватил со стола два ножа и загнал в дом всю родню, которая укрылась от буяна за закрытой дверью. Виталий начал бить окна. Это заставило Ивана Карповича выйти на улицу. Здесь он и столкнулся лицом к лицу с обезумившим от перепоя Виталием. Мог ли предположить отец, что падет от руки сына, в воспитание, обучение и в наставления по жизни которого он с женой вложил столько труда. И в свои тридцать с лишним лет Виталий нуждался в постоянном контроле.
По заключению судебно-медицинской экспертизы, смерть Ивана Карповича от удара ножом в сердце наступила почти мгновенно. Еще дважды сын всадил нож в уже безжизненное тело отца. Случившееся было столь очевидно, что на следствии Виталий полностью признался в своем преступлении. Копаясь в своей грешной душе, он так и не смог осознать причины своей агрессивности. Только говорил: «Я много выпил и ничего не помню». Не помнил и того, что в слепой пьяной ярости ударил мать, пытавшуюся развести отца и сына.
Это верно, что каждая трагедия индивидуальна. Но происшедшее на улице Просвещения (название-то какое хорошее) для села почти типично и привычно настолько, что особо не выделяется на фоне чернореченского бытия. Здешний люд друг о друге знает многое, но злопамятством не грешит. Вот пройдет год-другой и забудется, как хоронили Ивана Карповича, как увозили в наручниках Виктора, как в один день осталась женщина без мужа и сына. Вот, дай Бог, отбыв свой срок, вернется на свою родную улицу отцеубийца. Хорошо если за это время все изменится до неузнаваемости. А ну как все останется неизменным — и предзимние заколы кабанчиков, и море разливанное самогона, и пьяный мордобой, и таксофоны без трубок, и множество других мелочей, в которых просто и безвозвратно пропадает человеческая жизнь.
Автор благодарит за помощь в подготовке публикации первого заместителя прокурора Севастополя Станислава МАНДРИЦКОГО.
