12o
Я, Журавлева Тамара Пантелеймоновна, родилась в Севастополе 29 июня 1926 года. Являюсь постоянным вашим читателем и хочу поделиться своими воспоминаниями.Наша семья — мама Осипова Зинаида Харлампиевна, папа Осипов Пантелеймон Степанович, старшая сестра Людмила и я — коренные жители Севастополя. Мы жили на ул.Сапунской, 8, в районе железнодорожного тупика.
До войны Севастополь был небольшим чистым и уютным городом. Многие люди приезжали сюда на отдых. Мы называли их курортниками. Мне запомнилось, что на каждой улице были чистильщики обуви, продавались мороженое и газированная вода — по копейке за стакан без сиропа и три копейки — с сиропом. Местные жители продавали самодельные бусы из мелких ракушек, которые красили в разные цвета. Особенно много продавцов было на привокзальной площади и у панорамы. Люди стояли с вытянутыми руками, на которых висели нитки бус. Приезжие охотно покупали их.
В 1939 году город закрыли и все сразу исчезло. К нам можно было проехать только по специальному пропуску. В 1940 году начались частые учебные тревоги, слышны были гудок Морского завода и паровозные гудки (частые — тревога, длинный протяжный — отбой). Проходили частые светомаскировки, стекла на окнах были заклеены бумагой крест-накрест.
В 1941 году я окончила семь классов железнодорожной школы N 102. Ее директором был Петр Назарович Моисеев. Моя сестра Людмила (старше меня на три года) окончила среднюю школу N 25. Здание школы находилось в конце Пушкинского сквера. Классным руководителем у сестры был учитель истории Деркач, к сожалению, не помню его имени и отчества. В 1950 году он был заведующим городским отделом образования и именно он принимал меня на работу учителем английского языка в школу N 6.
Очень хорошо помню день 22 июня 1941 года. В тот день упала первая мина (не бомба). Многие с нашей улицы через Исторический бульвар побежали смотреть на место взрыва. Было очень страшно, от дома ничего не осталось, только груда камней, торчали стропила, и валялась какая-то майка. Многие женщины плакали, пытались что-то раскопать. Очень жутко.
Когда мы вернулись домой, по радио объявили, что в 12 часов дня будет передаваться выступление В.М. Молотова. Так как на нашей улице радио было только в нашем доме, у нас собрались соседи, мама открыла дверь и на окно в коридоре поставила репродуктор «Рекорд». Все молча слушали речь В.М. Молотова и услышали страшное слово «ВОЙНА».
Город стал готовиться к обороне.
На пятом километре Балаклавского шоссе стали копать противотанковые рвы. От каждой семьи должен был быть представитель. Родители работали, сестра тоже пошла на завод «Молот» (как я узнала только потом, завод работал в три смены и выпускал снаряды, гранаты и патроны). Представителем нашей семьи была я. До войны в Балаклаву ходил трамвай. Трамвайный парк был на площади Ушакова, в конце сквера. Это было высокое серое здание. Трамвай шел переполненный, все ехали со своим инвентарем, кто с киркой, кто с лопатой, кто с носилками. В основном это были женщины. На подъеме трамвай шел очень медленно, мой двоюродный брат Виктор Шевченко успевал спрыгнуть с подножки, сорвать «огонек» — такой маленький яркий мак — и продолжал путь. В степи кирками работали мужчины и матросы из штрафного батальона (их охраняли), а женщины насыпали на носилки землю и делали насыпь. Жара стояла страшная, кругом ни одного деревца, только кустики кое-где.
В сентябре 1941 года я пошла в 8-й класс школы N 13. Классы этой школы находились в подвале здания по улице Ленина, на этом месте сейчас стоит памятник комсомольцам. Бомбили город страшно, грохот от разрывов бомб и снарядов, от выстрелов зенитных орудий стоял такой, что нельзя было разговаривать, да и не до разговоров было. Зенитное орудие и зенитный пулемет были установлены и на Историческом бульваре, на мысе, где когда-то был «грибок» (такое сиденье для отдыха в виде гриба), там обычно заканчивались экскурсии по Историческому бульвару. Прямым попаданием все было уничтожено, остался только остов от пулемета. Во время оккупации мы катались на нем, как на каруселях: один сидит, а другой бегает, крутит. Недалеко от панорамы лежали бочки и ящики со снарядами, накрытые маскировочной сеткой. А до войны Исторический бульвар был излюбленным местом отдыха. Ходили туда большими компаниями с родителями. Много было сирени. Недалеко от панорамы зеленела кипарисовая рощица. Мы маленькими бегали там, как в лесу, по мягкому ковру осыпавшихся веточек. Во время обороны все деревья вырубили на маскировку орудий. До войны мы часто ходили в панораму, а во время оккупации поднимались по лесенке на смотровую площадку. Здание панорамы было частично разрушено, особенно правая его сторона, внутри все сгорело, но лесенки — как внутренние, так и внешние — остались.
Сестра Людмила была старше меня на три года (родилась 10 июня 1923 года) и намного серьезнее меня. До войны родители уходили на работу на весь день и за хозяйку оставалась она. Мы должны были и убрать в доме, и обед приготовить, и керосин закупить. Когда приезжала бочка с керосином, я занимала очередь, а Мила (так ее все называли) бежала за посудой. Мы наполняли ведра, выварки, бидоны керосином и носили в сарай. Мила была очень общительной, доброжелательной. Училась она хорошо и занималась с отстающими учениками. Люба Чепурная много позже говорила мне, что училась хорошо только благодаря Миле. Мила любила литературу и участвовала в олимпиадах. Она победила в нашем городе и ездила в Симферополь. Ее наградили грамотой и отрезом ситца на платье. Сестра мечтала стать геологом. Но ее мечтам не суждено было сбыться.
Когда началась оккупация города, Мила, хорошо зная немецкий язык, поступила работать табельщицей на железную дорогу. Это дало ей возможность помогать железнодорожникам при учете их рабочего времени. Кроме того, Людмила, рискуя жизнью, оформляла поддельные документы, по которым наши военнопленные могли перейти линию фронта. Немало советских людей спасла моя сестра. Среди них был Иван Акимушкин. Когда освободили город, к нам в дом зашел морской пехотинец (к сожалению, не знаю ни его имени, ни фамилии), спросил Людмилу. Оказалось, что Людмила спасла ему жизнь. По оформленным ею документам он перешел к нашим войскам и участвовал в освобождении Севастополя.
Работала на станции Севастополь диверсионная группа в составе Людмилы Осиповой, Михаила Шанько, Виктора Кочегарова. Патриоты взрывали эшелоны с боеприпасами и горючим, засыпали в буксы песок, наливали туда воду, чем вызывали крушение вражеских поездов. Зимой на станцию Севастополь прибыл военный эшелон со снарядами — товарные вагоны с открытым верхом. Состав находился на втором пути. Охраняли вагоны немецкие автоматчики. На каждом вагоне был «карман» из проволоки, куда опускали бланк с отметкой о прибытии поезда. Только Виктор Кочегаров имел доступ к вагонам. Только он мог подложить под вагоны магнитные мины, которые привозил из Симферополя Володя (не знаю его фамилии). Володя останавливался в доме Кочегаровых. Отец Виктора Яков Кочегаров работал на станции кладовщиком, и магнитные мины хранились в его кладовке. Когда в очередной раз Володя привез мины, то, выходя из вагона, маленький чемоданчик оставил в соломе. Случайно в этот вагон зашел немец-железнодорожник и нашел спрятанные мины. Сразу же был оцеплен весь вокзал. Немцы ждали, кто же придет за чемоданчиком. Пришел Володя, его схватили и жестоко пытали. Арестовали и расстреляли всю семью Кочегаровых — Виктора, отца, маму.
А затем в конце августа 1943 года арестовали и мою сестру Милу. Продержав около месяца, немцы выпустили ее. Но уйти к партизанам она отказалась, так как в этом случае погибла бы вся семья — мама, отец и я. Мила продолжала работать, хотя понимала, что идет на верную гибель.
14 февраля 1944 года Милу арестовали во второй раз. Арестованные подпольщики находились в подвале тюрьмы на ул. Пушкина. Мы приходили к зданию тюрьмы, но Милу не видели. Видели только ее руки, сжимающие решетку окна. После месяца истязаний и пыток она была расстреляна 18 марта 1944 года.
28 мая 1944 года останки расстрелянных подпольщиков были захоронены на кладбище Коммунаров, где позже, в 1963 году, были установлены памятник борцам подполья и мемориальная плита с фамилиями героев.
В Юхариной балке на месте казни членов КПОВТН (коммунистической подпольной организации в тылу немцев) 30 октября 1966 года был установлен мемориальный камень с фамилиями расстрелянных патриотов.
Автор книги «В городе русской славы» Иван Козлов был в нашем доме, подарил моей маме Зинаиде Харлампиевне и мне книгу с дарственной надписью. Посмертно Милу наградили медалью «За отвагу» и нагрудным знаком «Партизан». Эти награды находятся в Музее коммунистического подполья.
По прошествии многих лет я все чаще вспоминаю пережитое. Особенно счастливое довоенное время. Все перечеркнула война. Как много горя принесла она в каждый дом. Об этом нельзя забывать.
С уважением
