19o
Скоро ей исполнится 72 года, но она искренне считает, что ей 17. Вот уже 55 лет, как для нее остановилось время. Целыми днями она неторопливо прохаживается по аллее возле КПП одной из частей и с тревогой всматривается в лица выходящих из ворот матросов. И так с утра до вечера. И так пятьдесят пять лет! История любви Веры Максимовны — в сентиментальной рубрике . — Простите, я давно наблюдаю за вами: ощущение, будто вы кого-то ждете.
— Я не должна первому встречному рассказывать, кого именно я жду.
На ней затертый домашний халат, из-под которого выглядывает ночная рубашка. Редкие седые волосы заплетены в две тоненькие косички. На вид ей можно было бы дать лет шестьдесят — о ее настоящем возрасте я потом узнал от соседки. От нее же узнал и историю <сумасшедшей Верки>.
Именно пятьдесят пять лет назад юная Вера встретила у этих злополучных ворот свою первую (и очень похоже, что последнюю) любовь — синеглазого матроса срочной службы по имени Миша. Разгорелся бурный роман: свидания через забор, увольнительные под руку с любимым, походы в кино, жаркие поцелуи на последнем ряду. Родные Веры были категорически против, тогда она ушла из дома и поселилась в общежитии. Дело шло к свадьбе, и Вера чувствовала себя самой счастливой женщиной на земле. Через год с небольшим Мишу уволили в запас и он уехал к себе на родину — в Краснодар. Обещал вернуться через две недели — надо было повидаться с родителями и пригласить их на свадьбу. Вера собрала ему в дорогу еды, поехала провожать на вокзал, разревелась на перроне, когда поезд тронулся, и стала считать дни до его возвращения. Как вы понимаете, через две недели Миша не вернулся. Не вернулся он и через месяц: Дальше продолжать?
— Вы случайно не служили в этой части? — она посмотрела на меня выцветшими серыми глазами.
— Если честно, то я вообще не служил.
— Значит, вы не знаете Мишу Грабцова. Жаль: — она снова поплелась по аллее, что-то бормоча себе под нос. Я догнал ее.
— А он кто? Матрос?
— Вы что?! Миша — старшина второй статьи!
— Вы его: любите?
— Странные вопросы вы задаете. Я его очень сильно люблю!
— А он вас?
— Конечно! Мы скоро должны пожениться.
— Вам не холодно? Все-таки свежо, а вы легко одеты.
— Я закаленная. Мы с Мишей до поздней осени купаемся.
— А где он сейчас?
— Там, — она кивнула головой в сторону воинской части. — Его должны отпустить в увольнение, но что-то задерживают. Может, из-за начавшихся учений. Такое уже было несколько раз:
— Вы не подскажете, какой сегодня день?
— Суббота.
— А число?
— Восемнадцатое апреля. Почему вы спрашиваете? И вообще, я не хочу разговаривать с незнакомым мужчиной.
— Можете и не разговаривать, но я знаю много такого, что будет вам очень интересно.
— О Мише?
— Ну и не только. Во-первых, сегодня — не 18 апреля:
— А какое? — спохватилась она и виновато посмотрела на меня. Я не смог выдержать ее взгляда и отвернулся.
— Сегодня уже 19: февраля.
— Значит, выходит, что уже воскресенье? Как же это я проморгала?!
Опять же от соседки я узнал, что после трехнедельного ожидания своего суженого Вера слегла с пневмонией и провалялась в горячке несколько дней. Она все время бредила и звала своего Мишу. После выписки она взяла отпуск за свой счет (работала телефонисткой на переговорном пункте) и уехала в Краснодар. Понятно, что Мишу она не нашла, зато по возвращении снова попала в больницу — — на этот раз в психиатрическую! — с диагнозом <маниакально-депрессивный синдром в стадии обострения>. Вот там время для Веры и остановилось. Ей до сих пор восемнадцать с половиной лет, а старшина второй статьи Михаил Грабцов до сих пор служит в этой воинской части! Живет Вера одна в квартире своих родителей, которые давно умерли. Получает пенсию по инвалидности и каждое утро надевает застиранный халат, заплетает две девичьи косички и прямо в домашних тапочках выходит из дому и прогуливается по аллее напротив КПП.
— Вы не могли бы сделать одолжение? — она с надеждой в старческих глазах смотрит то на меня, то на ворота. — Пойдите и у дневального спросите, будет ли сегодня увольнение в город. А то на меня смотрят, как на сумасшедшую. Я их замучила этим вопросом.
Чувствуя себя виноватым во всей ее жизни, иду к КПП. Меня с понимающей ухмылкой встречает молоденький мичман, видевший, как мы беседовали:
— Старшина второй статьи Михаил Грабцов в связи с начавшимися учениями увольнительную в город не получил. Она нас всех уже притомила своим Мишей. Не верьте, что она втирает — сумасшедшая!
— А он что, действительно здесь служил?
— Наверняка не знаю — меня тогда еще на свете не было. Может, и служил, только когда это было:
— А ей что, никто не может сказать, что Миши здесь быть не может?
— Да ей это по нескольку раз в день говорят! Только она не верит. Показывает записку вроде бы как от него.
— Как-то не верится, что за столько лет никто не смог ее убедить, что: никакого Миши давно уже нет.
— Ее регулярно забирают в <дурку>, но уж если врачи не могут ей помочь, то мы тем более.
Потупив взор, побитой собакой возвращаюь к прячущейся за деревьями Вере.
— Они и вам соврали про учения? А еще военные моряки — врут, как грузчики.
— А что, грузчики врут? — пытаюсь перевести разговор в сторону от краснофлотца.
— Все врут. Мишка только вот честный, а все остальные:
Представляю, как мог бы выглядеть до неприличия <честный Мишка>. Но ведь он мог, например, заболеть и умереть. Или ему ампутировали ногу, а в таком виде бравый старшина не смог показаться на глаза своей любимой. Хотя, скорее всего, он на второй день по возвращении забыл о какой-то там Верке! Или его ждала верная жена и двое маленьких детей. Ну хоть бы письмо написал: так, мол, и так, прости, Верка, если сможешь, но я вынужден жениться на другой девушке.
— Вера, а он вам передает записки?
— Конечно! Каждый вечер вон там. Через забор. Вот, — она достает из кармана сложенный вчетверо тетрадный лист. Разворачивает, и: я вижу чистую бумагу в клеточку. Чистую с двух сторон!
— И что он там написал?
Вера бережно складывает листок и засовывает его в карман:
— Это касается только нас двоих. Вы — взрослый мужчина и наверняка когда-нибудь любили. Ведь любили же?
— Пожалуй, да. Ну не так, как у вас с: Мишей, но что-то похожее было.
— Так, как у нас с Мишей, ни у кого не было!
— Ну прямо там! Ромео и Джульетта, к примеру:
— Да, мне Миша про них рассказывал. Но у них грустная любовь — плохо заканчивается. У нас все наоборот. Мы скоро поженимся! — впервые со времени нашего знакомства Вера улыбнулась улыбкой полувековой давности.
Только сейчас я понял, какая она была красивая! Я увидел, как она улыбалась своему старшине, представил, как она целовала его, зажмурив от переполняющих ее чувств свои огромные серые глаза. Мне показалось, что я завидую ее Мишке. По-хорошему завидую!
Чуть позже я узнал, что иногда Вера чувствует, будто у них скоро будет ребеночек, и тогда соседка вынуждена навещать ее каждые два часа — будущей <молодой маме> кажется, что у нее начинаются схватки, и она просит вызвать <скорую>. Понятно, что если та и приезжает, то везет Верку не в родильное отделение. А каждый вечер, в любую погоду, она одевается и идет к невысокому каменному забору воинской части, и там они подолгу разговаривают с Мишкой. Правда, несколько раз после <отбоя> старшину забирал патруль за нарушение устава. После этого они подолгу не видятся — Верка даже узнала, что дважды Миша попадал на <губу>! Каждый раз она тяжело переживала разлуку, но Мишка вскоре возвращался, перепрыгивал через забор, и они счастливо проводили время! Это были самые счастливые моменты в жизни восемнадцатилетней девушки по имени Вера.
— Когда вы поженитесь, у вас будут дети?
— И не один! Миша хочет дочку, а вот я — сына. Чтобы он был похож на отца. Я уже представляла, как он вырастет, как его будут любить девушки, но выберет он только одну и на всю жизнь! Как и его отец.
— А где вы собираетесь жить?
— Сначала в общежитии — там очень уютная комнатка. Я уже с комендантом почти договорилась. Он сказал, что после росписи — добро пожаловать! Но только после свадьбы.
— А где ваш жених будет работать?
— О, у него несколько рабочих специальностей! Говорил, что пойдет слесарем на Морской завод — работа престижная, да и платят прилично. А я у себя на переговорном, как и сейчас. Мы с ним прикинули — получается очень прилично, на первое время хватит.
— Мише нравится, как вы готовите?
— Конечно! Я ему к увольнению всегда борщ варю и котлеты жарю — ест, аж за ушами трещит! Еще и с собой всегда даю, но он ругает меня за это.
— Почему?
— Говорит, что на всю казарму не хватит, а <харчевать в одиночку> под одеялом он не собирается. Честный парень! Сейчас таких не встретишь.
Верка снова достает из кармана <письмо> и, улыбаясь, <читает>, что-то напевая себе под нос. С трудом разбираю слова: <Мишка, Мишка, где твоя улыбка?>. Голос у нее приятный, да и со слухом все в порядке. Славная девушка: Ой, женщина? Бабушка! Понимаю, что сейчас меня <накроет> — могу и расплакаться! Такого со мной давно уже не было. Становлюсь сентиментальным:
— Вера, а у вас, простите, есть телевизор?
— Нет. Зато у меня радиоточку на кухню провели.
— Вы слушаете радио?
— Редко. Когда музыку транслируют.
— Нравятся песни?
— Очень! Я еще в школе петь начала. Миша меня теперь часто просит спеть.
— И что вы ему поете?
— Больше всего он любит <Ой, то не вечер>. Да и мне она нравится, хотя и грустная. Все. Мне надо идти ужин готовить. Сегодня же, возможно, увольнение. Спасибо, что сказали про воскресенье, а то у меня постоянно в голове каша — какое число, какой день. Всего доброго.
— До свидания, — до одури захотелось курить.
Прости, Вера, я такой же лгун, как и все грузчики! Сегодня вовсе не 18 апреля, а 19 февраля. Да и год нынче 2009-й. А ты жди, Вера, своего Мишу. И верь, что он скоро уйдет на <гражданку>, вы поженитесь, он пойдет на завод, жить будете в общежитии, у вас родятся двое милых детей: Во все времена тяжело жить без веры. И без Веры Максимовны! Жди назло кривым усмешкам и сплетням! Он обязательно придет, а ты своим замечательным голосом споешь ему <Ой, то не вечер>!
