18o
Хотелось бы сразу оговориться, что портрет, который я вам сегодня нарисую, будет отнюдь не парадным, не пафосным, а камерным и очень личным. Знакомьтесь — Анна Гудкова, 22 года, выпускница Севастопольского медицинского училища им. Жени Дерюгиной, студентка второго курса Запорожского государственного медицинского университета, вот уже третий год на выходных и во время каникул работающая на станции «Скорой помощи» фельдшером выездной бригады. Летом — на две ставки. Аня — обаятельная, смешливая, кокетливая барышня, пожалуй, как и многие ее сверстницы. Пока не надевает белый халат или не начинает говорить о деле своей жизни — медицине. Тогда в ее глазах отражается другой мир — со своей философией, образом мышления и реакцией на происходящее. А еще в них отражаемся мы, хоть раз в жизни бывшие пациентами.- Почему решила стать медиком? Профессия уже не престижная, получают врачи мало. Или надеешься устроиться в частную клинику?
— Я все понимаю, но с раннего детства четко знала, что буду врачом и никем другим. Когда маленькой была, играла только в "больничку" — всем куклам уколы делала, бинтовала, лекарствами поила. Окончила школу — поступила в медицинское училище, где окончательно решила, что обязательно стану врачом. Да, может быть, я не буду получать очень высокую зарплату, но предпочитаю заниматься тем, что мне по душе. Что касается частных клиник, то, не буду лукавить, устроиться туда хотела бы, но четко осознаю — это возможно лишь с многолетним опытом работы в бюджетных больницах и поликлиниках.
— Зачем на «скорую» работать устроилась? Сложно же с запорожского поезда — на смену, а после смены — на тот же поезд?
— Знаешь, работа на "скорой" — это настоящий экстрим. Садясь в машину, чтобы ехать на вызов, я начинаю прикидывать, какова ситуация, как можно помочь пациенту. Однако чаще всего мои предположения бесполезны, так как вызов на расстройство желудка может оказаться сердечным приступом. Одно могу сказать точно: каждый вызов — это адреналин в кровь, мобилизация сил и лучшая проверка знаний, экзамен, оценки на котором ставит жизнь. И как бы ни было тяжело, оставить работу на "скорой" просто невозможно — она как наркотик. Кроме того, нигде не приобретешь такой обширный опыт, как на "скорой", — тут и кардиологические, и педиатрические, и травматологические пациенты.
— Был ли какой-нибудь момент, когда до конца поняла, что идешь своей, правильной дорогой?
— Конкретного случая не было. Ощущение правильности возникает каждый раз, когда видишь лица людей, которым облегчил страдания, глаза родственников после того, как их близким действительно помогли. Я уж не говорю о незабываемых ощущениях, настоящей победе, когда удается спасти человеческую жизнь. Я навсегда запомнила свою первую практику в больнице. На "скорой" привезли девушку — передозировка наркотиков. Через 20 минут ее не стало, а медсестра, сняв с девушки украшения, поручила мне отдать их родственникам умершей. Как сейчас помню то чувство беспомощности, которое овладело мной, когда в моей руке оказались те сережки и цепочка, — ведь мы, практиканты, еще ничего не умели. А еще понимание хрупкости жизни, которую так просто "упустить", а сохранить гораздо сложнее. Я вспоминаю об этом каждый раз, когда надеваю белый халат. Знаешь, для меня он не просто униформа — это переход в другую жизнь, другую реальность, где я максимально сосредоточена, где нет места ошибке.
— Все чаще и чаще медиков обвиняют в неквалифицированности, равнодушии и хамстве. За честь мундира обидно?
— Обидно, конечно, но дыма без огня не бывает. И я, и мои родственники, и друзья сталкивались с нелучшим отношением врачей. Когда я вижу таких докторов, мне страшно, что и я могу разлюбить свою профессию, перестать получать от нее наслаждение, боюсь "перегореть". И очень надеюсь, что такого никогда не случится. Ведь в этом случае выход один — уходить из профессии.
— А как по другую сторону баррикад? Какие мы, пациенты?
— Разные, в этом и заключается вся сложность и прелесть моей работы. Начиная высокопоставленными чиновниками и состоятельными людьми и заканчивая бомжами и алкашами. Я даже вывела некоторую закономерность: чем выше человек взошел по социальной лестнице, тем он более смирный и вежливый. А больше всего "качают права" именно асоциальные элементы. Бывает "весело": 2 часа ночи, дождь, стоишь под дверью подъезда, которая закрыта на кодовый замок. Минут через двадцать родственники больного удосуживаются все-таки открыть дверь, после чего закатывают истерику, мол, долго ехали. Еще "веселее", если родственники подшофе — тогда приходится еще и за ними приглядывать, чтоб чего не выкинули. Конечно, не все вызовы такие. Действительно приятно, когда чувствуешь уважительное отношение к своей персоне и готовность четко выполнять предписания и инструкции. А потом — услышать простое "спасибо".
— Как ты выносишь все атрибуты твоей профессии: страх, чужую боль, страдание, а иногда и смерть?
— Это неизбежность. Для того я и работаю, чтобы унимать боль, облегчать страдание. А смерть… Знаешь, для меня она всегда повод хорошенько подумать. Каждый раз, когда, несмотря на мои старания, пациент умирает, я долго прикидываю: могла ли сделать что-то еще? Поднимаю тонны литературы, спрашиваю у маститых коллег. Что касается страха, то я его испытываю потом: "Боже, какой сложный был случай! Как же я вообще смогла что-то сделать?" Думаю, это правильная реакция. А вообще юмор очень помогает. Каждый день не обходится без смеха. Больше всего алкаши веселят — от них такого наслушаешься! Вот только такой юмор — "черный" немного, друзья и родители его не понимают.
— Спасибо за искренность. Удачи!
