15o
Синий абрис гор, изысканная извилистость голубой бухты, двухэтажный домик под красной крышей у самой кромки воды… Здесь прошло детство Зиновия Ивановича Филиппова. И этот старый дом, и окна, выходящие с одной стороны на бухту, с другой — на площадь, и яркий трамвайчик, добегающий в Балаклаву из Севастополя, и многие заповедные уголки этого Богом данного места не покидали Филиппова ни в Москве, куда в тридцатые годы переехала семья, ни на фронте, под Великими Луками, где он, пулеметчик, комсорг роты, был контужен и замерзал в топких заснеженных болотах. И наверняка погиб бы, если бы не лошадь, которая не отошла от тяжело раненного солдата и дождалась, пока его обнаружат. Дни и недели забытья, медсанбаты и госпитали — и снова жизнь.Сегодня Филиппов вспоминает то счастливое севастопольское детство:
— Балаклавские мальчишки целыми днями барахтались в воде. На набережной, на выходящем в бухту помосте сидели рыболовы, взрослые и дети, ловили рыбу не удочкой, а прямо леской с множеством крючков и наживкой на конце. Дед соорудил мне сачок, и я охотился за косяками хамсы, снующей прямо под боками кораблей и яликов. Ел царскую рыбу-султаночку (до сих пор помню сладковатый запах жареной рыбы!) и пил противный рыбий жир. Время было тяжелое, а рыбы полно, как в аквариуме. И красота — набережные, граничащие с водой, древние башни. Тишина. Только чайки кричат со всех сторон. В Балаклаве я впервые увидел легковой автомобиль, который источал ароматный запах бензина. Там я лазал по мшистым камням Генуэзской крепости, любовался оттуда мысом Айя, который еще называли Спящей Красавицей. Видел черное, как смола, бушующее море. Сероводород во время урагана выходил из глубин, а море из бирюзового становилось черным с белыми барашками. Представлял, как во время такой же бури здесь погибла английская эскадра и ушел на дно знаменитый корабль «Принц», как говорили, с несметным количеством золота. Дотрагивался до поднятого эпроновцами коленчатого вала, валявшегося на берегу, и часами наблюдал за работой водолазов и их необычным, словно распластанным кораблем, который стоял у входа в бухту.
Корни семьи Филипповых уходят в русскую глубинку. Деревня была бедная, деды работали на барина. На зиму крестьяне отправлялись «в отход», на заработки. На юг. В Севастополе осели. Становились строителями, каменщиками. Отец Зиновия Ивановича совсем еще молодым строил в пос.Голландия знаменитое здание кадетского корпуса. Когда сын подрос, отец показывал ему те самые камни на фасаде, которые он когда-то укладывал. Острая мальчишеская память сохранила многие приметы и события двадцатых годов, в том числе страшное землетрясение 1927 г.
Увиденное в юности через годы и десятилетия приобрело живописный смысл, наполнилось красками и оттенками. Много лет спустя Зиновий Филиппов, тогда уже выпускник Латвийской академии художеств, получил командировку в Крым, чтобы написать переход через Сиваш Красной Армии и в ее рядах латышских стрелков. Конечно же, закончив работу, он не удержался и приехал в Балаклаву. Только примостился над бухтой с этюдником, как возник перед ним человек в военной форме и сурово потребовал убрать холст и краски: Балаклава еще долгие годы оставалась закрытым объектом. Уже потом, в Риге, Зиновий Иванович по памяти написал вечернюю Балаклавскую бухту — бухту своего детства. Картина эта, как и многие другие, теперь хранится в Художественном музее им. М.П.Крошицкого. Его работы находятся в Музее героической обороны и освобождения Севастополя, в Национальной картинной галерее им. И.К.Айвазовского, в Национальном музее Праги, в Одесском и Симферопольском художественных музеях, в Феодосийском литературно-мемориальном музее А.С.Грина. Четырнадцать полотен З.И. Филиппов в свое время подарил музею севастопольской школы 18. Эти полотна еще не видели ни искусствоведы, ни поклонники его таланта. Они посвящены военным событиям: «Возвращение в Севастополь», «Салют Победы в Севастополе». Есть там полотно «Лейтенант Шмидт», есть эскизы на героические темы.
Что бы ни писал Зиновий Иванович за 50 лет своего творчества, он неизбежно возвращается к Балаклаве. Вот только несколько последних полотен, посвященных 2500-летию Балаклавы и экспонировавшихся на недавней выставке в Художественном музее им М.П.Крошицкого: «Розовая Балаклава», «Чембало», «Пляж в Балаклаве», «Лестница в Балаклаве», «Балаклава. Лодки», «Утро», «Балаклава. Козы», «Балаклава. Крепость», «Балаклавские маки», «Балаклава. Мыс Айя», «Балаклава. Синий домик», «Вид на восточний берег» — таков далеко не полный перечень балаклавских картин, написанных художником в 2002-2003 гг.
На полотнах З.И.Филиппова во временном пространстве Балаклава видоизменяется, преображается, она становится вместилищем всех его романтических мечтаний, она наполняется образами дорогих ему людей. Еще в начале 60-х годов, когда строилась гостиница «Украина», возникла идея сделать в фойе мозаичное панно «Алые паруса». Работу поручили группе художников, в числе которых был и З.И.Филиппов. С тех пор и Грин, и гриновские герои навсегда вошли в жизнь и творчество Филиппова, а алый парус поселился на многих его полотнах как вечный образ светлой надежды.
— Почему я взялся за гриновскую тему? Потому, конечно, что мне нравятся его произведения. А ведь сам он был человеком с несчастной судьбой. Но он нашел свой мир — не в Старом Крыму, не в Феодосии. Он придумал свою среду. Я тоже, не сознавая, стал сочинять свой мир — то ли Лисс, то ли Зурбаган, то ли Гель-Гью. Писал их, а виделись Балаклава, Севастополь.
В облике Балаклавы, живописной столицы его творчества, стали постепенно проявляться черты, характерные для гриновских городов, — те же кривые улочки, маленькие домишки, гостеприимные таверны, те же Фрези Грант, Ассоль, капитан Грэй. Но что самое любопытное, в этот мир художник стал вводить известных писателей и поэтов, рыбаков и моряков. Над крутым обрывом у старых крепостных стен, за уютными столиками кафе располагаются узнаваемые Александр Грин, А.И.Куприн, Максимилиан Волошин, Марина Цветаева, Геннадий Арефьев. Здесь слышится чарующая мелодия скрипки — со скрипачом Алешей, который лечился в Балаклаве от туберкулеза, Филиппов познакомился в детские годы и сохранил его светлый облик на всю жизнь.
В мир этих персонажей Филиппов включает и себя, выдумщика и фантазера, поэта и романтика. Он как бы со стороны наблюдает за событиями, происходящими в Гринландии, радуется, иронизирует. Он живет в этом мире вместе с ними, и в том его мудрость и гармония. Ведь он, перешагнувший порог 80-летия, по-детски наивен, непритязателен, не по времени бескорыстен и щедр.
