18o
2008 год, объявленный Годом национального усыновления и других форм семейного воспитания, — уже история. Но это вовсе не означает, что в Украине и Севастополе не осталось обездоленных, лишенных родительских любви и тепла, имеющих свою добрую, заботливую семью и уютный дом ребятишек. Нет! Они есть! И все так же продолжают внимательно всматриваться в каждого появляющегося на пороге детского дома взрослого: не за ним ли пришли мама и папа? Они ждут. Ждут исполнения своей самой заветной мечты…
И какое счастье, что есть среди нас люди, готовые исполнить эту детскую мечту, подарить детишкам, лишенным родительского попечения, самую что ни на есть настоящую семью. В прошлом году, да и в наступившем тоже, мы публиковали материалы об этих людях.
Но, как известно, у медали две стороны. Сегодня мы предлагаем невыдуманную историю одного удочерения, рассказанную нашими читателями. По этическим соображениям не будем указывать их имен и фамилий. Но в том, что это реальные люди, можете не сомневаться. Итак… Жили-были муж и жена. Было им на двоих всего 60 лет. И не было у них детей. Не получалось. И решили они тогда взять ребенка, а в таком деле надо быть честным перед Богом и перед собой. Будущий ребенок не был для них костюмом из бутика, когда выбираешь, примеряешь, щупаешь, смотришь на фасон, расцветку, качество ткани и цену. Не позволяли им этика и совесть уравнять живого человечка с костюмчиком. Поэтому не имели для них значения ни возраст, ни пол, ни внешность, ни медицинские диагнозы. Счастье в детских глазах — вот это имело значение. Чем один ребенок лучше другого? Ведь несчастливы все брошенные детки. Кого предложат — того и возьмем не выбирая, решили они. Опыта в таком деле у мужа и жены тоже не было — не знали, через что придется пройти…
В соответствующих службах дали солидный перечень необходимых и предусмотренных законом документов, срок годности которых по существующим правилам составляет всего один год. Не успели уложиться — начинай по новой. Этот пакет документов давал право на усыновление. В общем-то, пустяки, что по-человечески не разъяснили, с каких инстанций лучше начинать. Выправили муж с женой все справки и направились в соответствующие службы.
Они не были идеалистами, но им казалось, что люди в этих службах должны быть особыми, знающими и любящими свое дело, заинтересованными в том, чтобы как можно больше детей обрело семью. Будущие родители безумно волновались перед встречей с такими чудесными людьми, но получилось иначе. Их начали дружно отговаривать от "опрометчивого поступка". Скоро "тест на педикулез" закончился, но недоумение осталось.
Оказывается, районные и городские социальные службы не имеют полной и систематизированной базы данных о детях (если можно назвать базой данных сомнительного вида папку с разрозненными, неполными, неупорядоченными сведениями и отвратительными фотографиями).
Существует мнение, что детские дома и дома малюток переполнены. Но это далеко от истины: детей в статусе сирот немного из-за судебных проволочек по лишению родительских прав. У восьмилетнего и взрослее ребенка шансы быть усыновленным равны нулю. Таких детей мало. Но даже у них отнимают призрачную надежду и право обрести семью. Данные о ребенке неполные, медицинские диагнозы не обновляются. Характеристики на ребенка? Нет. Толковая информация о здоровье? Нет. Почему? Потому что "обновление" плановое. Раз в год — и точка, никакой динамики.
Взаимодействие служб с детским домом таково, что чиновники порой не знают даже, где находятся дети в данный момент. Решается судьба ребенка, а должностные лица не располагают точной информацией ни о нем самом, ни о том, где он пребывает…
Первый ребенок, который был предложен нашей семье, мог стать сыном молодой пары. Но было сказано: мальчик отдыхает в Закарпатье, познакомиться с ним пока нельзя. Поехали бы туда, но параллельно возникла кандидатура девочки, которая была поближе — в лагере "Горный".
Потенциальные родители знали: стоит им увидеть конкретного ребенка, взглянуть в его глаза — и отказаться от него уже будет невозможно.
Так и получилось. Девочка с простым русским именем Наталья, которую они встретили в "Горном", стала их дочерью. Первая встреча и знакомство с ребенком должны происходить в присутствии работника социальной службы, для которого это — изрядная тягость. Всю ночь будущие мама и папа не спали, готовились к встрече с ребенком, репетировали, перебирали различные варианты поведения. Не будем описывать процедуру транспортировки должностного лица в далекий "Горный" на такси под аккомпанемент его диссонансных сетований на неудобства парковки на личном автотранспорте у городских рынков… Опустим его явное нежелание лишний час задерживаться, исполняя свои должностные обязанности…
Во время очередного визита в лагерь "Горный" к будущей дочери среди играющих детей "заодно и вдруг" супруги увидели того самого мальчика, которому суждено было стать их сыном. Ни в каком Закарпатье он никогда не находился. Ошибочка вышла. Ценою в судьбу. Девочка и мальчик, оказывается, успели подружиться, но однокомнатная съемная квартира не позволяла забрать сразу двоих детей. Но встречу эту восприняли как гром среди ясного неба и перст судьбы.
Многое можно не описывать, иначе история усыновления превратится в трехтомник. Попробуем внести лаконичность и краткость в наш рассказ, вернувшись к самому началу.
Восьмилетняя девочка, выросшая в деревне, педагогически запущенная, без элементарных навыков самообслуживания, не знающая ни одной сказки, была привезена в лагерь очередными приемными родителями и оставлена там. Без вещей, без документов, без всего! Брошенная, неухоженная, неумытая. Оставлена в коммерческой группе недетдомовских детей. Она жила в лагере. Фактически. По документам же — по-прежнему находилась в приемной семье. В детский дом оформлена не была. Когда несостоявшаяся "мама" везла ребенка в лагерь, по дороге девочка плакала и умоляла "маму" не бросать ее, но "мама-опекунша", получив, по ее словам, благословение православного батюшки, привезла и оставила ребенка. Все это время экс-родительница продолжала получать на девочку полагающиеся дотации от государства. Социальными службами этот вопрос не контролировался. Куда идут деньги, полагающиеся уже удочеренному ребенку, — тайна, покрытая если не мраком, то сумерками. Хочется надеяться, что на добрые дела.
Пока не было решения суда, молодая пара на такси несколько раз ездила навещать почти своего ребенка в лагерь. После каждого посещения им впору было принимать сердечные и успокоительные препараты, поскольку их встречал чудовищно грязный ребенок в варварски погубленных новых красивых вещах, привезенных в предыдущий визит. Подаренные фотографии, стоящие на тумбочке у ребенка, оказывались оскверненными и разбитыми. Воспитатели не располагали возможностью уделить минимальное внимание единственной сироте в коммерческой группе. Зачем дети из благополучных семей мочились на вещи "чужака", где находились в это время взрослые? Вопросы, вопросы…
Однако вернемся к работникам социальных служб. Теперь никому не под силу разгадать, почему новоиспеченным папе и маме пришлось с боем "выбивать" медицинскую карту. Почему их однажды отказались пустить на территорию лагеря? Почему им предложено было самим ехать за вещами и документами ребенка в деревню, где она жила? Почему 90% информации о девочке со сложной судьбой приходилось узнавать от нее самой? Зачем перед судом их незаконно вынудили присутствовать на совете опеки, обстановку на котором можно сравнить только с визитом к неквалифицированному проктологу? Был готов весь пакет документов, назначена дата судебного заседания, но и там хор "защитников детей" слаженно отговаривал супругов от "глупого и опрометчивого поступка".
Хождение по мукам все-таки закончилось. Суд состоялся. По иронии судьбы в паспорте мужа и жены обнаружилось расхождение в одной букве фамилии из-за украинской транскрипции. Замена паспорта с целью исправления технической ошибки паспортистов была невозможной, поскольку это привело бы к необходимости внесения исправлений во все морские документы супруга. Ошибка эта обернулась тем, что ребенок до настоящего времени живет без документов, свидетельство о рождении отсутствует. Дело по исправлению этой ошибки обещали рассмотреть к весне (!) в порядке "живой очереди", поскольку исправить такую "серьезную" ошибку без присутствия ушедшего в море родителя никак нельзя. Попытки найти общий язык с канцелярскими работникам суда провалились, манера их общения с посетителями не выдерживает никакой критики, равно как и потерянные заявления, испарившиеся дела и доверенности, отпуска судей и, наконец, классическая цитата "это ваши проблемы…"
У работников социальных служб тоже есть проблемы — защищать всеми силами интересы ребенка, однако почти год его не навещали в очередной приемной семье. Поездки в деревню — плановые. Нет пункта в плане — нет поездки. Какая там слезинка ребенка по Достоевскому! В данном случае вечно избитый, голодный и затравленный ребенок метался от страха по деревне и не знал, бедняжка, как "болеют" душой за него дяди и тети в далеком Севастополе…
После рекомендованного визита наших героев к психологу работники социальных служб вышли из долгого анабиоза и предложили помощь, но не реальную, которая требовалась, а как в малоприличном анекдоте: "А поговорить…"
В общем-то, у этой истории оказался неплохой конец.
Девочка растет, учится, занимается спортом, она любима, но тяжко вспоминать процедуру удочерения, все связанные с этим унижения, нелепости, бюрократизм, некомпетентность, черствость, переживания и слезы… Хочется воскликнуть: "Почему у нас все так происходит?" Вот такая история.
А мальчика они обязательно заберут в семью. Пройдут снова весь этот путь.
У дочери Наташи появится брат. Вот только решат кое-какие квартирно-бытовые проблемы — и станет их четверо.
Дождись нас, малыш…
