13o
Шестьдесят пять лет прошло после окончания войны, но память людская не стирается, напротив, она обогащается новыми деталями и фактами. Обагренная кровью земля Херсонеса раскрывает свои тайны. О том, какие усилия прилагают сотрудники музейного комплекса "35-я береговая батарея", чтобы увековечить имена героев, мы уже не раз рассказывали на страницах нашей газеты. Особенно значимым стал поиск шести героических защитников севастопольской земли, чьи тела были обнаружены недавно на месте строительства будущего храма. Полным ходом идет строительство музея и пантеона, открываются новые экскурсионные маршруты, все больше людей, особенно молодого возраста, принимают участие в благоустройстве территории.
ПРОТИВОГАЗ ВМЕСТО БУКЕТА
Давно стали взрослыми дети и внуки участников тех трагических дней. В семьях трепетно хранятся воспоминания о солдатах войны. О своем деде, Алексее Устимовиче Бескоровайном, пишет из Харькова его внучка Наталья Викторовна Огурцова:
"С декабря 1938 г. по ноябрь 1942 г. Алексей Бескоровайный служил командиром отделения 1-й бригады торпедных катеров ЧФ. За участие в боях был награжден медалями "За оборону Одессы", "За оборону Кавказа", "За оборону Севастополя". Мне хотелось, чтобы и мой дед не был в тени. Тем более что в нашем доме благодаря рассказам его жены и моей бабушки тема войны была священна. Тот короткий год в предвоенном Севастополе, куда бабушка приехала к мужу летом 1940 г., был самым счастливым в ее жизни. Она в подробностях описывала белый, чистый, залитый солнцем город, Графскую пристань, праздничные гулянья в выходные дни. Жить бы и радоваться. Однако сам дед, хотя был балагуром, ничего не рассказывал о войне. Когда я училась в 10-м классе, к 40-летию Победы нам задали сочинение на тему "Моя семья в годы войны". Вот тогда я решила опять взять деда приступом.
И дед рассказал мне, как в самом начале войны, когда немцы подходили к Одессе, он в составе экипажей торпедных катеров участвовал в сопровождении транспортов, эвакуировавших жителей. Моряки могли защищать пароходы с моря, но беда настигла с воздуха. Фашисты бомбили транспорт с детьми, потопили его… Здоровые, сильные мужики стояли на палубе своих небольших судены-шек, рассчитанных на несколько человек, и в бессилии наблюдали, как тонут дети. Помочь им они не могли ничем. И эти сотни белых панамок на волнах стали для моего деда тем событием, которое уже не могли затмить другие картины ужаса войны…"
В своем письме в адрес сотрудников музейного комплекса "35-я береговая батарея" Наталья Викторовна рассказывает и о своей бабушке — "поистине великой в своей простоте и терпимости женщине".
Анна Павловна Бескоровайная не была участником обороны Севастополя, но она спасала от голода и холода, воспитывала севастопольских детей. Приехав к мужу в 1940 г., она была принята на работу в детский дом N 1, позднее — дом N 2. Располагался он на ул. Восставших, 4, директором был Сергей Семенович Коренной.
"За пять дней до войны, 17 июня, бабушка родила дочь, ставшую потом моей мамой, Бескоровайную Ларису Алексеевну. Первые бомбы, упавшие на город под утро 22-го, застали их еще в роддоме. Там же были первые жертвы этой войны: младенцы, убитые осколками стекол. Когда в мемуарах военных чинов бабушка читала, что город встретил первую бомбардировку темнотой, она возражала: это было не совсем так. До глубокой ночи продолжались гулянья в ярко освещенном городе, настроение жителей было приподнятое, все это было связано с возвращением эскадры с учений. С нетерпением ждала этого и бабушка, представляя, как муж примчится к ней с цветами, а она покажет ему дочь. Но… виделись они потом только один раз, через десяток дней, уже дома, и он принес ей противогаз вместо букета. А потом была эвакуация с детским домом морем через Керченский пролив под бомбами. Ребенок был подвешен в простынке на груди.
Когда я в детстве слушала рассказы бабушки о том периоде ее жизни, я понимала умом, как это страшно. Но сейчас я понимаю душой и уверена, что не выдержала бы и десятой доли пережитого ею. При необходимости постоянно заботиться о детях в детском доме бабушка имела на руках крошечного ребенка. Каким чудом они там доставали продовольствие, как выживали? Хрупкие женщины из детдома и старшие воспитанники всю зиму валили железные по твердости акации, чтобы обогреть детей. Бабушке доставались только ветки, которые сгорали моментально, не натапливая комнату. Ни пеленок, ни распашонок, никаких тряпок. А на руках грудной ребенок, его нужно кормить каждые три часа, купать. Мокрые пеленки она сушила собственным телом, подкладывая под себя ночью. От бомбежек просто пряталась под кровать, потому что прятаться больше было некуда. От ужаса перед взрывами пропадало молоко. А надо было работать, ни прогулять, ни опоздать невозможно, да и не работа это, в общем-то, а забота о детях. Прибежит домой на десять минут, покормит ребенка, а что с ним дальше — неизвестно. Как она это выдержала?
Когда мне бывает плохо и тяжело, я представляю себе эту ее жизнь, изо дня в день, всю войну, и все мои переживания кажутся жалкими. А ведь таких женщин в нашей стране были миллионы. Пока мужчины убивали и погибали, эти женщины продолжали и сохраняли жизнь, но о них так чудовищно мало говорят! Думаю, что нужно бы вручать специальный орден за каждого спасенного от войны ребенка".
БРАТЬЯ САРАФ С УЛИЦЫ ЛОМОНОСОВА
Еще одно письмо прислала Надежда Ефремовна Бакши (девичья фамилия — Сараф). Она родилась в Севастополе и жила здесь до 1942 г.
"Хочу сообщить о моих двух братьях, погибших в Севастополе. Жили мы на ул. Ломоносова N 3 (бывшая ул. Казачья), оттуда и был призван осенью 1941 г. на фронт мой старший брат, Сараф Исаак Ефремович 1923 года рождения. Часть его стояла на Мекензиевых горах. Второй брат, Сараф Авраам Ефремович, еще не был призван, так как ему не было 18 лет. Работал он на Морзаводе. Наша семья эвакуировалась в 1942 г., но брата не отпустили с завода, сказали, что он там нужен, хотя уже в 1942-м станки выбрасывали в море. Обещали всех вывезти. Выехали мы на военном корабле — ледере "Ташкент" — и добрались до Новороссийска. Затем этот корабль успел сделать еще один благополучный рейс, вывез людей и раненых, а потом его разбомбили, и он затонул. Мы попали в Киргизию и прожили там два года. Когда освободили Севастополь от оккупантов, мы сделали запрос на братьев, но нам пришел ответ только на старшего, что он пропал без вести. А насчет второго брата не было никакого ответа, так что мы не знаем, вывезли их или нет.
Еще хочу сообщить вам об одном морском офицере, Булькаче Сергее Дмитриевиче, у него на рукаве были две или три золотые нашивки. Он тоже наверняка защищал Севастополь. Я у них часто бывала дома, т.к. его жена, Булькач Надежда Осиповна, была в нашей школе в родительском комитете и занималась со мной по истории. А их дочь, Светлана, училась со мной в одном классе в школе N 4, и жили они тоже по ул. Ломоносова. Как сложилась их судьба?"
С ХЕРСОНЕССКОГО БЕРЕГА — В РАВЕНСБРЮК
В числе других в экспозиции музейного комплекса "35-я береговая батарея" представлена фотография участницы боев за Севастополь в 1941-1942 гг. Надежды Васильевны Наконечной, которая впоследствии испытала на себе все ужасы Равенсбрюка. О судьбе своей бабушки написал из Овидиопольского района Одесской области ее внук. Сама Надежда Васильевна уже в преклонном возрасте, но память ее сохранила многие подробности. Служила она в медсанбате 2-го Перекопского полка.
"Сколько времени мы провели в пещерах на мысе Херсонес, сказать сложно. Нещадно палило солнце, не было воды, все хотели пить, и это было самым изнуряющим. Потом — плен. Гнали нас до Симферополя, посадили в вагоны, развезли по разным лагерям. Я оказалась в Равенсбрюке. Там, в застенках, среди нас были девушки — связистки, снайперы, медики, которые организовали боевой отряд. Если что, поднимали бунт. Всем сделали на рукава нашивки и называли "Барак русских бандитов". Работали мы в швейной мастерской, шили одежду для военнопленных. Но как только поступал заказ на немецкую форму, то за спинами девушек появлялись эсэсовки, которые были гораздо злее, чем мужчины. Они придирались к каждой строчке, к каждому стежку. Провинившуюся били головой о машинку, пока не теряла сознание, потом обливали водой — и снова за работу. Когда наши войска начали наступать, привезли в лагерь на уничтожение группу детей разных национальностей от 3 до 6 лет. Еды не добавили, кормили помоями, наши женщины все делили с детьми, стараясь чем можно облегчить их участь. Когда пришли наши войска, мы были настолько истощены, что не могли даже броситься им на шею. Но все были уверены, что наши страдания на том закончатся. Однако в течение трех месяцев после этого нас допрашивал "Смерш". И до 1953 года мы оставались врагами народа, хотя не были ни в чем виноваты".
И ЗАЩИТНИКИ, И СТРОИТЕЛИ
Севастополец Василий Васильевич Сиделкин поделился своими воспоминаниями с сотрудниками музея. Он служил снайпером в полку, которым командовал А. Потапов. 19 июня 1942 г. получил тяжелейшее ранение в бедро. Оказался в 47-м медсанбате в Инкерманских штольнях. Он рассказывал, что раненых 26 июня выносили из штолен и увозили в сторону Херсонесского берега. На Очаковском мосту попали под бомбежку, он не мог пошевельнуться, кричал, кто-то стянул носилки с горящей машины. В себя пришел в районе госпиталя в Казачьей бухте — уже загипсованный. Первые воспоминания: немец в шортах с автоматом на шее и огромная откормленная овчарка. Он еще раз видел этого немца, когда был в плену в Симферополе. И рядом опять та же откормленная овчарка… Картина эта осталась в памяти на всю жизнь…
Закончим сегодняшнюю публикацию письмом, которое только что пришло в редакцию "Славы Севастополя". Его автор, участник обороны Севастополя Николай Петрович Деревцов, рассказал о своем отце, Петре Михайловиче. В довоенные годы он работал на 54-м заводе, участвовал в строительстве военных объектов. Будучи мастером, Петр Михайлович строил 30-ю и 35-ю батареи. "Помню, отец болел, и к нему приезжали специалисты на "эмке" с чертежами. Долго беседовали, отец объяснял, что и как надо делать. Жили мы тогда на улице Карантинной. Умер отец весной 1940 года в возрасте 33 лет".
Можно не сомневаться: каждое событие, каждый факт лягут строкой в историю 35-й береговой батареи. Историю нашего героического города.
