14o
В Севастополе 8500 душевнобольных. По официальному учету. Фактически же число людей, страдающих психическими расстройствами, значительно больше. В стенах психиатрической больницы на излечении постоянно находятся и получают медицинскую помощь в так называемом дневном стационаре более 650 человек. Сколько еще в этой помощи нуждаются, но находятся дома под опекой родственников — точно не знает никто. Не знает и главный врач городской психиатрической больницы кандидат медицинских наук Георгий КАДОМЦЕВ, который правит свою службу двадцать шестой год. Но ему доподлинно известно, как тяжка и безысходна участь тех, кто волею судеб обречен ежедневно разделять страдания близкого человека и зачастую сознавать бессилие всего мира вернуть его к нормальной, полноценной жизни.Пребывая в том мире четверть века, можно, повинуясь природному чувству самосохранения, зачерстветь душой и отдаться потоку жизни, сложенному из объективных обстоятельств, над которыми человек не властен и потому не заслуживает упрека. Не хотел бы произносить в адрес Кадомцева дифирамбы, но как тут не вспомнить встречу с ним в пору, когда Союз уходил в небытие. Георгий Михайлович водил меня по гулким пустующим помещениям служебного корпуса, в которых еще недавно были мастерские, где находящиеся на излечении больные клеили картонные коробки, сбивали ящики, выполняли простые швейные работы. Все это как нельзя лучше отвечало понятию трудовой и социальной реабилитации больных и являлось источником дополнительных средств, которые направлялись на улучшение медицинского обслуживания и содержания людей, страдающих психическими расстройствами. На всем этом стараниями чиновников и «доброжелателей» был поставлен крест. Мастерские, несмотря на то, что опыт Севастополя заимствовали лечебные учреждения в других областях Украины, были переданы кооперативу, который благополучно загубил дело. Больница вновь съехала на скудный рацион бюджетного финансирования, а Кадомцев получил от начальства строгое внушение впредь не проявлять инициативы, не экспериментировать на свою голову, а довольствоваться в лечении и содержании больных мизерными финансовыми средствами, которые давало государство.
Жизнь больницы пошла по наезженной колее, но на главврача строгое внушение действовало недолго. Его сдерживающее начало не могло устоять перед теми бедами больных, которые Кадомцев видел ежедневно, как говорится, крупным планом. Во многом его стараниями, поддержанными управлением здравоохранения, в городе три с половиной года назад было открыто общежитие для одиноких, потерявших свое жилье, утративших социальные связи и страдающих психическими расстройствами. К сожалению, общежитие рассчитано только на 15 человек и в него закрыт доступ для больных престарелых людей, которые, как уже было сказано, находятся в семьях под опекой родственников.
А два года назад, не предвидя худых последствий этого, Георгий Кадомцев согласовывает в городском управлении здравоохранения открытие в своей больнице гериатрического отделения на 20 коек. Что такого количества мест явно недостаточно, было ясно еще до того, как отделение было заполнено. Ежедневно к главврачу обращалось по нескольку человек с просьбой принять на лечение и содержание своего близкого. Приходилось отказывать родственникам, которым оставалось лишь одно — сохранять бесконечное милосердное терпение и подчинять без остатка все свое бытие тому, кому без врача помочь невозможно. Как невозможно было плененным семейным горем обрести естественное право на свою личную жизнь и на элементарную свободу выбора в делах и поступках. Отказывать потому, что новое отделение и без того ложилось бременем на скудный бюджет больницы, на лечащих врачей и обслуживающий персонал — на поваров, уборщиц, нянечек, прачек. Они с увеличением своих трудовых затрат не получили никакой прибавки к зарплате. Некоторые из них подали заявление об увольнении. Но это было не все. Средств на содержание больных гериатрического отделения, в сущности, тоже не было. Больница и без того финансировалась лишь на 60 процентов от потребности.
Оставалась надежда только на благотворительную помощь родственников стариков. Чтобы придать ей открытую и узаконенную форму, Георгий Кадомцев издал и согласовал в управлении здравоохранения приказ. Им рекомендовался минимальный и максимальный размер благотворительной помощи, которая не являлась строго обязательной, а также определялся порядок расходования этих средств на медицинское обслуживание, питание, содержание и социальную помощь престарелых людей. Все благотворительные пожертвования вносились в бухгалтерию. Она в установленном порядке фиксировала как приход, так и расход денег. Надо сказать, что оказание благотворительной помощи лечебным учреждениям из-за бедности госбюджета стало довольно распространенной и неизбежной практикой.
Принимая во внимание не только это, а прежде всего высокую медицинскую и социальную востребованность городом отделения, Георгий Кадомцев к проверке использования благотворительной помощи прокуратурой отнесся спокойно и вовсе не предвидел того, что новое отделение придется закрыть. Прокуратура опротестовала его приказ, регламентирующий благотворительные взносы. Без них работа гериатрического отделения, показавшего высокую эффективность социальной и медицинской реабилитации в нем больных, стала невозможной. Прием больных прекращен, идет только их выписка. Кадомцева осаждают родственники, вынужденные забирать больного домой и вновь погружаться в омут повседневных забот по уходу за ним.
Нет оснований укорять прокуратуру, которая, в сущности, наложила запрет на работу гериатрического отделения. Формально она права. Но разве не прав Георгий Кадомцев, который, руководствуясь законом Украины «О благотворительной помощи и благотворительных организациях», за счет пожертвований смог довести до норм Минздрава расходы на медицинскую и социальную помощь, уход и питание больных? Кормить их в день не на 1 гривну 18 копеек, а на 4,05 гривны, чтобы человек, страдающий душой, был избавлен от телесных мук из-за недоедания.
Как разрешится эта ситуация конфликта закона и целесообразности — пока неизвестно. На нее накладывается консервативное по своей традиционности отношение общества к душевнобольным, которые по представлениям многих вроде бы вовсе и не люди, достойные нашего сострадания и помощи. Есть такое латинское слово «стигматизация», которым в стародавние времена называли процесс выжигания на теле невольника каленым железом пожизненного клейма. На такие вот ассоциации наводит то, что происходит сейчас вокруг гериатрического отделения психиатрической больницы.
В столе у Кадомцева больше двух десятков писем. В них одна просьба — принять все возможные меры для сохранения гериатрического отделения. Родственники больных стариков намерены с той же целью обратиться к местной и центральной власти. Лежат в столе у главврача и шерстяные носки, связанные одной бабушкой за время лечения. От подарка Кадомцев ну просто не мог, может быть, и не имел права отказаться. Носки не носит. Хранит их как лучшее для него самого подтверждение того, что медперсоналу удалось вернуть человеку утраченную им радость от своей работы и ощущение счастья от способности дарить эту радость другим. Без этого нет полноты жизни. И добавить мне больше нечего.
