Любил Александр Куприн Балаклаву сентябрьскую, когда съезжала восвояси волна отдыхающих. Когда ветер нес по опустевшей набережной газетный лист и первое опавшее тополиное золото. Тут-то Балаклава и приходила в себя после назойливых гостей. А сами балаклавцы переставали играть надоевшую за лето роль гостеприимных хозяев и с наслаждением и умиротворением вдыхали свежий воздух.
Сто лет спустя мало что изменилось. Разве что часть декораций и реквизита сцены «Осенняя Балаклава». Вместо тополей — кипарисы, вместо извозчиков и колясок — десятки автомашин на свежеуложенной плитке набережной и даже джипы на хрупком граните ступенек к морю. А ветер вместо газетного листа гонит обертки от мороженого и катит пивные банки. Лошадей к вечеру не видать, но лошадиные лепешки красноречиво говорят о верховых прогулках по набережной.
На ближнем пляже все чаще можно встретить знакомые лица балаклавцев, забытые за лето. Как-то не принято в туристический сезон толкаться среди приезжих тел на песке. Горы пищевых отходов и мусора на пляжной гальке и в лесу среди сосны и можжевельника подтверждают необычную популярность Балаклавы в этом году. Изнанка туризма по-балаклавски, увы, неприглядна. Логично, чтобы те, кто приглашал гостей, позаботились и об уборке мусора за гостями. Но до этого пока дело не дошло. Едва ли Чехов «Чайкой» бы пьесу назвал, если бы увидел наших бомжеватых серых птиц, по-крысиному бегающих среди объедков на пляже. У них уже и повадки не те. Все реже они летают, рыбу не ловят, все больше по помойкам промышляют арбузной коркой. У них и взгляд стал какой-то вороватый, крысиный.
Балаклавцы ждут хорошего шторма, который бы умыл пляжи после гостевого сезона. Вот тогда и самим можно будет позагорать на песке, поплескаться в море.