17o
Читателям нашей газеты знакомо имя старожила Севастополя Алексея Алексеевича Касаткина. Время от времени он присылает нам теперь уже из Харькова свои материалы. Особенно интересным и познавательным стал его рассказ о старом севастопольском кладбище. Память Алексея Алексеевича сохранила удивительные подробности из разных сфер городской жизни. Родился А.А. Касаткин в Севастополе в 1924 г. Прошел с нашим городом и своими земляками трудные годы становления 20-30-х годов. Воевал. В составе 128-й горнострелковой Туркестанской дивизии участвовал в освобождении Севастополя. В послевоенные годы защитил кандидатскую диссертацию, был доцентом ХПИ. Сегодня мы публикуем отрывки из воспоминаний А.А. Касаткина.Базаров в Севастополе было несколько, а самый большой — у Артиллерийской бухты. Это был типично южный морской базар. У берега бухты — толчея в два-три ряда лайб, баркасов, лодок, обычно торгующих всем, что вылавливалось в море. Мать покупала камсу, бычки, ставриду. Всё это подчинялось сезонам, когда что-то можно было купить за копейки, а когда — ни за какие деньги. Наиболее бойким базар был в сентябре. В это время вся бухта была заставлена судами, большей частью лайбами. Деревянная посудина водоизмещением 10-15 тонн с парусом и движком "болиндер", загрузившись до предела арбузами, за двое суток добиралась из низовьев Днепра до Севастополя. И мы объедались арбузами. Правда, мать покупала, что подешевле: с вмятиной, с трещиной. Одно только сдерживало: всё купленное надо было тащить километра три. И не просто расстояние, но еще и вверх почти на 100 метров, и вес килограммов 15-20. Но матери было приятно смотреть, как уплетают лакомство её дети, и она таскала, хотя у неё было варикозное расширение вен.
Я помню ярмарку, которую устроили в конце 20-х годов на пустыре, где потом, в 1939-м, построили 5-ю школу. Ярмарка длилась месяц. А каждый выходной на этой площади царила толкучка. На следующий год ярмарка была на горе Матюшенко. Со строительством 5-й школы толкучку перенесли в Загородную балку. Но это уже был 37-й или 38-й год. Последнее место до войны, где была толкучка, — район ул. Пирогова. Почему я запомнил толкучки? Учась в 4-м классе, я познакомился с парнем, который жил в жилкомбинате. Он постигал азы радиотехники, и я заразился этим. К тому же оказалось, что дядька (мой дальний родственник) был заядлым радиолюбителем, и я ему, видимо, порядком надоел своим интересом. Проблем было полно и главная — радиодетали. В Севастополе работало два магазина, куда иногда завозили радиодетали. Один — напротив кинотеатра "Ударник", второй — там, где ныне Художественный музей (музей до войны был там же, но назывался Картинной галереей и располагался только на втором этаже, а на первом был магазин).
Тогда троллейбусов не было. Трамваем от базара можно было проехать только до Херсонесского спуска, что не оправдывало стоимость билета. Трамвай на базар ходил от ул. Б. Морской (тогда Карла Маркса) по ул. Октябрьского (Херсонесский мост, Боско), по Новороссийской, Щербака, Подгорной, вдоль Мясных рядов базара, по набережной Корнилова, ул. Фрунзе (Нахимова). Нынешняя набережная Корнилова была загорожена системой приема песка, который привозил рефулер "Урицкий". Оставались лишь проезд для трамвая и проход для пешеходов. Там, где сейчас гостиница "Севастополь", была небольшая гостиница "Турист".
О базарах помню такую деталь, которую из ныне живущих мало кто знает. В Севастополе был и Сенной рынок. Привозили на него сено фурами (мажарами) и продавали мешками на вес, многие держали коз, а накосить травы в Севастополе было негде. Сено привозили из других районов. Продавали овес ведрами. Торговали здесь и живностью. Можно было купить птицу, коз, баранов, ишаков и даже лошадей. Мы дома матрасы набивали сеном, которое покупали на Сенном рынке. Приятно было спать, вдыхая запахи засохших трав. Располагался этот рынок на нынешней улице Гоголя, там, где сейчас здание Приборостроительного института.
С продовольствием было трудно. Стремление одним махом перевести на социалистические рельсы сельское хозяйство, осложненное неурожаем, привело к голоду. Как это отразилось на Севастополе? Армия и флот снабжались централизованно. Возможно, нормы продовольствия снижались (например хлеба по карточке давали по 300 г на ребенка и 600 на рабочего), но в литературе я этого не встречал. Карточная система существовала всё моё сознательное время. В 1938-м ее сняли, а в 1939-м ввели снова в связи с финской войной. В начале 30-х годов были не карточки, а "заборные книжки". В них были листки с обозначением товара (от хлеба до мануфактуры). На каждого члена семьи — своя книжка и нормы, установленные для данной категории потребителей.
Надо полагать, что военное продовольствие смягчило голод в Севастополе. Наша семья была малообеспеченной. Отец с 1924 года страдал запоями, с 1930 года уехал на заработки, но ничего не заработал, вернулся с циррозом печени и в 1932 году умер. Мать осталась одна, по сути, с 1929 года, с тремя детьми от года до 9 лет. И, не будь у неё способности "выкручиваться", нам пришлось бы туго. Как-то мы с матерью зашли к её знакомой (тоже трое детей и еще меньших, чем у нас), она варила для детей похлёбку из голов соленой камсы — нашла в мусорнике. И этому радовалась.
Помню сосущее чувство голода и непрерывно сверлящую мысль: чего бы поесть? В Севастополе тогда был организован вылов дельфинов, и они стали поступать в продажу. Куски дельфина с толстой кожей, с подкожным жиром в палец толщиной напоминали свинину, но ни в вареном, ни в жареном виде дельфина есть было невозможно: резкий запах тухлой рыбы перебивал голод приступами тошноты. Никакие ухищрения не убивали отвратительный запах. Правда, дельфины детям Севастополя очень помогли. Там, где давно базируется ОВР, в конце 20-х годов был построен заводик, производящий из дельфинов рыбий жир. Медики выписывали его детям, а родителям было наказано, чтобы дети принимали его по столовой ложке три раза в день. Это была неприятная процедура, но, закрыв нос и затаив дыхание, можно было проглотить дозу. И это сыграло большую роль в здоровье детей. Анализы показали, что этот жир содержал еще и необходимые для развития детского организма витамины и микроэлементы.
Казалось бы: зачем ловить дельфинов? Лови рыбу! Но… В голодные годы консервные заводы работали на полную мощность, и рыбаки едва справлялись с выловом рыбы. А на рынки консервы почти не поступали. Все шло на экспорт. И не для покупки "Мерседесов", а на приобретение станков и оборудования. Все знали, что нужно быстро поднять экономику и стать экономически независимой страной.
Ну а насчет "передергивания" фактов, то еще живут старики, могущие подтвердить, что они работали на станках, закупленных нашей страной на Западе, что получали мизерные пайки, но быстро поднимали индустрию до уровня передовых стран. И голодали молча. И взрослые, и дети. Летом было легче — ели зелень, корешки, цветки, завязи. Зимой, если удавалось достать горсть кукурузы, наслаждались вспученной на горячей печке кукурузой. А в совхозе, куда мать пошла работать в 1931 году и проработала до 1937-го, была хоть надежда где-нибудь что-нибудь достать пожевать, и было уже легче.
Людям, не испытавшим голода, трудно представить его, охарактеризовать и оценить. Крича "голодомор", сейчас зачастую используют ситуацию в своих корыстных целях. Такая деталь: в 1931 году мать ездила в Мелитополь менять вещи на продукты. И привозила масло, сало, крупы. Это из "задушенной голодомором" Украины?! Голод был, возможно, даже вымирали целые деревни, но не потому, что так хотели большевики. Что хотели большевики, известно всему миру: "Мир, равенство, братство, общество без бедных и богатых". Стоп! Начиная строительство нового общества, коммунисты не изучили психологию человека, экономику, причины, толкающие людей на самопожертвование или предательство.
Коммунисты считали, что достаточно бросить клич "Ребята, давайте жить дружно!", и начнется рай земной. Но "ребята", поддакивая, потянули каждый в свою сторону. И не работали добрые призывы. А "кормчий", взяв принцип воспитания тот же, что и для воспитания детей: наказывать, если не слушается, дошел до диктатуры.
Ну а чем жонглировали? Помните, по-моему, у Кобылянской, за надел земли брат брата убил! Сейчас снова взялись за землю. Делить, продавать, закладывать. Но это же абсурд! Как поделить землю, если она разная? Между кем делить, если она принадлежала всему народу, а не только тому, кто её обрабатывал! Есть страны, где существует частная собственность на землю. Но она существует испокон веков, и земля там переходит по наследству! Из поколения в поколение. У владельца земли не возникает вопрос: "Почему у меня хуже, чем у соседа?" — так было всегда.
Ну а классовая борьба была, чему я свидетель. Как-то в совхозе мы играли около конторы. Видим, подъезжают две подводы, укрытые брезентом, возчики пошли в контору, а мы заглянули под брезент — хлеб! Мы схватили буханку — и в кусты, начали делить и тут же в рот… И, как ни хотелось кушать, есть его было нельзя: третья часть хлеба была крупным песком! И вот вопрос: как попал в тесто песок в голодное время? Или это НКВД подсыпал? И проясняется вопрос с голодомором: "Хотите социализм — подыхайте, а я свою, кровную землю засевать для большевиков не буду!" И шли куркули под расстрел, в Сибирь, удирали за границу обиженные новым строем до мести. А так как обиженных было много, то в "мясорубку" летели и правые, и виноватые. Озлобление и тех, и других вылилось в репрессии. В стране создались условия, при которых начали верховодить подлые людишки, такие как Ежов, Берия. Движущей силой была жажда власти. И пока дела удельного князька не были видны в Кремле, они "боговали".
…Разруха, голод, нехватка топлива внесли свои нюансы в повседневную жизнь города. Открылись магазины "Торгсина". На золото и серебро можно было получить и продукты, и вещи. Мать пошла и сдала своё колечко. Продуктов, полученных за него, хватило на неделю.
Перебирая странички памяти, я удивляюсь, насколько мы, дети, были свободны. Опека родителей проявлялась лишь в том, как накормить и заставить сделать что-то по дому. Насчет накормить — это не то, что сейчас: следить, чтобы ребенок всё съел, а чем бы покормить и где б достать. Моё детство прошло в годы, когда свободно, за нормальную цену купить продукты было невозможно. Они отпускались по карточкам. Люди с большим достатком покупали продукты на "чёрном рынке". Но и они не разбрасывались ими — всё ещё жила заповедь: хлеб — это святое, и разбрасывать его — большой грех. Так, исподволь прививалось уважение к продуктам, добываемым с большим трудом.
Прививалось и уважение к труду. После второго класса на каникулах мать устроила меня на работу — пасти коров. Пас я их вдвоем с татарской девушкой и был как бы подпаском. И потом, сколько себя помню, я работал: то после школы, то на каникулах. Так и жили.
