15o
Рубрику ведет Леонид СОМОВ
«То, что в одном веке считается мистикой, то в другом становится научной истиной» (Парацельс)
Помнится, разговор этот состоялся лет двенадцать назад, когда наши три семьи пошли в поход с детьми в район Черноречья. Разбили на опушке чахлого крымского лесочка две палатки, сели на берегу речушки у костерка, и вскоре разговор у нас почему-то зашел о …клинической смерти. «Самый умный» из нас, доцент из Волгограда Сашка Мацура, едва услышав о «свете в конце тоннеля», безапелляционно заявил, что это, мол, «все чушь». Причина видения умирающим человеком тоннелей или удлиненных мешков проста, как апельсин. Дело в том, что любой ребенок в чреве матери проходит десятисантиметровый родовой путь, ему явно впереди видится свет, а потому тоннель в период клинической смерти — это как бы возвращение по пути «из греков в варяги», предчувствие возможной родовой патологии.
Кто-то Саше робко возразил, кто-то отмолчался. А Виктор Семашко, трал-мастер из СПОРП «Атлантика», подбросил в костер поленце, крякнул и сказал: «Ребята, вот вы какие-то псевдонаучные доводы приводите, гадаете на кофейной гуще, а я вам из своей жизни очень интересные факты приведу». И вот о чем он рассказал.
— В 1966 году я жил в Ташкенте, только-только начинал свой трудовой путь. Об институте как-то тогда не задумывался, казалось, что профессия мачтовика-электромонтажника никогда не даст умереть с голоду, постоянные командировки не были в тягость. Помню, я вернулся как раз из Денау, есть такой маленький городишко в Сурхан-Дарьинской области Узбекистана, и отдыхал положенные мне трое суток. Жил я тогда с братаном в пятиэтажном доме на Чиланзаре, на третьем этаже. И вот как раз на второй день моего отдыха в Ташкенте случилось знаменитое (1966 года) землетрясение. Я проснулся оттого, что моя кровать резко поползла к окну. В ушах стоял жуткий тягучий грохот, казалось, за окном работает с десяток дизелей. Ничего не понимая, кинулся к двери и едва успел сбежать на первый этаж, как дом рухнул. Последнее, что я помню на этом этапе катастрофы, — это мое стремительное падение вниз, в какую-то подвальную яму. Сверху загрохотали треснувшие, как орехи, панели, я получил сильный удар по спине и оказался как бы в основании панельной пирамиды: две глыбы «домиком» подперли друг друга, а я, скорчившись, лежал под ними в полуметровом узком пространстве.
Жутко саднило плечо, я его, как потом оказалось, вывихнул. А из внешнего мира доносились до моих ушей только ставший чуть «пониже» рокот ненасытной стихии и откуда-то журчание вытекающей воды.
…Прошло, как мне показалось, несколько часов. Я то впадал в забытье, то, напряженно прислушиваясь, очень долго лежал, закрыв глаза, превозмогая боль. Лежал и молил Бога о спасении…
Но вот наступил тот страшный момент, когда земля задрожала с еще большей силой и моя «пирамида» внезапно стала разрушаться. Раздался глухой треск, что-то садануло по голове и дальше… пошла фантастика. Я как бы воспарил над останками рухнувшего дома, увидел с высоты 40 — 50 метров солдат, которые разрывали лопатами и ломами первый подъезд, как раз тот, где я жил. Вот подъехала маленькая темно-зеленая военная машина, ее называют «козел». Из нее выскочил худой капитан-азиат, он приказал сержанту на поиски живых «пустить Алабоя», то есть розыскную, специально обученную собаку. Сержант, правда, ответил, что, мол, собака не кормлена. «Так накорми и поживее, люди гибнут», — прокричал капитан и, махнув рукой, сел в свою машину. Я увидел, как автомобиль, рыскнув с ходу метра на четыре, вдруг затормозил — под колесами внезапно застрял баллон со сжиженным газом.
А дальше — дальше я просто отчетливо помню, как меня отрывали солдаты из моего заточения, как везли в той самой зеленой военной машине в больницу.
Придя в чувство, я увидел себя на жесткой койке, всего перебинтованного. Что интересно — рядом лежал как раз тот самый солдат с перебитыми ногами, которому капитан приказывал накормить собаку. Он был в полном сознании и лежал, не двигаясь.
— Скажи, браток, а ты успел Алабоя накормить? — спросил я.
Солдат удивленно вперил в меня свои, как два огромных кофейных зерна, глаза и спросил:
— Откуда знаешь? Ты же под землей умирать тогда был?
Вот и я думаю нередко о том, как же мне все-таки удалось вырваться из лап смерти и в кои веки полетать над собственной каменной могилой.
…Мы долго молчали и с уважением поглядывали на Витьку. Вот тихушник…
