13o
И рядом с ним находились его артисты — ребята с ограниченными физическими возможностями.
В последнее время мне приходилось немало писать о Романе Мархолиа. Казалось бы, все уже сказано. Но неугомонный Роман преподносит новые темы и раскрывает новые грани своего творчества. На этот раз в центре нашей беседы оказалась поездка на Международный театральный фестиваль в Париж, куда Мархолиа пригласили сразу же после его нашумевшего севастопольского проекта «Балаклавская одиссея».- Роман Михайлович, а в связи с чем вас пригласили во Францию?
— Мы поехали туда с проектом, которым я вместе с Игорем Неупокоевым и Ксенией Соколовской занимаюсь уже четвертый год. Он называется "Театр Простодушных". Когда-то мы набрали группу детей с синдромом Дауна, чтобы снять фильм по "Повести о капитане Копейкине" Гоголя. Мы работали целый год. С помощью родителей (а иначе не получается) учили тексты, занимались речью, пластикой. Это была первая в Москве театральная труппа, состоящая из актеров с ограниченными физическими возможностями.
— Работать с такими детьми чрезвычайно трудно и в физическом, и в моральном плане. Вы не педагог и не медик и, вероятно, не имеете опыта воспитательной деятельности.
— Не совсем так. Мне постоянно по роду своей театральной деятельности приходится заниматься преподаванием. И со студентами, и с актерами. Что же касается этих ребят, то здесь была своя предыстория. Лет десять назад, еще в Омске, я получил предложение от Владимира Петрова поставить "Принцессу Мален" Метерлинка. Мы с моей художницей Ириной Нирод решили, что дети, которые спасают по сюжету Мален, должны быть именно такими странными детьми. Казалось правильным, что именно беззащитность спасает красоту. К сожалению, тогда в Омске мы не смогли поддержать этот выбор организационно. И потом в Москве мне часто казалось, что перед нами непробиваемая стена. Но в конце концов я нашел фонд, который профинансировал создание фильма.
— Но как же тяжело общаться с больными людьми, учить их!
— Непросто, конечно, но и с обычными актерами бывает сложно. Однако при всей сложности я все время чувствовал, что затея эта хорошая и многому меня самого может научить. Это не пустые слова.
— Вы взяли для постановки Гоголя?
— "Повесть о капитане Копейкине" — главу из "Мертвых душ". Потом за эту работу, за телевизионный фильм на канале "Культура", меня номинировали на "Тэффи". Фильм показали по телевидению, пригласили к участию на разные фестивали. В результате нас поддержали правительство Москвы и много разных фондов. Родилась идея продолжить жизнь коллектива в формате спектакля. Так родился проект "Театр Простодушных". Он существует уже четвертый год. Сейчас в основном им занимаются Игорь и Ксения. Я подключаюсь в самые, так сказать, ответственные моменты, иногда достаю деньги. Вот помог свозить ребят на фестиваль во Францию. Продюсирую, можно сказать.
— Это же великое дело — привлекать тяжелобольных, отринутых обществом людей, которых всегда прячут в четырех стенах…
— Мне тоже кажется, что это дело хорошее. И важно, что я понял: эти люди — не ущербные. У них есть свой внутренний мир, своя особая гармония. Мы относимся к ним снисходительно, жалеем. А они живут своей очень напряженной чувственной жизнью, со своими эмоциями, со своими страстями. Это тонко чувствующие люди! У них иногда такие прозрения, которые редко бывают у других людей. На сцене все эти качества особенно видны. Такие актеры не просто играют, они каждый раз проживают происходящее буквально. И зрительный зал это чувствует.
— Работа с такими людьми — уникальный случай и для России, и для Украины.
— Да, в мире мало таких театров. А в СНГ мы вообще единственные. Есть другие, занимающиеся пластикой, мимансом. Но само слово, процесс "словоговорения", общения друг с другом и с залом — уникальное направление. Редко кто решается идти в эту сторону. К сожалению, по большей части и в кино, и в театре актеров с ограниченными возможностями используют как экзотику в спектаклях профессионалов. В "Театре Простодушных" вся ответственность лежит исключительно на детях с синдромом Дауна и они держат внимание зала так, как это подчас не под силу обычным исполнителям. Наша задача — просто помочь им наладить общение друг с другом и со зрителями. А дальше зал будет смотреть на сцену, затаив дыхание.
— Как же все это сложилось?
— Сложилось потихоньку. Без участия родителей, конечно, это было бы невозможно. Родители особенно остро чувствуют, как важно для их детей постоянно быть в процессе: ведь когда дети начинают говорить, общаться, то им легче интегрироваться в общество. К счастью, в Москве появляются состоятельные люди и организации, готовые нам помочь. Да и пресса не остается в стороне. Можно смело сказать, что нет ни одного более ли менее заметного печатного издания или телеканала в Москве, который бы не написал о театре статью или не снял бы репортаж. Но по-другому сдвинуть с мертвой точки такое дело невозможно. Тут нужна осознанная поддержка и общества, и государства.
На Западе люди с синдромом Дауна давно уже не сидят в четырех стенах, там существуют государственные программы, частные фонды поддержки. Это правильно формирует атмосферу всего общества, помогает всем.
— Фестиваль, на который вас пригласили в Париж, существует давно?
— Четыре года как проводится международный фестиваль для актеров с ограниченными физическими возможностями. А всего его история насчитывает уже девять лет. Мы были на этом фестивале единственным "говорящим" театром. И, несмотря на разницу в языках, нас очень хорошо принимали. Играли мы в знаменитом Версальском королевском театре, который был построен одновременно с дворцом. Для него Мольер писал свой "Версальский экспромт". Удивительное место! В нем можно было бы снять фильм "Призрак оперы". Плафон зрительного зала с росписью, золоченые ложи. Одна гримерка Сары Бернар чего стоит. Кстати, мне пришлось именно в ней прикорнуть между репетициями. Какие сны там снятся, если бы вы знали! Шучу. Странное дело, если честно. Вот на улице все-таки чувствуешь себя гостем, иностранцем. А попадаешь в театр, за кулисы, на сцену, начинаешь общаться с монтировщиками, художниками по свету и как будто не уезжал. Все театры одинаковые! Те же сложности, так же надо строить отношения с цехами, с дирекцией — те же проблемы и… тот же язык. Если ты профессионал, тебя поймут и примут. К счастью, французы оценили то, чем мы занимаемся. Наш спектакль имел серьезный успех на фестивале.
— Можно себе представить, какое счастье испытывали ваши актеры от того, что выступают в поистине королевской обстановке! Какой вы им подарили праздник! Однако, увы, число таких больных увеличивается.
— Я не знал этого.
— По статистике, заболеваний больше. То ли тому способствует среда, то ли образ жизни, то ли наследственность.
— Но для общества, для его климата очень важно, чтобы оно занималось этими проблемами, потому что проблема людей с ограниченными возможностями является не только проблемой этих людей. И не потому что они неправильные, они просто другие. Забота о них должна быть общей, потому что она характеризует климат всего общества, которое не скрывает своей проблемы, а занимается ею всерьез. Состояние защищенности — вот что важно для человека. Ведь подобное может случиться с каждым.
— Как вас встретили во Франции? Как принимали на фестивале?
— Жили все мы — и ребята, и сопровождающие их родители — в самом Версальском дворце. Там же имеются специальные гостиницы для приезжающих. Все было обеспечено принимающей стороной: и дорога, и проживание. Прилично. Скромно. Достойно. Настоящий культурный центр, какой я мечтал бы создать в Балаклаве. Все рядом: сцена, выставочный зал, гостиница под названием "Эрмитаж".
— А сам Париж?
— Париж, как говорится, "стоит мессы". Но в этот приезд он мне, можно сказать, открылся. Я бывал на многих фестивалях: в Париже, Эдинбурге, практически во всей Европе. Впервые во Франции довелось быть много лет назад. Еще в 90-е годы я оказался в Авиньоне, тогда он меня немножко ошарашил. Меня позвали как самого молодого режиссера СССР. Мне было 26 лет, работал в Севастополе и был любимцем у московского начальства. Позвонили и спросили: "Не хочешь в Авиньон?" Я знал, что это самый крупный театральный фестиваль в мире. Как же не захотеть? Небесполезной оказалась поездка. Кстати, именно там у меня родилась идея организовать "Херсонесские игры" в Севастополе. Что-то мне ужасно там понравилось в атмосфере. Миллион театров, официальная программа и неофициальная, зрители, приезжающие со всего света ради театра… Заговор сумасшедших какой-то… Авиньон был прекрасен. Но сам Париж я тогда не понял. Он мне показался чопорным, буржуазным и даже враждебным.
— А сейчас?
— В этот приезд я уже был поспокойнее. Я уже знал Европу, подучил язык. Может быть, поэтому не чувствовал себя таким ущербным в этой роскоши, как раньше. Да и уровень цен в Париже после Москвы совсем не пугает нынче… Многое мы успели перенять за это десятилетие. Но вот гармония их ежедневной жизни — это вещь уникальная. В Париже возникает понимание, что ни за какие деньги они свое право радоваться жизни, наслаждаться красотой не продадут. Что-что, а вот получать удовольствие от мгновения французы умеют. Этому у них можно поучиться. Веками они создавали эту гармонию между человеком и окружающей средой, природой. Когда находишься там, то не можешь не удивляться, как в таком огромном городе уютно себя чувствуешь. Человек там при всех масштабах градостроения — главная фигура, хозяин положения. Как там мало машин в центре, нет ощущения толпы, а есть архитектурные пейзажи, созданные веками, вода и свежий воздух. Честное слово, это действует умиротворяющее на каждого, придает силы. В такой атмосфере жить легче, приятнее. Да и полезнее, я думаю. Мне понравилось, в каком тоне они общаются, как одеваются. Пусть не так ярко, как мы, но с каким вкусом. Наверное, во многом это зависит еще от настроения прогуливающегося, но что уж тут таить, настроение у меня там было отменное.
