13o
Завтра исполняется 15 лет со дня смерти главного редактора "Славы Севастополя" Владимира Иванова.
Утро 14 апреля 1995 года повергло севастопольцев в шок. В 7.30 было совершено покушение на главного редактора "Славы" Владимира Иванова. Покушение было тщательно спланировано и изуверски осуществлено. Наемные убийцы действовали нагло, как будто знали, что наказания не последует…
Это произошло в двухстах метрах от его дома, возле автомобильной стоянки, куда он ежедневно добирался по одному и тому же маршруту. В мусорный контейнер рядом с дорогой было заложено взрывное устройство. Иванов не обратил внимания на мусорный бак, который появился возле дороги ночью. Взрывное устройство сработало в тот момент, когда Владимир Иванович проходил мимо.
Позже следствие установило, что в контейнере находилась взрывчатка — около 400 граммов тротила. Очевидцы наблюдали, как после взрыва по крыше одного из домов бежали двое неизвестных: по всей видимости, именно они управляли устройством. Взрыв был такой силы, что в окнах близлежащих домов вылетели стекла. Самый авторитетный севастопольский журналист получил многочисленные ранения.
Спустя мгновение после взрыва на помощь к пострадавшему стали сбегаться люди. Из окон квартир бросали медикаменты и бинты, так как до приезда медиков было необходимо остановить кровотечение. Непонятно, почему его не отвезли в госпиталь, врачи которого сталкивались с минно-взрывными травмами…
Находясь в реанимации, редактор "Славы Севастополя" прожил еще четыре дня. Врачам пришлось ампутировать обе ноги, пострадавшему было перелито около 40 литров крови. Но и это не помогло. Были предложения отправить Иванова в зарубежную клинику, однако врачи запретили перевозить пациента, заявив, что он нетранспортабелен.
Вечером 18 апреля Владимир Иванович Иванов скончался. Три дня спустя в Севастопольском Матросском клубе прошло прощание севастопольцев с Журналистом. Тысячи людей, не скрывая слез, провожали выпускника Львовского госуниверситета им. Ивана Франко в последний путь до кладбища Коммунаров…
Тогда, в апреле 95-го, милиция, о чем свидетельствует сообщение ЦОС УМВД от 14.04.95, отреагировала оригинально: попыталась связать покушение на редактора газеты с мафиозными разборками. Как будто севастопольская милиция жила в другом городе и не читала статей Иванова-журналиста, вставшего на путь открытой борьбы с криминальными структурами и коррумпированными чиновниками. Видимо, читала не совсем то или совсем не то…
Поразил поток слухов в городе и писем официальных лиц о якобы коммерческих причинах покушения. Видимо, это было сделано не случайно, только для того, чтобы пустить следствие по ложному пути. Хотя все в городе знали: он убит за правду.
Спустя 15 лет после зверского убийства Владимира Иванова правоохранительные органы так и не нашли убийцу…
Уже задерживались и отпускались подозреваемые в причастности к убийству. Каждый новый начальник севастопольской милиции рассказывал, что при нем-то уж точно вся цепочка — от заказчика до исполнителей будет выявлена, задержана и осуждена. Или — выявлена и задержана. Или выявлена…
Правоохранители до сих пор не могут назвать исполнителей и заказчиков преступления. Уже который год власть рассказывает о том, что заказные убийства прошлых лет будут раскрыты. Не раз Генеральная прокуратура Украины меняла состав следственных групп, занимавшихся расследованием дел по убийствам журналистов. Создавались новые следственные бригады — от местного уровня до всеукраинского — для расследования резонансных преступлений прошлых лет. Все впустую. Дело то передается в Киев, то возвращается в Севастополь.
В приватной беседе уже вышедший в отставку экс-начальник Севастопольского УМВД генерал-майор милиции Валерий Петухов сказал, что, ознакомившись с материалами дела, сделал вывод, что еще на первоначальном этапе его рассмотрение повели не в ту сторону. Официально же отметил, что дело является "перспективным к раскрытию".
Память людская и беспамятство властей предержащих стали нерукотворным памятником Владимиру Иванову, а в сентябре 1997 года был открыт памятник рукотворный. Открытое волевое лицо, внимательный прищур глаз — таким сотни севастопольцев знали Владимира Иванова при жизни, когда он писал смелые и правдивые материалы, не стесняясь называть вещи своими именами.
На украинском фестивале журналистики в 1995 году Владимиру Иванову был посмертно присужден приз "За журналистскую смелость". Его имя высечено на Мемориале памяти погибших журналистов в Вашингтоне и на мемориальной доске на здании Союза журналистов Украины в Киеве.
Но лучший памятник Журналисту — это его статьи, которые не теряют актуальности. Через год, два, пять, десять лет. В июле 1991 года Владимир Иванов написал статью "Ностальгия", посвященную городу, который он любил. Даже спустя почти два десятка лет она остается актуальной. Судите сами:
* * *
"Целое поколение севастопольцев ушло из жизни за прошедшую половину столетия, унеся с собой многое из того, что составляло славу и гордость морской твердыни, ее интеллигентность и неповторимую духовную ауру. Вместе с тем поколением исчезли фанатическая преданность лучшим традициям, строгость, чистота, знаменитый юмор и характерный севастопольский говорок, роднивший черноморские порты. И сегодня как что-то нереальное из уст в уста передаются легенды не только о мужестве, спартанских нравах тех жителей, но и об их невероятной чистоплотности во всем, высоком понимании чести и долга, подлинной любви к земле своей, кормившей и поившей без национального деления всякого живущего. Я далек от идеализации прошлого, но легенды редко рождаются на пустом месте.
Теперь же и незрячий увидит: многое из того, что лелеялось десятилетиями, забыто, растоптано и уничтожено пришлыми поколениями. Стерты с лица земли старые кладбища, забиты родники, отравлены реки, агонизирует море, но страшнее всего — массовое духовное обнищание, проникающее во все поры нашего бытия. Мы начали лихорадочно искать виновных, менять начальников, составлять программы спасения, а город — вот он перед нами, такой, каким мы его сотворили: разрытый, бедный, беспамятный, архитектурно убогий, кроме центра, возведенного по велению отца народов уходящим поколением.
Почему так случилось? Этот вопрос мучит не только меня. Легче легкого все свалить на командно-административную систему, на всеобщую неразбериху, на творческую импотенцию. Любой посыл можно подтверждать массой примеров.
За последние 15 лет население Севастополя почти удвоилось. Не за счет резкого скачка рождаемости, а за счет наплыва иногородних. Мощный вал миграции захлестнул город, добавил к старым и породил десятки новых проблем, которые не решены и до сей поры. Сюда ехали в одиночку и семьями, рядовые и начальники, военные и штатские, переселялись целыми отделами, участками и управлениями. Родственники тянули родственников, знакомые — знакомых. Весь этот приезжий люд привносил психологию переселенцев, взращенную на иной почве, занимал лучшие квартиры, заставив хозяев доживать в халупах.
Были среди пришлых и люди талантливые, работящие, были и бездари. Но в большинстве своем они не знали ни истории, ни традиций этой земли, оставались глухими к ее нравственным ценностям. Согласитесь, с малой родины, которая тебя вскормила и вспоила, по доброй воле не съезжают, если нет на то серьезных обстоятельств.
Многие наши беды начались с того самого момента, когда Севастополь стал городом пришлых. Помню, как обеспокоенные уже просматривающимся нравственным упадком наши вожди-командиры, тоже, кстати, приезжие, начали тормошить газетчиков и требовать бодрых репортажей о забытых починах по созданию образцового города. Никто тогда не думал о том, что былая среда разрушена, что великое множество людей привнесло в нее свое понимание того, как относиться к месту проживания, взращенное в замшелых городишках и глухих деревнях. Призывы звучали громче, город залепили плакатами и помпезными почетными стендами, а в то же самое время в окрестностях его белели незахороненные кости погибших в войне, подростки вместо мяча пинали черепа на Радиогорке, а бульдозеры утюжили святые места. И сейчас утюжат.
По инерции мы до сих пор повторяем банальности о неповторимом городе, созданном нашими руками. Город этот действительно уникален, но что примечательного создано в нем нами за последние тридцать лет? Может, улицы "хрущевок" и "брежневок", гордо именуемые проспектами? Может, памятники, которые разрушаются через пять-семь лет? Может, анекдотичная арка на въезде в город — рукотворный монумент амбициям почивающих ныне на пенсии градоначальников? Кое-что, конечно, создали, но достаточно рядовое и достаточно безликое. И уж точно о творениях рук наших, нашем отношении к Севастополю легенд создано пока не будет.
Не хочу никого обидеть или оскорбить. Я просто пытаюсь понять одну из причин нашей сегодняшней беспросветности и вижу ее и в том, что 400 тысяч именующих себя севастопольцами — все же еще не все севастопольцы. Многие из нас так и остаются детьми тех городов и деревень, откуда родом. Обычных рядовых селений, коих тьма на земле, а Севастополь ведь не обычный и не рядовой. И дети наши прежде всего впитывают ценности родителей, а затем уже романтику и гордый дух морской твердыни.
Я и сам пришлый, и нужно было немало лет, чтобы осознанно прийти к пониманию того, что это и мой город, может, не настолько мой, как для тех, кто уцелел и остался, но все же. И город этот живет не по законам моего села, Жмеринки, Сосновки или Армавира, а по своим, которым нужно следовать, если не хочешь до конца дней остаться в нем чужим.
Понимаем ли это все мы, сведенные судьбой на этом пятачке земли? Видимо, нет, потому что мусорим, как в захудалой деревне средней полосы, строим, как в Белой Церкви, выращиваем не то, что здесь произрастало веками, а то, что было мило сердцу где-то под Нижним Тагилом.
Мы живем сегодня в Севастополе, даже не обременяя себя знанием его истории, не замечая невиданных здесь ранее безобразий, живем по законам захолустья, с моралью провинциалов. И, как свойственно провинциалам, очень много говорим о своей высокой культуре, веря в собственную непогрешимость.
Кому-то эти заметки не понравятся. Но прежде чем возразить, оглянитесь вокруг. Если нас устраивает то, как все мы живем, значит, лучшего мы не достойны.
Как же надо было не любить этот город, чтобы море превратить в клоаку, распахать под дачи уникальные заповедники, на 20 лет закрыть от глаз людских усыпальницу великих адмиралов, методично уничтожать Балаклаву, селить людей в степи подальше от моря, занимая побережье под стрельбища, превратить дороги в кроссовую трассу, а детские площадки в мусорники, вместо кипарисов и голубых елей сажать у многоэтажек картошку…
Мы пишем об этом ежедневно. А в ответ получаем пинки и косые взгляды от различного рода столоначальников. Больше всего от пришлых, которых меньше всего волнует судьба раздавленного проблемами города, но очень небезразличных к собственному имиджу. Такие готовы на все, чтобы утвердиться в руководящем кресле. Но утверждаются единицы действительно талантливых и умеющих что-то людей. Остальные кочуют по организациям и учреждениям, попав в номенклатуру, везде стараясь отхватить от общего пирога кусок пожирнее. И утверждаются до пенсии. Сегодня он командует стройкой, завтра несет культуру в массы, послезавтра, глядишь, уже заправляет отраслью, а затем уходит в какую-нибудь ассоциацию или концерн, замарав имя свое нечистыми делами, опозорив тех, кто ему доверился. Непотопляемые.
Город прогнулся от всевозможных бед, многие из наших поводырей оказались пьяницами и казнокрадами! Мы снимаем шляпу перед теми, кто в труднейшее время добровольно взвалил на плечи тяжелейшую ношу и достойно несет ее, не скрывая от людей правды об истинном положении дел, кто в мучительных сомнениях постигает науку управления, кто меньше всего думает о том, как покрасивее выглядеть на покрытой болячками многогорестной нашей земле. Мы надеемся на них, умных, талантливых и смелых, понимая, что вся "вина" их только в том, что они оказались больше севастопольцами, чем другие. И помощь свою прежде всего видим в том, чтобы вскрывать самое болючее, чтобы помочь себе и другим понять глубину пропасти, в какую можем упасть. Нельзя молчать, когда понаехавшие отовсюду дельцы рвут город на части, пакостят, развращают наших детей, плюют на наши святыни, устраивают "царские" поселения и хапают, хапают, хапают…
Да, мы почти все приехали в этот город. Но среди нас есть тысячи людей, желающих ему добра, благ и процветания. У нас, некоронованных чемпионов мира по оптимизму, есть самое главное — негаснущая надежда на то, что сумеем все преодолеть. Севастополь знает вся планета, и жить в нем мы должны по мировым стандартам, хоть и кажемся точкой на карте слаборазвитой страны, которая еще в 80-е годы должна была перешагнуть врата коммунистического рая.
Ученые утверждают, что легендарная свободолюбивая Греция исчезла не тогда, когда попала под власть более могущественной державы, а тогда, когда ее народ лишился возможности открыто говорить о своих бедах и ошибках властелинов. Мы такую возможность обретаем, в муках познавая самих себя. Значит, есть надежда на возрождение".
* * *
Ни один севастопольский журналист за эти годы не написал о нашем городе и нас самих более искренне и честно…
