17o
ВЕЧЕРНЯЯ БЕСЕДА О ГОРОДЕ И ФЛОТЕ.
Утверждение, что «Севастопольский вальс» знают все моряки, справедливо и для жителей города, и для многочисленных гостей. Как свидетельствуют гастроли флотского Ансамбля песни и пляски, Театра танца Вадима Елизарова, эта песня служит визитной карточкой города и в дальнем зарубежье. Более чем полувековая популярность «Севастопольского вальса», прозванного когда-то опереттой, а по-нынешнему — мюзикла, не имеет границ. Кто же автор такого долгоживущего творения? И выясняется, что на простой вопрос могут ответить далеко не все даже завзятые театралы. Оказавшись недавно в Москве, я позвонил одному из создателей «Севастопольского вальса». Чеканный, уверенный голос ответил: «Юлий Анненков, слушаю вас!». Именно он — автор либретто неувядаемого мюзикла.
ВИЗИТНАЯ КАРТОЧКА:Юлий Лазаревич Анненков. 1919 г.р. Винница. Окончил Московский ИФХИ (1941-й). Писатель, драматург. Офицер-артиллерист. В годы войны защищал Москву в батальоне морской пехоты, сражался на берегах Черного и Баренцева морей, в Финляндии. Автор пьес "Полярная звезда", "Сердце балтийца", "Южный крест", повестей "Флаг миноносца", "Штурман прокладывает курс". Живет в Москве.
Писатель живет в старинном доме в Старопименовском переулке, недалеко от Пушкинской площади. Его квартира — это и уникальная библиотека, и музыкальная гостиная. Здесь сочиняли "Севастопольский вальс" композитор Константин Листов, литераторы Юлий Анненков и Елена Гальперина — супруга и сподвижница писателя.
Долгий вечерний разговор, насыщенный воспоминаниями Юлия Лазаревича Анненкова о войне, флоте, размышлениями о сегодняшних реалиях, представляется как писательский монолог, посвященный 225-летнему юбилею Севастополя.
Рассказывает писатель Юлий АННЕНКОВ:
— Говоря о любимых городах, очень трудно назвать самый любимый, как и мужчине в откровенной беседе непросто произнести имя той, которая для него одна-единственная.
Так и мне сделать однозначный выбор непросто. Я сначала назову свой родной город, где я прожил до 17 лет, на излучине Южного Буга, который, с моей точки зрения, является лучшей рекой в мире. Я видел Рейн, Сену, Обь, Гвадалквивир и, конечно, Волгу. А вот Южный Буг — лучше всех.
В ПРИМЕР ПОТОМКАМ
Слово "родина" у нас так затрепано и затерто, что в художественной литературе его уже трудно употреблять. Я сейчас не найду для него никаких синонимов. Признаюсь, что родина для меня — это тот краешек Земли, который ты увидел в младенчестве в первый раз, либо который у тебя связан с чем-то очень дорогим. И это моя родная Винница на Украине. Еще два города так же близки мне, будто я там родился. Это Ленинград и Севастополь. Для меня город на Неве остается со своим прежним названием, как и в то время, когда мне довелось там служить и работать. А с Севастополем связывают меня сохранившиеся глубокие душевные переживания. Попробую сказать о Севастополе стихами.
Вы видели, как пилят камень
Обыкновенною пилой,
И белый камень под руками
Пылит оранжевой золой?
Вы видели, как из развалин,
Из праха вздыбленной земли
Дворцы и пристани вставали
И принимали корабли?
Все это можно видеть только
На грани моря и земли,
Которую, в пример потомкам,
Столицей славы нарекли.
Первый раз я попал в Севастополь ребенком. В том старом городе мне особенно запомнились Морская библиотека и одноколейный трамвай. Он шел по проспекту Нахимова, Большой Морской, вокруг центра города и возвращался по улице Ленина мимо Военно-морского музея. И тогда, шестилетним мальчишкой, я подумал: какие счастливые люди живут здесь. Они дышат морем и плавают на кораблях (тогда не знал я, что по морю "ходят") и, возвращаясь из походов, рассказывают друзьям о дивных далеких странах. Когда с родителями мы уехали отдыхать в Ялту, я каждое утро, выходя на веранду, видел море без единого корабля и, огорченный, уходил рисовать их то под парусами, то с железными мачтами. Так проявлялась моя любовь к Севастополю.
Мне не довелось сражаться за Севастополь. Но моя военная судьба с августа 1941 года связана с флотом, с 1-м московским отрядом моряков, сформированным для обороны столицы. Тогда нарком ВМФ адмирал Н.Г. Кузнецов, воистину любимец всех флотов, вручил нам боевое знамя погибшего корабля ЧФ.
С тех пор флот, а позже и Севастополь, заняли огромное место в моей жизни. Всю войну я прошел в боевом строю и выполнял даже не долг, а свои обязанности, независимо от условий: под перекрестным артогнем, под бомбежкой, перед атакующими танками, воевал так, как и мои боевые товарищи, не считая, что нас за это следует как-то отмечать наградами. Это не было героизмом, это было характерной чертой нашей молодежи того времени.
В Севастополь я попал, когда война уже закончилась, в 50-е годы. Время было трудное. Даже по сравнению с тем, что мы пережили на войне, где я видел, как рушились города, как люди сгорали заживо… И у многих оно отпечаталось в памяти гибелью линкора "Новороссийск". Особенно ужасно было то, что боевой корабль погиб в мирное время, что сотни моряков (тогда мы не знали — сколько) ушли на дно у самого берега. Это незаживающая рана моего сердца. И то, что "новороссийцы" похоронены на Братском кладбище рядом с героями первой обороны Севастополя, вполне справедливо.
ФЛАГ МИНОНОСЦА
Моя служба в послевоенном Севастополе складывалась успешно и с ощущением душевной приподнятости. Правда, нередко физические нагрузки наваливались и вне корабельного расписания. Черное море умеет показать свой крутой характер. А в 50-60-е годы флот уже выходил в Средиземное море на боевую службу, и можно было почувствовать, каково служить на кораблях в мирное время.
То время подарило мне дружбу с Владимиром Александровичем Ингеровым — офицером
политотдела надводных кораблей. Это был высокообразованный, интеллигентный человек, знаток театра и литературы. У нас находилось много тем для общения. Нередко к нашим прогулкам по городу присоединялся любознательный спортивный мальчик Виктор — сын Владимира Александровича. Он тоже стал офицером флота, унаследовал от родителя еще и любовь к литературе и театру. Виктор Ингеров проявил себя по-настоящему талантливым поэтом. Недавно мне привезли в Москву его книгу стихов "Глубина резкости". К горькому сожалению, последнюю…
Запомнились встречи в Морской библиотеке, куда на обсуждение книг приходило много читателей, вернувшихся из боевых походов. В их рассказах звучала гордость за Черноморский флот.
…Однажды на эсминце "Безупречный" мы вышли на Феодосийский полигон. И там неожиданно потеряли учебную торпеду. Такое происшествие могло повлечь за собой тогда более чем суровое наказание. Поиск проходил неделю, другую, третью. Безрезультатно. Как артиллерист, я непосредственно с этим не был связан. И мне повезло. Командир предоставил мне отпуск в Севастополь. Там-то и определилось мое новое назначение: крейсер "Молотов". Вскоре его назвали "Слава". Моряки посмеивались: фамилию заменили на имя, ведь Молотова звали Вячеслав. На крейсере я командовал батареей автоматических зенитных пушек.
Вся моя дальнейшая литературная деятельность самым тесным образом связана с флотским периодом моей жизни. Основным своим произведением я считаю роман "Флаг миноносца", который вобрал в себя и первые дни войны на Черном море, и действия моряков на сухопутном фронте. Я написал то, что видел, что прочувствовал, и так, как хотел. Вряд ли я что-то идеализировал. Этот роман неоднократно переиздавался.
И в последующих прозаических вещах я писал о Севастополе, где мне доводилось бывать довольно часто: и на стажировке, и с писательскими делегациями. А однажды меня направила на флот в командировку газета "Правда", где военным отделом руководил Тимур Гайдар в звании контр-адмирала. Побывал я тогда у морских пехотинцев в Казачьей бухте. И написал о них.
О Севастополе я помню всегда. Этот город породил в моем сердце желание сделать кроме романа еще и пьесу. Коснувшись войны, показать послевоенные судьбы офицеров, причем еще молодых, 25-летних. У нас оказалась только та специальность, которую дала война, мы больше ничего не знали и не умели. А тут подоспело хрущевское сокращение — "миллион двести". У нас возникла какая-то неопределенность, неуверенность. Поймите меня правильно: война, при всей ее трагичности, все же лучшее время моей жизни в том смысле, что мы жили по совести, подвергаясь каждый день опасности, делали то, что необходимо было стране, сражались за правое дело.
Вот тогда я задумался над пьесой, которая потом получила название "Севастопольский вальс". Она навеяна не только впечатлениями о Севастополе. Подтолкнуло к этому и чувство разочарования, которое овладело молодой офицерской средой. Речь совсем не о том, чтобы нам открыли дорогу к наградам и должностям. Волновал житейский вопрос: что делать, куда направить свои стопы? Большинство из нас вышли с честью из этих трудностей. Мне в этом помогла работа на судах гражданского флота. Тогда я написал стихотворение "Баллада о проданной шинели": во сне ко мне пришел мой друг матрос, погибший в сражении и навсегда оставшийся девятнадцатилетним. Он шел продавать свою морскую шинель и сказал мне, сжав зубы: "Продаю свою душу". И я писал о том, как сохранить свою душу, как найти себе настоящее, достойное место в послевоенном мире.
НОВАЯ ВСТРЕЧА
В шестидесятые годы я вновь в Севастополе. Здесь с ходу почувствовал себя молодым. Севастополь снял с меня прожитые годы, я сбросил лет двадцать! Меня вновь приняли на корабль. Я вышел в море, встретился с сослуживцами, ходил по городу и дышал его воздухом. И думал: почему он такой прекрасный? Когда Севастополь жил в "закрытом" режиме, хозяйки оставляли ключ под дверным ковриком, а первоклассниц спокойно отпускали к подружкам на другой конец города, зная, что никто их не обидит. Порядок здесь обеспечивали флотские патрули. Я сожалел о том времени, когда корабль швартовался после похода на Минной и матросы в белых форменках заполняли улицы и бульвары. Так бывает с постаревшим мужчиной, который увидел молодую женщину, и она его очаровала, поразила: какие слова ей говорить?!
Мне хотелось бродить сегодня по Балаклаве, завтра — на Бельбеке, где на рейде стояли корабли. И тут я понял, что в моем воображении перемещаются картинки послевоенного Севастополя, зреет пьеса и я должен написать, как в такое время у моряков проявляется вдохновение для творческого труда.
Напомню, что первый акт — это сражение на последних рубежах, Инкерманских высотах. Те, кто остались живы, действуют и во втором акте. После войны они восстанавливают Севастополь. Главный герой, бывший командир роты на Инкерманских высотах (тогда старший лейтенант) Дмитрий Аверин, переведен в Севастополь после службы на Северном флоте. Он уже капитан 2 ранга, вступает в командование кораблем, встречает в Севастополе новую любовь. Прежняя, которую Аверин отправил из Севастополя на Большую землю, уже нашла свою судьбу. О его нынешней возлюбленной вспоминает главстаршина: "Если бы эта отчаянная девка не пробралась тогда к нам с дисками и гранатами, была бы нам, Дмитрий Николаевич, полная хана".
В то время понятие "мюзикл" в СССР не употреблялось, считалось "духовным оружием буржуазного влияния". Между тем мюзикл — замечательный жанр, который признан теперь и у нас. К нам проникали и "Вестсайдская история", и "Порги и Бесс", и "Поцелуй меня, Кэт"… Мой соавтор Елена Гальперина, к слову, моя жена, с энтузиазмом взялась за мюзикл, готовила стихи и музыкальные номера. Композитором пригласили тоже флотского человека — Константина Листова, который бывал в осажденном Севастополе. Мы работали увлеченно, много и горячо спорили. Вспоминали севастопольские улицы, эпизоды. Город все время стоял перед нашими глазами: Минная стенка, Дом офицеров, площадь Нахимова. Так зарождался "Севастопольский вальс". Жанр мюзикла себя оправдал.
Поставил спектакль Борис Рябикин, прекрасный режиссер, с которым мы создали еще несколько постановок, в том числе "Полярную звезду" — о подводниках-североморцах, "Южный крест" — о тихоокеанцах. Все они шли в Ленинграде. Константин Листов был пропитан музыкой и флотом насквозь. У него когда-то была песня "Севастопольский вальс", а Елена написала новый текст. Пьеса имела совершенно неожиданный успех. В общей сложности ее приняли более чем на 100 сценах Советского Союза и соцстран. В частности, в Ленинграде она прошла 600 раз, в Севастополе — более 100. Огромным успехом этой пьесы мы обязаны еще одному соавтору — городу Севастополю, который придавал сил и мне, и Листову, и Елене. Мы представляли себе город того времени, Костя играл на рояле, и строчки приходили сами.
За мою жизнь, которую я считаю более или менее благополучной и даже удавшейся, за мое литературное творчество и в прозе, и в драматургии, и в стихах я хочу трижды низко поклониться городу Севастополю и сказать ему: "Большое флотское спасибо!".
