17o
Первый номер литературно-исторического альманаха «Севастополь» (редактор Валентина Фролова) вышел в 1996 году. В эти дни к читателю пошел уже его 34-й выпуск. В год 65-летия освобождения нашего города от немецко-фашистских захватчиков первой бросается в глаза документальная повесть лауреата Международной литературной премии имени Валентина Пикуля и многих других севастопольского военного журналиста Сергея Горбачева «Берлинский Маринеско. Штрихи к портрету Героя, водрузившего Знамя Победы над рейхстагом, в контексте послевоенных событий».Зацепил как раз "контекст послевоенных событий"… Дети войны постарше не дадут соврать: после победного 1945-го в жизни наших людей, страны в целом очень много было трофейного, главным образом, немецкого. Экраны наших кинотеатров заполонили фильмы оттуда. В титрах так и писали: "В качестве трофея". В составе наших флотов, в том числе и Краснознаменного Черноморского, появились построенные тевтонами и их союзниками корабли. Но уже под новыми названиями. Вспомним еще художественное собрание Дрезденской галереи. В Геническе мне рассказывали о том, как их находчивому и предприимчивому доктору удалось пригнать из Германии вагон, до отказа набитый медицинским оборудованием, — новейшим на то время. Если все перечислить, то времени не хватит мне — писать, а уважаемым читателям — все постигать.
Трофейные вещи хлынули и в быт наших отцов и дедов. Дамы щеголяли в нарядах, пошитых из привезенных в солдатских вещмешках тканей. В украшавших их тончайших узорах угадывались свастики. Однажды по редакционному заданию я уехал в далекий город, чтобы встретиться с женой и дочерью погибшего в Польше Героя Советского Союза. Ехал с мыслью почитать его письма родным. Мне долго их не хотели давать. Когда же, наконец, я их прочитал, то испытал полное разочарование. Процентов на 90 они состояли из сообщений об отправленных и готовящихся к отправке посылках с польским барахлом. Об этом в советской газете писать было не принято, да и сейчас непривычно. Как-никак Герой Советского Союза, политработник, который во Вроцлаве в решающий момент поднял в атаку бойцов.
В первые послевоенные годы аккордеонисты растягивали меха голосистых трофейных инструментов. На улицах заметны были легковушки и мотоциклы немецкого производства. В середине 80-х мне встретился бодрый старичок на немецком же велосипеде, который не подвержен износу. В наборе посуды тещи до наших дней дошло блюдце из толстенного, ослепительно-белого фаянса. В нем в момент остывает чай. Присмотрелся я к нему, а на тыльной стороне изображены две ломаные стрелы — знак войск СС вермахта. Уж кого-кого, а мою тещу никак нельзя заподозрить в изъятии трофеев на территории Германии. Всю войну она трудилась на Победу в глубоком тылу. А блюдце было приобретено в магазине. Выходит, Союз торговал добром, доставшимся ему как трофей.
Незадолго до Дня Победы в нынешнем году я был свидетелем жаркого спора, возникшего в среде группы ветеранов. Один, бывший танкист, утверждал, что своим приказом легендарный маршал Георгий Жуков на пару-тройку дней дал солдатам право на добро немцев, проигравших войну. Один из ветеранов категорически возражал бывшему танкисту: не было такого приказа! Но танкиста поддержали некоторые другие участники встречи. Мало того, запомнившийся номер приказа называли. Спор приобрел такой накал, что почтенные старцы, кажется, готовы были к рукопашной.
Был приказ, не был — дело такое, житейское. В этом месте моего рассказа вернемся к фрагментам помещенной в альманахе "Севастополь" документальной повести Сергея Горбачева "Берлинский Маринеско…" В ней приведены достоверные свидетельства того, как сам маршал Победы Георгий Жуков вел себя в столь щекотливых ситуациях. 23 августа 1946 года лично товарища И.В. Сталина информировали о том, как в районе Ковеля государственную границу пересекли семь вагонов. В них находилось 85 ящиков с мебелью. То были гарнитуры для гостиных, спален, столовой, личного кабинета, девичьей и детской комнат — всего 194 предмета. Для Георгия Константиновича.
В начале января 1948 года негласно сотрудники ведомства Лаврентия Берии проникли в московскую квартиру маршала. Они обнаружили, например, часов — 24, в том числе золотых — 17 и с драгоценными камнями — 3. Орлы Лаврентия Павловича в поте лица потрудились и на даче Георгия Константиновича в Рублево, под Москвой. Одних шерстяных тканей, шелка, парчи, панбархата и других материалов здесь было свыше четырех тысяч метров, мехов — собольих, обезьяньих, лисьих, котиковых — 323 штуки, два десятка уникальных ружей, ковры, картины… Этим и прочим добром было набито свыше 50 сундуков и чемоданов. То, что в них не вошло, хранилось наваленными грудами.
Естественное для того времени дело: от авторитетного военачальника потребовали объяснений. В своем произведении Сергей Горбачев приводит текст и этого документа. Обращает на себя внимание то место, где маршал Георгий Жуков, наверное, истины ради ссылается на Власика — особо приближенного к И.В. Сталину человека, который "просил… купить для какого-то объекта метров 500" фланели и обойного шелка. "Относительно золотых вещей, — продолжает Георгий Константинович, — это подарки… в том числе… моей дочери дочерью Молотова — Светланой".
В объяснительной записке упомянут и Лаврентий Берия, который "разрешил… дать денег, сколько мне требуется". Тем не менее заканчивает Георгий Константинович свою записку в ЦК ВКП(б) на имя А.А. Жданова словами: "Я даю клятву большевика — не допускать подобных ошибок и глупостей… Прошу оставить меня в партии. Я исправлю допущенные ошибки и не позволю замарать члена Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков)".
В документальной повести приведен и акт передачи куда следует изъятого у маршала Советского Союза Г.К. Жукова "незаконно приобретенного и присвоенного им трофейного имущества, ценностей и других предметов". В списке приведены кулоны, броши и часы, кольца, серьги, посуда — все из золота и серебра, с бриллиантами. Тканей набралось 3420 метров. Опять же меха, ковры, гобелены… Впечатляет их количество. В акт занесены, например, 820 предметов дорогостоящих сервизов столовой и чайной посуды (частью некомплектные).
Тема маршала Георгия Жукова — одна сюжетная линия документальной повести Сергея Горбачева. Коллизии биографии "берлинского Маринеско" — Алексея Береста — вторая сюжетная линия.
Михаил Егоров и Милитон Кантария известны миллионам. Каждый скажет: они водрузили алое Знамя Победы над рейхстагом в Берлине. В Севастополе провел последние годы своей жизни легендарный комбат капитан С.А. Неустроев. Из написанной им книги "Путь к рейхстагу" Сергей Горбачев цитирует следующие строки: "Я вызвал лейтенанта Береста и поручил ему возглавить знаменосцев… На втором этаже их обстреляли гитлеровцы. Автоматчики во главе с Берестом завязали с ними бой. Лишь поздно вечером при поддержке автоматчиков знаменосцы взобрались на крышу здания… Берест, Кантария и Егоров с вершины купола трижды выстрелили, салютуя развевающемуся знамени".
Только через год, 8 мая 1946 года, повествует Сергей Горбачев, появился Указ Президиума Верховного Совета СССР "О присвоении звания Героя Советского Союза офицерскому и сержантскому составу Вооруженных Сил СССР, водрузившему Знамя Победы над рейхстагом в Берлине". В списке особо отличившихся воинов есть имена и Михаила Егорова, и Милитона Кантарии, и Степана Неустроева, и других их боевых товарищей, но нет имени заместителя командира батальона по политчасти лейтенанта Алексея Береста, которому было поручено возглавить выполнение боевой задачи по водружению знамени над рейхстагом. Это задание, чрезмерно рискованное, лейтенантом было выполнено блестяще. В документальной повести "Берлинский Маринеско…" сообщаются подробности операции, в ходе которой была поставлена точка в Великой Отечественной войне.
В послевоенные годы Степан Неустроев не раз встречался с Алексеем Берестом. Пропустив по случаю встречи по рюмочке, Степан Алексеевич говорил, указывая на свою Звезду Героя: "Это твоя, Алексей, награда".
Степан Неустроев неустанно ходатайствовал перед высоким московским начальством об исправлении ошибки, допущенной в отношении Алексея Береста и некоторых других героев. Как могло произойти, что имя Алексея Прокопьевича было вычеркнуто из проекта наградного указа? И на этот вопрос находим ответ в повести. Бывший член Военного совета 1-го Белорусского фронта генерал Телегин сказал С.А. Неустроеву, что фамилия А.П. Береста была вычеркнута Георгием Жуковым со словами "Еще один политработник". Не жаловал Георгий Константинович политработников. Может, маршалу было доложено, что Алексей Берест препятствовал деятельности специальных подразделений, которые след в след шли за наступавшими войсками с задачей учета и изъятия материальных ценностей.
Автор "Берлинского Маринеско…" излагает малоизвестные и вообще неизвестные факты дальнейших судеб лейтенанта и маршала. Оказывается, сразу после войны Алексей Берест и его жена Людмила Федоровна поселились в Севастополе, на Корабельной стороне, где у супругов в 1948 году родилась дочь Ирина. Вскоре последовал переезд на родину Людмилы Федоровны, в село Покровское Неклиновского района Ростовской области. Здесь, возглавляя районное отделение кинофикации, герой был совершенно необоснованно обвинен в хищении денег. "Самая красноречивая страница уголовного дела — "Протокол описи имущества" у Береста, — пишет Сергей Горбачев. — Карандашом следователя помечено: "Нет ничего". Алексею Бересту дали десять лет. Отсидел половину. Погиб как герой в ноябре 1970 года. Ценой жизни он спас из-под колес электрички незнакомую девочку.
О судьбе Г.К. Жукова мы знаем больше. Сергей Горбачев сообщает любопытные сведения о последнем визите маршала в Югославию и Албанию, куда он отправился из Севастополя на крейсере "Куйбышев". В ходе этой поездки Георгия Константиновича сняли с поста главы Минобороны страны.
Лейтенант и маршал… Каждый на своем месте для достижения Великой Победы сделал сверх всякой меры. Житейские передряги… У каждого свои по масштабам занимаемого в обществе положения. И мера ответственности каждого тоже. Две сюжетные линии слились в одну. Сюжет о неординарных людях с их величием и человеческими слабостями.
Такова природа войны во все времена. Вспомним французов, умыкнувших в свое время в Севастополе Херсонесский колокол. Немецкие фашисты тащили из нашей страны все, что под руку попадало, в том числе и украинский чернозем.
Поиску и утверждению исторической правды, но в оценке более отдаленных от наших дней событий, посвящена подборка материалов, как всегда, козырного раздела альманаха "История. Документы. Письма". Даже полтора века спустя очень важно знать нашим современникам, кто все-таки первым оставил пылавшую в огне южную часть Севастополя и переправился на безопасную северную: командующий обороной города князь М.Д. Горчаков или начальник гарнизона, а значит, и хозяин переправы граф Д.Е. Остен-Сакен? С учетом должности, которую на тот момент занимал Дмитрий Ерофеевич, он не имел права опережать командующего. А как было на самом деле? Ответ на этот вопрос дала полемика, развернувшаяся между И.И. Красовским, адъютантом князя М.Д. Горчакова, и Д.Е. Остен-Сакеном и ввязавшимся в их дискуссию князем С.С. Урусовым. После более чем столетия письмо Красовского Д.Е. Остен-Сакену и статья С.С. Урусова вновь увидели свет, на сей раз на страницах альманаха "Севастополь".
Лейтенант Фредерик де Лярп в 1855-м штурмовал Севастополь. А 26 и 27 августа 1898 года француз посетил его в качестве путешественника. Любопытны записи, сделанные им в те дни в путевом дневнике. Это впечатления путешественника от посещения Байдар, французского кладбища. Его одолевают воспоминания более чем 40-летней давности: "Жизнь в траншеях, в лагере, в осажденном Севастополе… Каждый день твои друзья погибают рядом с тобой, и ты ежедневно видишь места их гибели…"
Нынешней весной в стране и за ее пределами широко отмечалось 200-летие со дня рождения Николая Гоголя. На эту юбилейную дату литературно-исторический альманах откликнулся публикацией очерка журналиста Леонида Сомова "Путь стоика". Автор этого очерка не берется за разработку той или иной темы, если хоть краешком она не касается Севастополя. Не изменил он этому правилу и на сей раз.
Рассказ о разделе прозы 34-го номера альманаха без упоминания напечатанной подборки произведений Александра Иваненко — автора с оригинальным почерком — был бы неполным.
Вот уже в нескольких номерах раздел поэзии формирует известный севастопольский поэт Борис Бабушкин. В оценке произведений чувствуются его тонкий вкус и высокая требовательность. На сей раз в альманахе помещены стихи Татьяны Корниенко, Андрея Агаркова, Владимира Губанова, Елены Тишиной, Виталия Фесенко, самого Бориса Бабушкина и других известных в городе поэтов.
А рубрика "Севастопольская классика" представлена произведениями великой Анны Ахматовой. Они хоть и написаны в северных широтах страны, но о юге, о Севастополе.
…Все глядеть бы на смуглые главы
Херсонесского храма с крыльца
И не знать, что от счастья и славы
Безнадежно дряхлеют сердца.
Открытием для многих читателей альманаха явятся стихи Владимира Пламеневского — поэта, архитектора и художника. Он принадлежит к первому послевоенному поколению творческой интеллигенции в Севастополе. Подборка его стихотворений опубликована под рубрикой "Память".
…34-й выпуск альманаха "Севастополь" — на полке. Еще один весомый вклад в интеллектуальное, духовное наследие родного города. Альманах можно приобрести в бухгалтерии городского управления культуры.
