19o
Наша газета уже сообщала на своих страницах о присвоении жителю Кременчуга И.И.Заике звания почетного гражданина Севастополя. Его имя уже выбито на граните у Мемориала защитников черноморской твердыни на площади Нахимова. Иван Иванович участвовал в мероприятиях, посвященных Дню города. А затем 87-летнего ветерана поместили в военный госпиталь Черноморского флота, чтобы поправить здоровье. Как только он, посвежевший, освободился от теплой опеки врачей в погонах, корреспондент «Славы Севастополя» встретился с гостем.- Иван Иванович, мы уже рассказывали своим читателям о бессмертном подвиге бойцов легендарной 54-й батареи, которой вы, в то время молоденький лейтенант, командовали. 30 октября 1941 года в 16.35 вы и ваши побратимы вблизи Николаевки, где размещалась батарея, дали залп по колонне 132-й фашистской пехотной дивизии. Эти залпы возвестили о начале второй обороны Севастополя. Эпизоды неравной схватки батарейцев с врагом хорошо известны. С одной стороны, лишенная маневра батарея при четырех орудиях и четырех пулеметах, а с другой — масса танков, минометов и мощная поддержка с воздуха. Тем не менее вам удалось остановить продвижение врага почти на четыре дня. Мы ждали этой встречи с вами, чтобы выяснить житейские детали тех событий. Было ли страшно?
— Признаться, тревожно стало на душе, когда мимо батареи отходили к Севастополю разрозненные подразделения Красной Армии. Зашлось сердце в часы, когда на огромном пространстве впереди и за спиной установилась тишина. Не видно ни наших, ни немцев. И вот в 16.20 30 октября 1941 года с корректировочного поста батареи доложили о приближении с той стороны тучи танков, бронемашин и машин с пехотой. Тревога оставила меня, как только дал команду открыть огонь по неприятелю. Бояться было некогда. Надо было воевать.
— В первом бою батарея выпустила по врагу 62 снаряда, на следующий день провели четыре стрельбы по противостоящим мотоколоннам. Метким огнем были уничтожены пять танков, тягач с орудием, семь автомашин с пехотой. И так все четыре дня. А на сон было ли время?
— Не помню, чтобы спал. Может, прикорнул на мгновение в редкие промежутки жаркого сражения. Однако не помню и таких минут.
— Замечали ли вы проявление трусости?
— Напротив, в наши ряды влились отставшие от своих воины. Таким образом, вместо полутора сотен по списку на батарее оказалось не менее 250 человек. Говорите о возможных фактах трусости? Нет, не замечал, а вот проявлений героизма было сколько угодно. Был у нас лихой матрос Мороз. Будучи в разведке, он с крыши дома корректировал огонь батареи. Его окружили неприятельские солдаты. Без единой царапины ему удалось пробиться назад, на батарею. Мороз вызвался прикрывать и наш отход после того, как все орудия и пулеметы вышли из строя. Когда мы, используя телефонный кабель, спускались по отвесному глинистому склону на узкий пляж, Мороз один держал оборону. Фашисты с особой жестокостью расправились с ним. Они расстреливали его уже мертвого. Когда бой стих, немцы согнали местных жителей, чтобы подобрать убитых воинов. Мороз пользовался всеобщей любовью у жителей поселка. Конечно, его узнали. Парня подняли с большим трудом, так как он был буквально нашпигован свинцом озверевших вражеских солдат.
— На батарее вместе с вами находилась ваша беременная жена Валентина Герасимовна…
— Когда еще можно было, я просил ее уехать, уйти в Севастополь. Отказалась. На батарее оказалась еще местная девушка Наташа. Жаль, фамилию ее не помню. А еще не оставила батарею жена старшины Зарицкого. Замечательные женщины оказывали помощь раненым. Первого пострадавшего от огня воина нам еще удалось отправить в Севастополь. А затем вся надежда была на свой медпункт. В его расположении было нелегко. Кругом покалеченные люди: кто без руки, а кто без ноги. Над ними хлопотали наши замечательные женщины. Моя Валя, Валентина Герасимовна, видя, что мне трудно смотреть на страждущих, буднично сказала: «Иди к своим орудиям». В последний день противостояния взрывной волной Валентину Герасимовну отбросило с обрыва к кромке моря. Хорошо что на песок. Сознание ее оставило. Краснофлотцы, уходившие от врага под прикрытием берега, доставили ее за 3-4 километра от места боя в избушку рыбака Скалевого. Под ее крышей я потом и нашел жену.
— А о еде кто заботился, если женщины ухаживали за ранеными?
— Кок Близниченко проявлял находчивость, в адских условиях непрерывного сражения кормил бойцов так, словно и войны не было. Но потом, когда немцы буквально перепахали батарею минами и снарядами с суши и с воздуха, мы довольствовались сухим пайком.
— Иван Иванович, коль мы встретились лично, решаюсь спросить, почему в дни, когда ожесточенно сражалась 54-я батарея, молчала соседняя 10-я батарея, дислоцированная у деревни Мамашай, почему ни разу не подала «голос» легендарная «тридцатка» с ее суперстволами, 724-я подвижная батарея пальнула пять раз и укатила в Севастополь. По существу, вы одни оказались лицом к лицу с немцами.
— Я сам часто задаю те же вопросы. Непосредственно с 10-й и 30-й батареями у меня связи не было. По радио я мог переговорить лишь со штабом в Севастополе. Я не спрашивал у командиров, находившихся там, почему нет поддержки соседей. Вдруг, думаю, они заподозрят в трусости. Считаю, я был неплохим артиллеристом. Если бы «десятка» и особенно «тридцатка» дали залп по моим точным координатам, фашистам туго пришлось бы. Они понесли бы еще больший урон.
— Вы часто бываете на месте подвига 54-й батареи?
— Запомнилось посещение Николаевки в позапрошлом году. В ходе митинга ко мне подошел местный житель Анатолий Кривенко. Он преподнес мне дорогой подарок. Им оказалась поднятая из воды у берега латунная гильза нашего снаряда. Как могут подтвердить артиллеристы, гильзы используются несколько раз. Но этот экземпляр изрешечен пулями, настолько был плотным огонь против батареи. «Может, — сказал мне Анатолий Антонович, — этот снаряд дал самый первый залп?» Драгоценную реликвию я передал в музей одной из воинских частей береговой обороны. Там она экспонируется до сих пор.
