13o
Севастопольцам представлять Николая Криванчикова не надо. И сегодня, когда ему, так рано «выбравшему сети», исполнилось бы всего 80 (его бабушка вообще-то не дожила до ста лет одну неделю), хочется добрым словом помянуть нашего замечательного поэта, чьи стихи Алексей Леонов брал в космос лишь за одну — звонкую, лихую, из сердечной мышцы — выкованную строку:
«Как много раз я думал о тебе,
Вся в славе и гробах, дорога в небо…»…Впервые самолет Коля Криванчиков увидел в семь лет в маленьком городке Беднодемьяновске (Пензенская область). Вместе со своим дружком Витей Сауниным они шли на рыбалку, когда из-за мельницы на малой высоте неспешно забарражировал У-2 — желтый "кукурузник". Коля ахнул и долго стоял с запрокинутой в небо головой, а потом выдохнул: "Здорово!"
Край мой! Редко с тобой встречаюсь,
Может быть, ты обижен?
Но, в небеса всегда поднимаясь,
Слышу тебя и вижу.
Так он напишет спустя сорок лет, видимо, памятуя о первых опытах стихосложения, о своей встрече с крылатой мечтой детства. А ее осуществить, как это ни парадоксально прозвучит сейчас, "поможет"… война. Стрелком-радистом в конце 44-го Николай Криванчиков уходит на фронт, чтобы воевать в небе Балтики. И все его стихи военной тематики, конечно же, отныне посвящались великой беде родного народа, великому общему ратному подвигу и, конечно же, огневым "пахарям неба" — его летным собратьям, к которым он себя причислил навечно, он — в седьмом поколении пензенский крестьянин, потомок племени вольных кривичей, давших исконные корни его веселой, теплонесущей, с акцентом на мягкую посадку фамилии…
Давай напишем так, чтоб — тронь листок,
Мгновенно — и душисто, и знакомо
Из-под горячих пальцев брызнет сок
Некошеной травы аэродрома…
В начале победного 45-го Николай Криванчиков уже воюет в небе над Черным морем дублером штурмана. Он с честью заканчивает войну и, не задумываясь, выбирает карьеру военного летчика-офицера: в Николаевское училище им. Леваневского он был принят на ура: бравый фронтовик, красавец парень да еще поэт, как выяснилось на первой же "перекличке" желающих выпускать стенгазету курса.
Там, в Николаеве, он и встретил свою единственную на всю его, увы, короткую жизнь любимую женщину — Тоню, Антонину.
А через год она ему родила первенца. Назвали сына по настоянию главы семьи Валерием, как Чкалова. И мечтал отец, что пойдет он по его стопам — небесными трассами. Но жизнь чуть-чуть отвернула русло отцовской мечты: сын не оторвался от земли, но все же выбрал стезю морского офицера. И не жалеет об этом и по сей день. Говорит так: "Ведь отец все-таки служил в морской авиации…"
Кстати, у него и своих стихов книг на пять, не менее, написалось. Но как-то сложилось так, что родитель не благословил его на собственную поэтическую стезю, не увидел "пятого лепестка" в наборе сыновьих талантов. И теперь, когда друзья порой предлагают Валерию все-таки издать и свои стихи, он (очень мудро и правильно, кстати, поступая) отвечает: "У Севастополя Криванчиков должен быть один!"
…Уж коли пошла речь о "пятом лепестке сирени", если правильно цитировать Николая Григорьевича, то так он озаглавил свой 20-й, увы, вышедший уже после его кончины поэтический сборник, полный пронзительно лирических, требующих 100-процентного погружения, с "сердцем нараспашку" трепетных строк, излучающих великую любовь ко всему, над чем ему довелось полетать, ко всему, что так на земле приютило его, ко всему, что соотносимо с миром мужской дружбы, летной кабины и каюты рыболовецкого траулера (девять месяцев он отходил в 60-е на судах нашей "Атлантики", деля с рыбаками и хлеб земной, и соль морскую). И, конечно же, — к ставшему родным Севастополю, который лучезарно впервые улыбнулся ему почти полвека назад, весной 57-го, когда он, бравый штурман, капитан морской авиации, в планшетке которого уже был и первый поэтический сборник "Летчики", и еще четыре книги, прибыл после академии вновь испеченным политработником и выложил на стол главному редактору "Флага Родины" свое направление на службу во флотской газете.
Здесь он вскоре напишет:
И — далёко от моря, и близко
Лежит, с Отчизною скорбь деля,
В венках шуршащих у обелисков
Вся севастопольская земля…
Отныне наша земля чуть более чем на четверть века станет его второй малой родиной. Ей он посвятит сотни строк, в честь ее напишет свое главное поэтическое детище — драматическую поэму в стихах "Севастопольская песня". Она, как спектакль, успешно дебютирует 24 марта 1961 года в нашем любимом театре им. А.В. Луначарского при полном аншлаге, где лирическим автором выступит сам Н.Криванчиков, музыку на стихи выдаст замечательный композитор Л.Розен, а в роли главного героя выступит наш талантливый актер Юрий Максимов. Его искрометную, полную импровизации игру хорошо помнят те, кому в 60-е годы было едва-едва за тридцать…
Конечно, с высоты реалий ХХI века многое нынешней молодежи в этом спектакле покажется сегодня неприемлемым. И роль несгибаемого мудрого парторга, и несколько наивный пафос "в доску" рабочего парня Алексея. Но давайте все же отдадим себе отчет в том, что Николай Криванчиков — это биография наших с вами послевоенных лет, а тем паче — начала 70-х, когда рты поэтов были надежно запечатаны советско-партийной цензурой. И простим Криванчикова, честного, искреннего, глубоко порядочного человека, свято верящего в незыблемость преемственности памяти предков, за его (святую опять же)… непрозорливость. Он многое сумел увидеть, он многое сумел прочувствовать, он всколыхнул сотни сердец своим светлым поэтическим талантом. Но и он же написал такие строки:
В легендами овеянном и славой
Бессмертном Севастополе стоит
На набережной тополь, что по праву
Не может быть потомками забыт.
В осколочных и в пулевых он шрамах,
Под ветром плещет мирною листвой
Друг молчаливый наших ветеранов…
Увы, не время не пощадило его. Этот тополь уничтожили те самые потомки. Спилили, когда расчищали набережную Корнилова под новые торговые точки…
Хорошо, что всего этого уже не увидел Николай Криванчиков. Он, правда, одно абсолютно точно предрек: свое бессмертие. Наш именитый севастопольский прозаик, член Союза писателей СССР Валентина Фролова в высшей степени тепло вспоминает о своем литературном соратнике далеких 50-х — Николае Криванчикове:
— Мы с ним познакомились во "Флаге Родины". Я, тогда старший литсотрудник, была просто очарована задором этого бравого летчика, красавца, который буквально штопором ворвался в редакционные будни флотской газеты. Сразу обозначил себя незаурядным поэтом, кому путевку в жизнь на Парнасе выдаст вскоре известный советский поэт Николай Грибачев…
Многие, вспоминает Валентина Сергеевна, "держались за погоны", а Николай Криванчиков — нет. Его долго не отпускал флот, однако по второму ходатайству Союза писателей СССР его отправили-таки в запас, на "творческую работу". Он так по этому поводу высказался: "Зачем попу гармонь, когда у него есть колокола?"
А как-то, готовясь к "облету" "Ракушки" на Приморском бульваре, где были объявлены заранее и выступления местных литераторов по случаю какого-то праздника, он сказал Валентине Фроловой: "Ну иди с нами, выступи".
А та засмущалась. На что Николай Григорьевич отпустил шутку: "Пусть смотрят на нас, пока мы живые, а не бронзовые". А может, и не шутил…
Вот так, кое в чем он, повторимся, сумел заглянуть на долгие годы вперед. В том числе — и на перспективы памяти о нем, о чем сегодня напоминает мемориальная доска на доме по проспекту Нахимова, 1. О чем сегодня, именно в этот день, говорят на торжественном собрании его земляки в Доме культуры в г.Спасске (ранее — Беднодемьяновск). Он, его стихи живут в сердцах сотен людей, его наследие свято чтится любимой и верной женой, сыном Валерием, внуками Натальей и Романом, однополчанами, теми, кому он посвятил немало стихов в своем посмертном сборнике "Пятый лепесток сирени"…
Я говорю теплей день от дня
И незнакомым всем, и всем знакомым,
Кто видел, слушал иль читал меня:
Ведь даже месяц молодой стареет,
И очень я хочу, чтоб каждый смог
В недолгом цвете жизненной сирени
Быстрей найти свой пятый лепесток.
Он его счастливо нашел, свой "пятый лепесток". Николай Криванчиков останется в благодарной памяти севастопольцев вечно молодым фронтовиком, капитаном, так и не ставшим майором, когда числился по военно-морскому ведомству на журналистской работе во "Флаге Родины". Но вопреки строке из известной песни Высоцкого ставшим-таки потом, на "гражданке", уже в рядах полка поэтического Севастополя, Поэтом, который вполне тянет на генеральский чин.
Вполне!
