17o
1. Как это было
Столб взрыва прошел через кубрик, метрах в трех от койки старшины 1-й статьи Л.Бакши. Старшина открыл глаза и первое, что он увидел, — лунный свет, лившийся через огромную рваную пробоину, которая, как шахта, уходила вверх.
Однако утекло много лет, прежде чем Л.Бакши смог спокойно рассказать об этом. И потому, что просто не мог от разрывающих сердце воспоминаний, и потому, что дал тогда расписку о неразглашении военной тайны. А потом пришло другое время. "Я собрал все свои силы и закричал тем, кто остался в живых: "Покинуть кубрик!", выбрался наверх сам. Помощник командира Сербулов стоял над проемом без фуражки и, обхватив голову, повторял: "Спокойно, ребятки, спокойно". Мы бросились помогать товарищам, что оставались в низах. Они подпирали брусьями переборки. Вода хлестала из всех щелей".
А вот еще одно воспоминание тогда лейтенанта К.Жилина (впоследствии он дослужился до контр-адмирала): "Спрыгнул с койки, натянул брюки уже на ходу. Первый трап, второй трап, верхняя палуба. Огляделся. Перед носовой башней — вспученное корявое железо. Зажатый труп. Все забрызгано илом. Бросился на ют, к вахтенному офицеру. Объявили аварийную, затем боевую тревогу. Но корабль был обесточен. Все пакетники вырубились. Колокола громкого боя молчат. Послали рассыльных с боцманскими дудками. Засвистали. Ударили в рынду"…
О том, что произошло в Севастопольской бухте 29 октября 1955 года, оставшиеся в живых моряки линкора "Новороссийск" впервые прилюдно вспоминали на читательской конференции в зале Дома научно-технической пропаганды, которую организовала и провела редакция газеты "Слава Севастополя" 33 года спустя. А до этого над трагедией висела плотная пелена молчания. И в стране, и в Севастополе эта тема долгое время была закрытой, нежелательной для воспоминаний. Действительно, к тому, что остается трагической страницей истории, что не делает чести, не очень приятно возвращаться. К тому же действительно: военный город, военная тайна.
И все же молчание было разорвано. И сделал это писатель Николай Черкашин уже в годы наступившей перестройки. В одном из номеров газеты "Правда" на последней странице был опубликован его очерк "Взрыв". Сам факт этой публикации словно открыл все кингстоны памяти, все препоны цензуры. Задолго до этой публикации Николай Черкашин принес в нашу редакцию "Слава Севастополя" свою документальную повесть о гибели линкора "Новороссийск" "К стопам Скорбящего матроса". Мы задумывали публиковать ее из номера в номер с продолжением. Но нам не разрешали. На всех уровнях. До тех пор, пока не выступил центральный орган ЦК КПСС — газета "Правда".
Только началась публикация глав этой хроники, как к нам в редакцию посыпались отклики. Одним из первых пришло письмо от Леонида Бакши, одного из членов так называемого подпольного (поскольку никем не признанного!) совета ветеранов "Новороссийска". Он писал: "Вы должны понять наше состояние. Мы ждали огласки этой трагедии более тридцати лет. Все эти годы глотали обиду, несли в своем сердце боль утрат. Ждали и верили, что придет наш день. Вы бы видели этих мужчин, когда они читали повесть в "Славе Севастополя"! Мы наконец-то поверили, что справедливость восторжествовала".
Было вполне закономерно, что после публикации документальной повести Николая Черкашина "Слава Севастополя" решила провести ее обсуждение. Мы прежде всего рассчитывали, что участники тех далеких событий дополнят все, что уже было опубликовано, внесут свои изменения и коррективы. Так и произоёло. Эхо далекого взрыва снова разнеслось по городу, растревоженно отозвалось в сердцах многих людей. Причастными к тем событиям ощущали себя тысячи севастопольцев. Шесть часов в зале, который не смог вместить всех желающих, висело ощущение непреходящей боли. Но главное произошло — хлынули воспоминания, наполненные болью, призывом к объективности и справедливости.
Вновь и вновь говорили севастопольцы о необходимости увековечить на братских могилах память тех, кто погиб на посту, поименно назвать каждого моряка. Многие годы после трагедии писали об этом во все инстанции жена и дочери погибшего капитана 3 ранга Е.М.Матусевича. Понятное каждому движение души обрастало множеством официальных писем-отказов. Скрывалось общее число погибших. Даже присутствующие на том собрании представители командования флота вновь заверяли, что число погибших неизвестно, что списков жертв той трагедии на флоте нет.
И вот тогда мы показали собравшимся сброшюрованную книгу, которую накануне этой встречи принес в редакцию капитан 2 ранга Николай Иванович Седашкин. Он положил мне на стол толстый журнал в синем переплете и сказал: "Ну вот. Наконец-то понадобилось". Оказалось, что более десяти лет назад Николай Иванович заметил эту самодельную книгу в груде макулатуры, предназначенной для уничтожения. На титульном листе прочел слова: "Несекретно. Линкор "Новороссийск". Алфавитная книга погибшего личного состава". Какое-то внутреннее чутье подсказало ему, что такая вещь не подлежит уничтожению. Кому только ни предлагал он ее: командованию, архиву, музею — везде равнодушные отказы.
А в зале собрания синюю книгу стали передавать из рук в руки, искали и находили родные имена. Тут же нашла имя своего брата Александра Прудникова А.В.Вотякова. Евдокия Федоровна Мосина отыскала имя и место захоронения брата Василия Микшакова. На следующий день пришел в редакцию бывший матрос с "Новороссийска" Рашид Халилов с сыном, они приехали из Узбекистана. Рассказал: за несколько дней до взрыва, когда прибыло на линкор новое пополнение, встретил он среди них земляка. Только- только познакомились, адресами не успели обменяться, знали только, что оба из одного района Наманганской области. Парень погиб. А Рашид жив. Полистал книгу — есть упоминание о Наманганской области. Имя-фамилия Солижан Тулаев. Он! Заплакал Рашид: "Поеду к родным, все расскажу".
В книге этой были имена 572 моряков с "Новороссийска". Потом уже в результате совместных усилий мы разыскали имена еще 44 человек, служивших в других частях и погибших при аварии.
Тогдашний редактор "Славы Севастополя" Григорий Дмитриевич Староверов взял на себя ответственность и принял решение опубликовать в газете поименные списки. Поверьте: по тому времени поступок очень отважный. Узнав об этом, к нашей газете присоединился и "Флаг Родины". Книгу памяти мы начали публиковать параллельно. Рассчитывали на то, что с помощью читателей нам удастся внести коррективы и рассказать о людях, которые до конца выполнили свой воинский долг, ведь в списках могли быть неточности в именах и фамилиях, домашних адресах, названии поселков и городов, откуда призывались моряки.
На читательской конференции мы обратились с просьбой к собравшимся помочь нам связаться с родными и близкими погибших, ведь, оказалось, что многие из них не получали похоронок и все это время не знали о судьбе близких. На фирменных бланках газеты "Слава Севастополя" мы писали письма, в которых просили высылать нам в редакцию фотографии моряков и воспоминания о них. Надеялись, что эти воспоминания и документы послужат основой для создания музейной экспозиции памяти линкора. К нам в редакцию один за другим стали обращаться люди с готовностью помочь. Посыпались предложения. Так, офицер А.Лоза решил во время отпуска на свои средства поехать в Гатчинский архив. В течение длительного времени в редакции собирались люди, не имеющие прямого отношения к тем, кто служил на линкоре, но полные желания помочь: старшеклассница Маша Черкасова, кандидат физико-математических наук Б.В.Максимов, инженер Г.К.Блувштейн, жена военнослужащего Л.М.Стрельцова, ветеран войны и труда Т.С.Прохорова и многие другие. Именно они заполняли бланки и подписывали конверты.
Наши помощники проделали огромную работу. Они выявили немало разночтений. Например, военврач Романов значился в записях загса как просто утонувший, а мы установили, что он погиб именно на "Новороссийске". То есть при выполнении воинского долга.
В тех случаях, когда письма не находили адресата, соседи, знакомые относили их военкомам или местным журналистам. И те в свою очередь начинали свой поиск. Со временем в редакции "Славы Севастополя" собрались десятки и сотни ответов, районные и городские газеты из разных уголков тогда большой нашей страны. Письма и документы поражали. Вот что, например, написала нам Харитина Петровна Добреля из Григорьевки Полтавской области: "Сын Виктор прислал весточку, что будет служить в Севастополе. Обещал прислать фотографию и пропал". И долгие годы мать ничего не знала о судьбе сына, все ждала его. Похоронку не получила.
Ждала своего Михаила Ботяева и его мать Ольга Яковлевна Апушкина из Мордовской АССР. Наше письмо вернулось с пометкой: "Мать Ботяева умерла". Не дождалась.
Все это было в конце 80-х годов прошлого столетия. Впереди были многочисленные публикации, радио- и телепередачи, книги разных авторов, среди которых первенство по-прежнему принадлежало Николаю Черкашину, который кропотливо искал и находил новые факты и издавал более полные варианты своей главной книги. Впереди были работы по завершению памятников, поименному внесению фамилий погибших моряков, включение их имен в шестой том Книги памяти, заслуженные награды.
Естественно, сегодня уже нет в живых родителей погибших моряков, но связь с их семьями не прерывается. Все хлопоты по переписке и установлению связей взяла на себя Ольга Васильевна Матусевич, вдова погибшего капитана 3 ранга Е.М.Матусевича. Это у нее в доме теперь собран огромный фактический материал — сотни фотографий и писем, сотни судеб. Для нее они все — родные.
Елизавета ЮРЗДИЦКАЯ.
(Продолжение следует).
