13o
Будто плотину прорвало. Никогда в наших отечественных средствах массовой информации не было так много исповедальных интервью со всякого рода знаменитостями, как в последние годы. Хотя именно этот жанр в советской журналистике ценился не очень высоко, как не требующий высокой квалификации.Тем не менее объяснить засилье «разговоров» в нашей прессе и на TV только снижением общего уровня отечественных СМИ было бы не совсем верно. Сыграл свою роль огромный зрительский и читательский спрос — всегда наличествовавшее, но не утоленное в прежние времена любопытство народных масс к личной жизни VIP-персон. Ибо оные, даже появляясь на страницах и экранах, были тогда «застегнуты на все пуговицы». И вот пуговицы позволили расстегнуть. К вящей радости журналистов, к восторженному удовольствию звездных личностей и их пиарщиков. И началось такое, что впору вспомнить Ахматову: «Я научила женщин (мужчин. — Ред.) говорить, но, Боже, как их замолчать заставить?!»
Столько разочарований, сколько я испытала только за минувший год от «общения» с прежде мной почитаемыми, я, пожалуй, не испытала за всю свою предшествующую жизнь. Откровенность во взглядах и чувствах оказалась элементарной распущенностью, дешевым эпатажем, раскованность в мыслях — чернухой и тривиальностью, достоинство — амбициозностью «мещанина во дворянстве». Безусловно, не у всех, но слишком у многих. В общем, мое любопытство как представителя народных масс утолили до легкого подташнивания.
Но не так давно, «бегая» по телеканалам в очередную рекламную паузу среди фильма на ОРТ, я увидела на УТ-1 Клару Лучко. И остановилась. Привлекло меня не столько лицо бывшей советской кинозвезды, сколько то, что она говорила. Это были серьезные, глубокие размышления о советском и современном кино, о непредсказуемости и зигзагах истории, превратностях актерской и женской судьбы, о непреходящих ценностях, о мужестве, которого жизнь требует от человека, даже если он внешне успешен. Периодически монолог актрисы дозированно, тактично перебивался вопросами и комментариями ведущей (как я позже узнала, программа называется «Имена», а ее автор и ведущая — Оксана Марченко). Это было емкое добавление к тому, о чем говорила Клара Лучко, но уже в авторском, журналистском преломлении. Притом авторства было ровно столько, сколько нужно, чтобы герой передачи оставался героем, а не поводом для репрезентации журналиста. Стиль, отличный от нынче принятого на нашем телевидении, — без искусственной камерности интерьера, без крупных планов кокетничающих, игривых говорунов ведущих. Некий академизм, который кому-то покажется устаревшим, но который на фоне растиражированной в СМИ раскованности как самоцели, выглядит свежо и нестандартно. Как бы странно это ни звучало.
Первые впечатления от «Имен» укрепились во мне еще больше после последней, в прошлую субботу, программы, приуроченной к дню начала Великой Отечественной войны и посвященной герою Украины, бывшему советскому разведчику Евгению Березняку. Напомню, он стал прообразом известного киногероя — майора Вихря.
И в этом выпуске программы Марченко верна своему приему: основное экранное время занимают рассказ Березняка плюс короткие дополнения к образу героя его родных, знакомых по той страшной войне поляков, профессионалов спецслужб. Самой ведущей «в телевизоре» мало. При этом ожидаемой монотонности, снижения интереса от обилия «говорящих голов» нет. И дело даже не в том, что создателям программы повезло: емкие фрагменты из любимого всеми фильма «Майор Вихрь» органично вплетены в ткань повествования. Монолог Березняка смонтирован, выстроен по принципу внутреннего драматизма, который и держит интерес зрителя. Это гестаповский плен. Это День Победы в лагере для «врагов народа». Это трогательная встреча с дочерьми польского подпольщика. Это встреча в Ереване через много лет после войны с бывшим руководителем абвер-группы Гартманом.
И, наконец, как мне кажется, кода всей передачи — рассказ Евгения Березняка о своей последней поездке в Краков. Случайно ему попалась на глаза газета «Голос Кракова», где советских солдат, освобождавших город, называли бандитами, оборванцами, оккупантами.
— В тот день, — говорит Березняк, — я выступал на всепольской конференции историков, куда меня пригласили не власти, а общественные организации. Поднявшись на трибуну, я обратился к залу: «Господа, почему вы называете тысячи советских солдат, погибших за Краков, оккупантами? Если бы не разведчики армии маршала Конева, памятник которому вы убрали со своей площади, не было бы Вавеля, Ягелонского университета, театра Словацкого, Марианского костела — всего того, чем вы гордитесь. Потому что все было заминировано. И это советские разведчики отвели беду от вашего города».
Я привела этот фрагмент рассказа почти дословно, потому что некоторые параллели с нашей украинской действительностью напрашиваются сами собой. И отдаю должное Оксане Марченко: она не побоялась этих параллелей. Как, впрочем, тоже пошла против течения, сохранив слова Березняка о том, что в 40-м году, до присоединения Львова к СССР, в городе из 114 школ было только 3 украинских, 14 еврейских, остальные — польские. А всего через год Cоветской власти уже в 80 львовских средних школах преподавание шло на украинском языке. Ныне об этом многие в Украине предпочитают умалчивать.
Программа «Имена» еще достаточно молодой телепроект. И, естественно, он пока находится в стадии становления. Мне, например, думается, что от выхода к выходу программа все больше тяготеет к жанру телеочерка, непопулярного сегодня у большинства журналистов из-за необходимости большей, чем распространенные «разговоры в эфире», предварительной работы. Разноплановых съемок, встреч, сбора и анализа фактов, композиционной выстроенности материала. Провисни одно из названных звеньев — и конечный результат уже будет не тот. Оксана Марченко в какой-то мере рискует, вступив на путь далеко не наименьшего сопротивления. Но, как говорится, сделанный нами выбор — это предчувствие наших возможностей.
