Плохая примета

Рубрику ведет Леонид СОМОВ

«То, что в одном веке считается мистикой, то в другом становится научной истиной». (Парацельс)

Выход корабля в дальний боевой поход, на котором мой муж Александр в должности военврача проходил службу, был назначен на последний день февраля. Накануне утром мы с ним попрощались дома, когда он уезжал на корабль, который стоял у «стенки» на Угольной. Но я просила мужа разрешить мне приехать на следующее утро на причал, чтобы увидеть отход корабля, хотя Александр и отговаривал: мол, на КПП не пропустят на пирс и т.д. Но все же следующим утром я приехала и беспрепятственно прошла на причал, так как дежурные матросы на КПП, узнав, куда я иду, пропустили без лишних вопросов. Все, кто пришел проводить в море своих детей, мужей, отцов, могли издали наблюдать за приготовлением к выходу в море корабля: команда была построена на корме, прибывшие военные начальники напутствовали уходящих в дальний поход моряков. Затем провожающие покинули корабль. Ну, думаем, сейчас уберут «концы» и…пошли!

Ничего подобного. Когда на машинах уехали члены военной комиссии из числа провожающих, то несколько человек из команды корабля сбежали по сходням на пирс еще раз попрощаться со своими родными. Это было так неожиданно. Ведь это против всех неписаных правил и разделов Устава корабельной службы. Среди спешащих на пирс был и мой Саша! Подбегая, он запнулся о какой-то трос, так как под ноги особенно не смотрел, а лишь стремился ко мне проститься (в последний раз, но тогда мы этого не могли осознать). Кто мог знать, что эти две-три минуты подарены были судьбой нам, чтобы остаться в памяти навечно, хотя ничего значительного мы друг другу не поведали в ту минуту — сказалось волнение перед расставанием, как мы думали, на полгода с небольшим.

Когда вся команда военного корабля была уже на своих штатных местах и отданы швартовы, корабль медленно стал отходить от «стенки», как говорят флотские. Я все ждала, когда корабль развернется и пойдет по бухте навстречу боновым воротам. Но что-то странное показалось нам, кто остался на пирсе, в движении корабля. Вот он уже развернулся и не спеша двинулся вдоль бухты, но потом замедлил ход, затем дал немного задний, а потом и вовсе застопорил его. Шли минуты, прошло, наверное, больше часа, а эсминец все стоял, не двигаясь с места.

Только после возвращения корабля, по прошествии шести месяцев и похорон мужа, офицеры-сослуживцы рассказали, что во время разворота корабля был потерян малый якорь. С берега подали команду найти его и приварить. Настроение экипажа было подавленным, ведь моряки (даже и военные) — народ суеверный. Но отмены убытия корабля в этот день не последовало, и он ушел в океан, чтобы выполнить поставленную задачу. В течение пяти месяцев моряков не покидало какое-то нехорошее предчувствие — вплоть до того рокового августовского утра, когда остановилось сердце молодого военврача. Вот тогда все и вспомнили, что это плохая примета — возвращаться с полпути.