18o
Главное украшение комнаты — фотографии, которые любовно размещены на стенах. Хозяина дома давно уже нет в живых, но все здесь о нем напоминает. Снимки военного времени: 35-я батарея ведет огонь по врагу, командир батареи, группа офицеров-артиллеристов, Ф.С. Октябрьский рядом с А.Я. Лещенко и А.М. Сунгурьяном, сослуживцы, защитники Севастополя. Фото довоенные и послевоенные, групповые семейные, портреты. Сама киевская квартира командира 35-й батареи — это и есть яркий рассказ о герое севастопольской обороны Алексее Яковлевиче Лещенко, рассказ, который продолжают сегодня его жена и сын.
МАТЬ
Людмиле Александровне на днях исполнилось 85 лет. Глаза — огромные, сияющие, по-прежнему молодые. Поражает память — все те далекие военные события она помнит до мельчайших подробностей:
— Как раз в 1941 году я окончила медицинский техникум в Феодосии. И тут — война. Меня сразу призвали на службу, естественно, попала в госпиталь. А из госпиталя нас направили на Перекоп, на Арабатскую стрелку. Тогда, в 41-м, у немцев техники было очень много, а у нас — мало, немецкие самолеты летали прямо над головами, а бить нечем, артиллерии почти не было. Немцы быстро наступали, и мы драпанули с Перекопа в Керчь. Три месяца шли тяжелые бои, Керчь держалась, раненых у нас была тьма-тьмущая! Мы работали дни и ночи, а потом немцы подошли к Керчи. У нас был небольшой катеришко, погрузили раненых, которые могли ходить, и с ними — на Тамань. Затем Геленджик, Новороссийск, потом десант на Малой земле. Так что я тоже немало прошла, пороху понюхала.
Лещенко после Севастополя командовал батареей "Сопка" в Туапсе, а нашим дивизионом, где я служила, командовал Матушенко. Потом произошло разделение, часть батарей отошла, и Лещенко принял 117-й дивизион и начал знакомиться с батареями. Приехал и на нашу. Мы тогда стояли в селе Архипоосиповка под Новороссийском. Но ведь никто же не знал, когда приедет новый комдив! И так случилось, что как раз в этот день я затеяла уборку в медсанчасти. Все медикаменты свалила в кучку, начала разбираться, а потом ненадолго отлучилась в деревню — молока купить. Лещенко все обошел, потом заглянул в санчасть: где фельдшер? Ребята выскакивают мне навстречу: "Новый комдив приехал, тебе, наверное, попадет". Пришла, доложила под козырек. А он спрашивает: "Почему у вас такой беспорядок, главстаршина?" Объясняю. И тут же: "Трое суток домашнего ареста!" Что поделаешь? — "Есть! Разрешите идти?"
А потом он зачастил в санчасть — раз приехал, второй. Командир батареи уже пристально поглядывает на меня: "Что такое, Люся, к кому-то командир дивизиона едет раз в неделю, а к нам зарядился чуть ли не каждый день. Не знаешь, почему это?" Но скажите, какой даме не нравится, если командир дивизиона ухаживает! Да еще затем предлагает новое место службы? Вот так и начался наш роман, наша семейная жизнь.
Потом 117-й дивизион и все батареи были направлены на освобождение Севастополя. 9 мая 1944 г. освободили город. Боже мой, от Севастополя ничего не осталось! Муж все рвался на свою 35-ю батарею, но еще двое суток "катюши" так били по Херсонесу, что ничего другого слышно не было. И вдруг в 12 часов дня наступила тишина. Мы приехали на Херсонес, а там страшно что делалось! Тысячи машин стояли, видно, их туда со всего Крыма согнали. Обозленные, наши моряки давили немцев машинами. Муж, конечно же, сразу помчался на батарею. А там все подорвано. Битком набито пленных немцев.
Тогда я уже ожидала сына, на седьмом месяце была. Но продолжала служить, еще не была демобилизована. Родился Валерик 12 июля 1944 г. в Старом Крыму, где жила моя мама.
ОТЕЦ
О том, какая участь постигла 35-ю батарею, хорошо известно. Во время подрыва командира контузило. Ни катера, ни подлодки подойти к берегу уже не могли. И вот тогда матросы Мельник, Подуванец и еще один, фамилия которого неизвестна, контуженного А.Я. Лещенко по потерне потащили к морю. Катер уже не приближался к берегу. Тогда матросы, стоя в воде, чтобы спасти своего командира, раскачали его на руках ("добросим — не добросим?") и рывком бросили в катер. Так Алексей Яковлевич получил свой шанс на спасение. А моряки остались на берегу и попали в плен. Вот такой потрясающий случай. Мельнику и Подуванцу удалось выжить, и через много лет после войны они приезжали к своему командиру в Киев. Мельник к тому времени дослужился до майора.
В Киев семья Лещенко переехала с Дальнего Востока в 1954 году. До этого Алексей Яковлевич служил на Балтийском, Тихоокеанском флотах. И хотя было положение о направлении защитников Севастополя на Черноморский флот, его из-за прямолинейного характера в Крым не назначали.
Четыре года проработал он начальником райжилуправления Подольского района г. Киева. Болел. Нынешнюю двухкомнатную квартиру на Левобережье, где проживают сейчас вдова и сын, Алексей Яковлевич получил благодаря писательнице Любови Рудневой, которая много писала об участниках обороны Севастополя. А до того жили они на Подоле в старом цехе, с трудом приспособленном бывшими воинами под жилье.
— С одной стороны — общественный туалет, с другой — тоже туалет, — рассказывает сын Лещенко, Валерий Алексеевич. — Отец был таким человеком, который сам за себя слова не скажет. А тут один инфаркт, другой. Когда к отцу приехала Любовь Саввична Руднева и увидела, как он живет, она тут же обратилась к первому секретарю горкома партии Боткину. И знаете, что всех удивило? Не то, в каких условиях проживает герой Севастополя, а то, что он, работая начальником районного жил-управления, не смог себе квар-тиру сделать! И вот предложили отцу трехкомнатную квартиру. Но он сказал: "Нас трое, а в таком случае положена двухкомнатная". Вот такой человек был!
А.Я. Лещенко начал службу на 35-й батарее в самом начале ее строительства. От матроса, старшины, командира башни вырос до командира батареи, а потом и дивизиона. Гладкой его службу никак не назовешь.
— 37-й год на нем тоже отразился. В то смутное время пятерых или шестерых командиров отправили на тот свет. Отец, тогда старший лейтенант, был исключен из партии, снят с должности, — рассказывает сын. — Об этой истории, конечно, он вспоминал неохотно. А дело в том, что когда он уходил на службу, то взял с собой фотографию своего отца, моего деда. А тот во время Первой мировой войны был унтер-офицером, воевал в корпусе Самсонова, имел два Георгиевских креста. И еще: каким-то дальним родственником нам приходился опальный певец Петр Лещенко, который жил за границей, в Румынии. Так вот кто-то из "друзей-товарищей", которые обитали с папой в одной комнате, написал бумагу в НКВД. Тогда разбирались быстро: вон из флота, из партии! Отец объяснял: "Село наше, Васильевка, рядом, в Запорожской области, отец — председатель колхоза. Пошлите проверку". Хорошо, что все это недолго продолжалось, изменилась ситуация, сменилось руководство НКВД, и несколько десятков тысяч офицеров были возвращены в свои части. Отца вернули на должность помощника командира батареи.
Вы думаете, он обозлился? Затаил в своем сердце чувство мстительности? Ничуть не бывало! И вот оно, тому подтверждение. Возле батареи располагался аэродром, с которого увозили раненых. От отца зависело, кто попадет на самолет. А вот этот "дружочек", из-за которого пострадал отец, служил уже в другом месте и был ранен. Отец дал команду донести его до самолета и взять на борт. "Папа, — спрашивал я его, — не понимаю, почему ты это сделал?" — "Пускай выживет и всю свою жизнь знает, что не все подлецы".
В его жизни было немало подобных примеров. Он не прощал предательства. Мог при всех не пожать руки начальнику, который проявил малодушие в последние дни обороны, спасая свою жизнь: "Трусам не подаю". Отец всегда правду-матку резал, говорил то, что думает. За это и пострадал. Ходила молва, что представляли командира 35-й батареи к званию Героя Советского Союза. Но не дали даже ордена. Уже позднее, в 1943 г., Ф.С. Октябрьский спросил, почему у Лещенко нет награды за Севастополь, и дал команду представить его к ордену Красного Знамени.
Война и различные неурядицы, которые были и в дальнейшем: XIX, ХХ съезды партии, разоблачение культа личности, двойственная роль руководителей партии, партийные колебания и прочее, — все это не могло не сказаться на характере отца. Такое повидать, столько вынести… У него так было: если во что-то верил, то верил бесконечно, до конца. Если разочаровывался, то уходил в себя, замыкался, как черепаха в свой панцирь. Он становился все более молчалив, замкнут. Не знаю, о чем он говорил с сослуживцами во время встреч, но в моем присутствии откровенных разговоров не было. Наверняка они что-то обсуждали и спорили.
Был дотошным, всегда доводил дело до конца. И это сказалось в самом главном деле его послевоенной жизни — работал над историей батареи.
После смерти А.Я. Лещенко сын отвез его мундир, ордена, документы в Музей Черноморского флота. Вначале все это экспонировалось, но после ремонта было отправлено в запасники. Хорошо бы, чтобы сейчас снова появилось на стендах.
СЫН
Валерий Алексеевич несколько раз приезжал в Севастополь. И с отцом, и сам. Впервые — после окончания школы по приглашению А.А. Сариной. Антонина Алексеевна возглавляла комитет ветеранов войны. Сразу же предложила машину, чтобы сын А.Я. Лещенко смог отправиться на 35-ю батарею.
— Приехали, и меня отпустили, чтобы я один походил и посмотрел. Какие чувства меня обуревали? Понимаете, я увидел то, о чем папа рассказывал, но одно дело — слушать, рассматривать фотографии, а другое — увидеть самому. И после этого я не раз бывал в Севастополе. Разве можно забыть марш участников обороны и освобождения, торжественные колонны ветеранов, улицы, полные народа, море цветов?! Помню, я купил букет и вручил его одной из женщин в колонне. Для меня все, что связано с Севастополем, прошло через сердце. Приезжая в Севастополь, я встречался с сослуживцами отца — М.К. Байдой, Л.Г. Репковым, Мельником. Отец предлагал, чтобы я после школы поступил в военно-морское училище. Но мама воспрепятствовала: "Мало я с тобой наездилась. Ты хочешь, чтобы и сын всю жизнь был на колесах". А я вообще собирался поступать во ВГИК или в театральный. Натура артистическая. Стихи писал и даже печатался. Танцевал хорошо, цыганочка с выходом — это мой коронный номер.
(Окончание следует).
