13o
Я держу в руках редкую книгу из фондов Севастопольского краеведческого музея — «Руководство к собиранию и сохранению насекомых», изданную в далёком 1913 году. (Автор — Рейли Ширяев). Как и полагается полевому справочнику, она имеет добротную плотную обложку, карманный формат. Сколько хозяев она поменяла, сколько рук раскрывали её в поисках нужного совета?! (Некоторые простые рекомендации этого старинного «трактата» не потеряли своей актуальности до сих пор).
Сознаю всю эфемерность своего предположения и всё-таки не могу отделаться от навязчивой мысли, что среди тех, кто до меня держал этот экземпляр, был Владимир Набоков. Да-да, тот самый знаменитый автор нашумевшей "Лолиты", нескольких сборников стихов, романов "Дар", "Подвиг", "Приглашение на казнь". Тот самый В. Набоков, о котором А. Солженицын напишет в письмах Шведской королевской академии: "Это писатель ослепительного литературного дарования, именно такого, которое мы зовём гениальностью".
"Но при чём здесь справочник по коллекционированию каких-то комах?" — спросят некоторые. Для знатоков творчества В. Набокова его связь с энтомологией (наука о насекомых) вполне очевидна; без сомнения, Набоков — самый талантливый беллетрист среди энтомологов и самый известный энтомолог среди писателей!
А ведь начало его интереса к миру бабочек лежит в детстве. Свободно владея французским и английским языками, Володя зачитывался произведениями Жюля Верна, Э. Сальгари, Майн Рида, Ф.Купера. Действие своих романов эти авторы разворачивали на фоне экзотической природы дальних стран и уже этим пленяли разум подростков на рубеже веков. "Детской болезнью" любви к путешествиям, мне кажется, переболели все известные люди того времени: А. Чехов, А. Грин, А. Аверченко, Н. Гумилёв.
У Набокова эта "болезнь" не прошла и после поступления в Тенишевское училище — лучшее среднее учебное заведение Петербурга (достаточно назвать другого выпускника этого училища — Осипа Мандельштама, чтобы оценить высокий уровень преподавания в нём). Вместо приключенческой литературы он начал читать отчёты об экспедициях русских путешественников, их путевые записки. И спустя много лет В. Набоков скажет о себе юном: "Я зачитывался великолепной прозой великих русских естествоиспытателей и путешественников, открывающих новых птиц и насекомых в Средней Азии".
По окончании училища юноша начинает серьезно готовиться к путешествию в Среднюю Азию. Но грянула революция. Владимир вместе с семьёй оказался в Крыму, в Гаспре, на даче графини Паниной. Для него — жителя Северной Пальмиры — наш солнечный полуостров показался почти сказочным Востоком, полным тайн и загадок. И с первым весенним теплом он приступает к планомерному изучению чешуекрылых Крыма.
Вот тогда и могла оказаться та самая книга — руководство для начинающих коллекционеров насекомых — в руках 18-летнего Набокова. Заветными местами его научного поиска стали леса и парки Южнобережья, склоны Крымских гор, а любимыми — яйла с её богатым разнотравьем. Одна из вершин Ай-Петринской яйлы — Беденекыр (Перепелиная) будет помянута в поэме "Крым" (1921 г.): "и холм — залет перепелиный…" Память Владимира спустя два года после крымских странствий совместила два топонима Ай-Петринской яйлы — Орлиный залет и гора Перепелиная.
Весной 1918 года на Ай-Петри произошёл случай, который мог кончиться печально: Набоков, занятый ловлей редкой бабочки — сатира, попался на глаза рядовому красноармейцу, наблюдавшему с горы за морем (Крым тогда жил в тревожном ожидании высадки англо-французского десанта). Бдительный часовой узрел в белом сачке флаг, которым подозрительный молодой человек будто бы подавал сигналы. Набоков был арестован, препровождён в комендатуру, где, к счастью, смогли разобраться в истинных целях начинающего коллекционера (солдат даже принёс на следующий день найденную где-то коллекцию насекомых).
С приходом в Крым союзников России по антигерманской коалиции жизнь Набокова заметно меняется. В. Набоков-старший назначается министром юстиции в правительстве Соломона Крыма, основавшего, кстати, Таврический университет. Лето 1918 года прошло в частых вылазках на энтомологические сборы. В энтомологический сачок, а затем и коллекционные ящики Владимира попали ночные бабочки-бражники: вьюнковый, олеандровый, карликовый, ливорнский и другие.
Кроме насекомых, начинающего естествоиспытателя интересует флора солнечного полуострова. В поэме "Крым" В. Набоков упомянет 15 названий растений нашего полуострова.
Сентябрь, начало учебного года, Владимир встречает в полной решимости стать энтомологом. Он берёт уроки латыни у одного из ялтинских учителей, много читает, пробует писать стихи. Возможно, что именно в это время, работая над систематизацией своих летних трофеев, Набоков и создает стихотворение "Бабочка", ставшее для молодого человека неким символическим знаком. В подзаголовке к нему поэт, как настоящий энтомолог, указывает латинское название бабочки, о которой ведется речь, — "Vanessa antiopa".
Читая стихотворение, нельзя не восхищаться гармоничной связью поэтического слова с научным описанием внешнего вида конкретного представителя чешуекрылых. Но какого?
Когда я попытался определить российское название "героини" этого произведения, то потерпел неудачу. В моём "Определителе насекомых" (1978 год издания) бабочки-антиопы с родовым именем Ванесса не оказалось.
Неужели поэт что-то напутал? Быть этого не может! Набокову принадлежит честь открытия нескольких видов и подвидов бабочек, а без твёрдого знания систематики это было бы невозможно. Я решил найти по цветным рисункам в определителе ту бабочку, которую описал поэт, сравнивая их вид с описанием набоковской "Бабочки". И представьте, я нашёл этого красивого представителя семейства нимфалид! Ею оказалась траурница, антиопой, но из другого рода — из рода Nymphalis. Листая старые определители насекомых, я выяснил, что до 50-х годов XX века этот вид действительно относился к роду Vanessa и лишь недавно был выделен в род многоцветниц.
Но вернемся к Набокову, к его крымскому периоду. В апреле 1919 года Красная Армия вновь прорывается в Крым. Набоковы, как и всё крымское правительство, принимают решение о выезде за границу, для чего надо было добраться до Севастополя, где стояли корабли стран Антанты.
Как ни тяжело было расставаться со своим двухлетним трудом, но Владимиру пришлось оставить в Ливадии свою крымскую коллекцию — более 200 экземпляров бабочек (по данным профессора-энтомолога А.Яфетова, 88 экземпляров). 26 апреля, бросив последний взгляд на Ялтинский залив, Набоков покидает Ливадию. Навсегда.
В Севастополе Набоковы поселяются в гостинице "Метрополь". У Владимира номер под цифрой "7". Именно этот гостиничный номер "увековечен" в поэтическом творчестве В.Набокова как символ нашего города. (Хотя он осмотрел за те два севастопольских дня наиболее интересные места города).
"Не то кровать, не то скала.
Угрюмо-жёлтые обои.
Два стула, зеркало кривое.
Мы входим — я и тень моя.
Я замираю у окна,
И в чёрной чаше небосвода,
Как золотая капля мёда,
Сверкает сладостно луна".
28 апреля 1919 года будущий прославленный писатель на греческом судне "Надежда" навсегда покинул Родину. Была уже ночь, он сидел на палубе и провожал взглядом огни маяков Инкерманского створа. ("Тебя покинул я во мраке: качаясь, огненные знаки в туманном небе спор вели…")
…Уже через год студент Кембриджского университета V.V. Nabokoff опубликует в солидном журнале "Энтомолог" статью "Несколько замечаний о крымских бабочках". ("Few notes on vemean Lepidotera"). Этой статьёй под N 1 он, будучи маститым литератором, откроет впоследствии свою библиографию.
Так Набоков вернёт свой долг энтомологической науке, любовь к которой он пронесёт через всю жизнь; к науке, занятия которой, по его же словам, были "даже милее, чем литературные". (О ценности его энтомологических исследований говорят ссылки на его работу в книге "Бабочки Крыма", изданной в 1990 году).
Как первая любовь, не забылись и энтомологические экскурсии по Крымским горам. Как знать, не Ай-Петринская ли яйла привиделась 73-летнему Мастеру, когда его рука выводила следующие строки:
"И умру я не в летней беседке
От обжорства и от жары,
А с небесной бабочкой в сетке
На вершине дикой горы".
И действительно, по свидетельству сына писателя, дежурившего у постели умирающего Набокова, последние его мысли были не о книгах: он вспоминал Крым, полуденный жар, льющийся с небес на простор Ай-Петринской яйлы.
