Андрей Соболев: "Мы все здесь в родстве по слову"

Андрей Соболев — явление в нашей социальной жизни. Его слов ждет любая аудитория. Встречают с разными чувствами: кто с восторгом, кто с надеждой, а кто с явным раздражением и критической ухмылкой. Он все это знает и идет напролом. Как на передовой, когда нет времени на размышления и требуются безотлагательные действия. Его песни — это и есть действия, это и есть реакция на тему дня.
А вот теперь все это изложим языком цифр. Буквально за несколько последних лет у Андрея Соболева издано два поэтических сборника, вышло восемь песенных дисков. На его странице в Интернете регистрируется до 100 тысяч посещений в год и 15 тысяч "скачиваний". Вероятно, это самое большое в нашем городе посещение персонального сайта. Не говорю уже о традиционных авторских вечерах Андрея Соболева, переполненных залах, о перешагнувшем своей известностью границы многих стран фестивале песни "Балаклавские каникулы", а также о различных гражданских и патриотических акциях, которые он проводит в нашем городе. Вспомним лишь недавние вечера в память защитников 35-й батареи и годовщины трагического исхода русского флота из Севастополя.
И вот 1 декабря в связи с 50-летием А.Н. Соболев проводит творческий вечер в Доме офицеров. Вход, как всегда, свободный. — Андрей Николаевич, ваша деятельность многогранна. А кем вы себя ощущаете? Кто вы есть?

— С каждым годом мне все труднее отвечать на этот вопрос. Хорошо было в Советском Союзе: тебе дали диплом, назвали журналистом. Ты — врач, ты — инженер. Я по образованию лесничий, в свое время знал, что моя стезя — лесное хозяйство. Прошел все ступени, начиная с техникума и заканчивая Киевской лесной академией. Мне это было близко, дорого, понятно. Лесничий — это руководитель сельскохозяйственного подразделения, в его ведении большие площади в тысячи гектаров, большой коллектив людей.

— Зная вас многие годы, еще с того времени, смею предположить, что как лесничий вы не являлись в привычном смысле этого слова биологом, экологом, строителем леса. Думаю, вы тогда уже были гораздо шире в своих устремлениях. Рядом с вами всегда оказывались значительные личности — известные писатели, деятели искусства, которые специально приезжали к вам из столиц. Вам ведь не было скучно в лесу?

— Скучно? Мне? О чем вы говорите!.. Я всегда был рад, что живу публично, что нахожусь в эпицентре событий… Мою судьбу, как ни удивительно, предугадал директор лесного техникума в Чугуеве, где я учился, Иван Мефодьевич Сокол, ныне уже покойный. Я его до сей поры боготворю. Интеллигент высочайшей марки и в то же время жесткий руководитель, сталинист в лучшем смысле этого слова. Так вот он как-то сказал обо мне: "Вообще-то его должна привлекать другая стезя, я вижу в нем другое начало". Действительно, интерес к сцене у меня был с малолетства, буквально с первого класса, и потом — где бы я ни учился. Папа служил на Севере, потом в Балаклаве. И везде я выступал, но не потому, что жаждал, как многие, показать себя, это был, скорее, способ реализации, способ жизни.

— Жизни на виду?

— Публичность раньше была непременной частью любого вида деятельности. Студентами мы проводили смотры самодеятельности, участвовали в различных конкурсах, играли в КВН. Сцена была кульминацией. А когда возник конкурс "Песня в строю", я был одним из первых в Балаклаве, кто стал его организатором вместе с Александром Фетисовым, Юрием Жучковым. Это были песни протеста, песни гражданского звучания, патриотические, но в них не было какого-то идеологического начала. А потом в 90-е годы пришла разруха, и так случилось, что учителя, врачи, ученые, инженеры пошли торговать, побежали кто куда. Я ушел из лесного хозяйства. И кем только не был! Стал заниматься каким-то бизнесом, но не во имя обогащения, а ради спасения семьи и своей бренной жизни. Удалось создать газету, вернее, подхватить ее. В силу каких-то душевных качеств это стало смыслом моей жизни. Сегодня информационное поле — неотъемлемая часть моего существования. В это состояние укладывается авторская песня.

— Андрей Николаевич, у вас уже тогда были свои песни?

— Я всегда пописывал какие-то стишки, эпиграммы, какие-то песни, которые исполнял по застольным случаям. Первое серьезное произведение появилась в 1997-1998 гг. — "Байдарская долина". И знаете, почему? Я увидел, как Клинтон, встречаясь с избирателями, играет на саксофоне. А я в то время выдвигался депутатом в горсовет, мне было что сказать людям, и я подумал: а почему бы не спеть им о проблеме, которая волновала тогда всех? Словом, так сложились обстоятельства. Потом по телевидению стали показывать Грушинский фестиваль, и я еще раз осознал, что есть авторская песня и у нее огромная аудитория. А это ведь то, с чего я начинал, это мои корни. Я вырос на Маяковском, на Визборе, на Окуджаве, сам писал в молодые годы песни такого примерно формата. Вот так возникла идея "Балаклавских каникул".

— В каком году это произошло?

— В 1999-м. Помните, какой тогда была Балаклава? Буквально черная дыра, все было куцее, провинциальное, с наступлением ночи вырубался свет. Но мы решились. Первый фестиваль провели совершенно по-дилетантски, не знали авторских персоналий, кроме тех, кто записан в стрижалях. Года два нас воспринимали как каких-то наглецов, ворвавшихся в тихую бардовскую заводь. Потом уже, когда мы перезнакомились, нас узнали и признали, поняли, что мы не лохи от искусства. Было важно, что мы вошли в фестивальный мир с нравственной позицией. Вот так в городе начались концерты моих друзей. А я сам, подпитываемый ими, стал более активно писать, меня так это одолело, что не проходит…

— Ни дня без строчки?..

— Да, какой бы банальной эта фраза ни была. И вот что я думаю: сочинительство сегодня — это насущная потребность нашего общества. Не потому, что таков я или кто другой. По аудитории могу сделать очень четкий вывод: сегодня людям нужно Слово, и я болею словом, ведь то, что происходит на официальном уровне, — это зачастую или пустое, или лживое слово. А наше общение на бытовом уровне — это набор в триста фраз синонимов и каких-то формул. А люди ждут ответа на вопросы "Кто мы? Что мы? Где мы?" и надеются, что это сделают авторы — поэты, композиторы, исполнители. Так что ренессанс авторской песни продиктован состоянием общества, охватившим нас засильем безнравственности, бездуховности, чистогана.

— На концертах вы исполняете песни, разные по содержанию, ритму, музыкальной стилистике. А зрители всегда просят, чтобы вы непременно еще прочитали свои стихи.

— Понимаете, люди уверены, что я могу ответить на их вопросы. Да, я — фактологический поэт, ситуативный поэт. Я знаю, что иногда предельно прост в изложении. Есть поэты-витии, их немало, я преклоняюсь перед ними, но я никогда не смогу так написать, потому что это или сложно, или выспренно, или очень емко. Сознаю: на сцене я продолжаю заниматься публицистикой, и мое песенное творчество — часть журналистики, которую я недоделываю в газете.

— Андрей Николаевич, действительно, вы, как самый добросовестный газетчик, незамедлительно отзываетесь на острые события дня, будь то возведение памятника, подготовка к выборам, ажиотаж вокруг свиного гриппа и пр. А что кажется вам самым важным?

— Есть факты и есть явления. В ряду наиболее актуальных проблем я выделяю защиту нашей культуры, нашей идентификации. Это вовсе не конъюнктура. Сегодня в политике возник любопытный термин: "профессиональные русские", т.е. люди, которые подвизаются на русской ниве, используют болевые точки, создают всякие блоки, союзы, конгрессы, движения. Все это сдобрено русскими терминами. Я не вхожу ни в какие союзы архангелов или каменщиков. Просто вижу, что сегодня величайший язык величайшего народа в величайшем городе подвержен гонению, и это делают по-хамски, грубо, иногда по-иезуитски. Волей-неволей и мы попадаем под это влияние на той самой земле, в которой лежат наши предки. Заявляя об этом, я никак не противоборствую украинской культуре. Наоборот, я очень уважаю украинский народ, его язык, традиции, историю, и тому есть масса доказательств. Но спасать сегодня надо язык русский. Я это делаю вовсе не потому, что мне сказали: завтра будет митинг, напишите какую-нибудь цитату по поводу. Львиная доля моих произведений — стихи социальные, политические, в защиту языка, культуры, Родины. Ну как можно сегодня не писать об этом? Мы все здесь в родстве по слову, и поменять наш формат, поменять наш код — преступление перед будущим. Меня это волнует, у меня болит эта рана. И если не я, то кто? И не только я — нас много. Я горд тем, что с легкой руки одного очень уважаемого депутата горсовета меня стали называть глашатаем русской мысли и трубадуром русской культуры в Севастополе.

— Я кажется догадываюсь, о каком депутате идет речь. Можете назвать фамилию?

— Пожалуйста. Татьяна Павловна Сорокина, которая многое делает для защиты русского языка и культуры. Мы, севастопольцы, хотим быть самими собой, чтобы к нам относились не как к аборигенам, а как к тем, кто по праву называет этот город своим. Мы не купили здесь кусок набережной. Не купили холм. Но этот город — наш. Поэтому относитесь к нам, как к хозяевам, ведь вы пришли к нам в гости, ведите себя соответственно, по обычаям. И мы будем вам рады.

— Спасибо, Андрей Николаевич! С юбилеем вас!