18o
Всегда очень тянуло написать о коллекционере. Любом. Пусть бы это был собиратель живописи или филателист… Все равно. Но буквально в последний момент некоторые мои собеседники решительно отказывались от разговора. Как говорится, не для печати — пожалуйста. А так… Увольте. Жестокие уроки жизни навсегда отбили у коллекционеров желание к публичности. От греха подальше. Исключением стал пользующийся в Севастополе широкой известностью Вячеслав Горелов. Он и походник, и фотограф, и литератор, и… Верно, и коллекционер.Признаться, сам не решаюсь назвать место, где Вячеслав Николаевич хранит свое пестрое, во многом уникальное, собрание. Место это очень надежное. Я взялся за перо, будучи уверенным, что обуреваемой желанием поживиться публике до фени ворох собранной Гореловым керамики. Черепки они и есть черепки. Но это для кого-то, но не для Вячеслава Николаевича и людей его группы крови. Вот, например, осколочек чернолакового античного светильника с отверстием для горелки. А вот и ручка к нему…
Большинство черепков, иногда со следами оставленными пальцами гончаров, выбросило на берег штормящее море. Прибой подарил и горловину пифоса с рваными краями. В течение, минимум, тысячелетия она, как перламутровой чешуей, покрылась раковинами. Море выбросило также на гальку кованый античными кузнецами граненый гвоздь.
Вот этот оконный шпингалет, иными словами, задвижка — тоже сработана умелыми руками кузнецов, только столетиями позже. На Новороссийской уходил под снос особнячок с оконными наличниками фигурной кладки. Обреченные дома Вячеслав Николаевич узнает как раз по окнам. Если за стеклами сняты занавески, считает он, то жди экскаватор. Горелов торопится запечатлеть домишко на фотопленке. Не только фасад, но и если можно, то еще интерьер. А на Новороссийской Вячеслав Николаевич еще отвертки приметил. Несколько их, порванных, заменил, пока поддалось крепление давней задвижки.
Один знакомый Вячеслава Николаевича сказал, может, резко, но верно: ломать дом — это все равно, что убивать человека.
— Для меня старое жилище — кладезь памяти о тех, кто под его крышей радовался, печалился. Все это излучают стены. Не каждому дано их услышать.
Из обилия накопленного Гореловым добра глаз выхватывает керосиновые лампы. Не потому, что они горят, а из-за их оригинальных форм. Та, что оказалась в руках хозяина (на снимке), — удивительнейшая вещь. Казалось бы, она проста, но собрана по кооперации из деталей, изготовленных в нескольких европейских странах. Фитиль ее не продольный, а круглый. Наливай в резервуар керосин и пользуйся. Можно зажечь еще пару ламп. Для одной из них основание стекла пришлось подогнать до нужных размеров.
По всему видно, занимают Вячеслава Николаевича и часы. Будучи в Тунисе, он приобрел у уличного торговца старый-престарый будильник при двух звонках. На них уже местами никель сдуло для ржавчины. Будильник фирмы "Кайзер". Сам Вячеслав Горелов долго ковырялся в его натруженном механизме, часовой мастер держал их у себя пару недель. Пошли часы.
— Но в любой момент они могут остановиться. Наш маятник легче, чем надо, — говорит коллекционер. — Родной же маятник поврежден так, что оставляет мало надежды на свое восстановление. Но я не намерен отступать перед "Кайзером".
Какая все-таки главная "фишка" в коллекции собирателя? Ею мог стать радиоприемник более чем полувековой давности. Представители старшего поколения, должно быть, помнят его подмигивающий зеленый "глаз". Прошло чуть более десяти лет после разрушительной войны, и в Советском Союзе сподобились выпустить радиоприемник высочайшего класса, с дистанционным управлением. В Брюсселе на Всемирной выставке этот аппарат был отмечен лучшим среди своих сородичей из других стран.
Вячеслав Николаевич щелкнул клавишей (пластмасса под слоновую кость), и, как в молодости, приемник мигнул мне зеленым "глазом". Полилась музыка.
Мелодии готовы заполнить эфир из пластинок, покоящихся в пожелтевших от времени бумажных конвертах. Один диск отличается буртиком по краям и толщиной. Пластинка выпущена век назад, в дореволюционный период. Вячеслав Николаевич приобрел ее на "блошином" рынке без надежды что-нибудь услышать. Уж больно далек день изготовления пластинки. Естественно, в коллекции Горелова есть патефон. Но он предпочел проигрыватель с корундовой иглой. Без надежды пластинка была поставлена на покрытый фланелькой круг.
— Я был сражен, — признается Вячеслав Николаевич, — когда через столетие вновь пробились к нам звуки. Духовой оркестр Первого Сумского гусарского полка играл популярные в то время вальсы "Осенний сон" и "Амурские волны".
Бравого, наделенного силой полка давным-давно нет и в помине, а то, что невидимо глазу, — медь его оркестра — жива.
В памяти подавляющего большинства севастопольцев постепенно стираются впечатления о разрушительном шторме, разразившемся 11 ноября 2007 года. Горелову постоянно о нем будет напоминать стандартный лист полукартона, залитый дизельным топливом. Он был подобран Вячеславом Николаевичем во время прогулки на прибрежном песке в районе Херсонесского маяка, где затонул заморский корабль "Хадж Исмаил". Полукартон — его сертификат.
Все-таки какой артефакт — главный в собрании Горелова? Откуда-то Вячеслав Николаевич молча достает достаточно объемную жестяную коробку. В ней масса старинных открыток. Их десятки, сотни. И на каждой тот или иной вид Севастополя дореволюционной поры. Глядеть на них — не наглядеться.
Есть еще собрание открыток, на которых интересны адреса, тексты, штемпеля. Дело случая. Вячеслав Николаевич в разные годы, в разных местах приобрел несколько открыточек, адресованных Ольге Николаевне Варгасовой.
— Личность для меня совершенно неизвестная, — говорит Горелов. — Но Ольга Николаевна из тех краев, из которых я сам родом: Кубань, Ставрополье.
По текстам 3-4 открыток прослеживается канва жизни Ольги Николаевны. Вместе с братиком она, дочь сельского священника, училась в епархиальном училище. После замужества учила детей. Жизненные вихри занесли Варгасову в Санкт-Петербург. Подруга описывает свое посещение храма, где служил ее отец. Было так жарко, что ей потребовался свежий воздух… Вячеслав Николаевич обратился к данным Интернета. Оказалось, что молитва в храме в далеком селе на Ставрополье никогда не прекращалась. К сожалению, случайно он сгорел в наши дни.
— Я воспринял это печальное происшествие как личную потерю, — подводит итог Горелов. — Так заочно мне стал близок храм, который я никогда не видел, но благодаря открыткам ставший близким.
Опять же в разное время в разных местах оказались в руках открытки, пролившие свет на некоторые обстоятельства жизни некоей Александры Николаевны Пановой. Влюбленный в нее молодой человек едет из Иркутска в столицу империи. Путешествие в поезде длится несколько дней. Наделенный наблюдательностью жених пишет о том, что видит за окном вагона, например, о работающих пленных австрийских солдатах (на календаре 1915 год — война), о попутчиках, вокзалах. Молодой человек отправляет Пановой открытки с каждой более или менее крупной станции, по 5-10 штук в течение суток. На каждой Александра Николаевна оставляет свой автограф: "Получено 3 мая 1915 года"…
— Захватывают не только своего рода путевые заметки, — говорит коллекционер, — но и сведения о том, насколько оперативно в то время работало почтовое ведомство. Верите, ничуть не хуже, чем в наши дни, если не лучше.
Пару полок этажерки занимают книги. Обряженный в кожу том дореволюционной поры по политической экономии Тугана-Барановского хозяин открывает на странице, где приведены ссылки на труды Карла Маркса. Удивительно, но он пользовался авторитетом не только у коммунистов.
Но сильнее греют душу тощие учебники с потертыми картонными обложками. По ним в 50-е годы мама Горелова — Зинаида Евстафьевна преподавала в школе математику. Свободные листочки книги хранят следы прикосновений рук близкого человека. Макнув перо в непроливайку, учительница записывала рецепт какого-то блюда, нарисовала женский портретик, написала списочек своих учеников, зафиксировала адресок магазина наглядных пособий в Тихорецке.
— В последнее время, — признается Вячеслав Николаевич, — с большим желанием собираю не предметы, а документы, письма — источники любопытных сведений, чувств, эмоций.
Тут же последовало яркое подтверждение этих слов. Горелов стал обладателем части богатых архивов истинных патриотов Севастополя: Игоря Акуленко и Евгения Чверткина. Первый всю жизнь собирал фотографии с изображением домов, улиц, площадей Севастополя, сам активно снимал город; второй десятилетия посвятил изучению письменных источников о тех же домах, улицах и площадях, о простых жителях.
При жизни Игорь Васильевич и Евгений Иосифович обязательно должны были встречаться. Но их единственное свидание завершилось размолвкой. "В Санкт-Петербурге живет и, видите ли, занимается историей Севастополя", — негодовал Акуленко. Но после их ухода из жизни тексты одного и фотографии другого, органично дополняя друг друга, составили два тома книги "Незабытый Севастополь". Их редактором и составителем выступил Вячеслав Горелов. Первой части "Незабытого Севастополя" сопутствовал такой успех, что недавно вышло третье издание книги. Вячеслав Николаевич приступил к подготовке третьей части. Она будет посвящена улицам и домам Центрального городского холма и Артиллерийской слободке.
Выход книг с литературным наследием Игоря Акуленко и Евгения Чверткина — ответ на возможный вопрос о практическом использовании коллекции Горелова хоть по частям, хоть целиком. Найденные в ходе походов реликвии Великой Отечественной будут включены в экспозицию музейного комплекса 35-й береговой батареи. А пока они, оплетенные гвардейской лентой горкой, хранятся у Вячеслава Николаевича.
Мне бы порой завершить эти записки. Неровен час прозвучит упрек в мой адрес за многословие. Но как умолчать еще об одной неординарной находке?! Она досталась в ходе ремонта Лазаревских казарм. Как только уцелела четвертушка бумаги — увольнительная записка двух солдат шестой роты 52-го пехотного Виленского полка летом 1908 года! Ребята были отпущены в город до 17.00 по случаю "свидания с земляками". Умиляет отметка дежурного офицера о состоянии вернувшихся в расположение роты нижних чинов: "Явились трезвыми".
Молодым Вячеслав Николаевич окончил технический вуз. Нынешним летом он при усах и с тронутыми серебром висками поступил на заочное отделение историко-архивного института.
Коллекции бывают разные. Предметы одних, о которых предпочитают молчать, множат материальный достаток коллекционеров. Предметы такого собрания, как у Вячеслава Горелова, служат душе, разуму и сердцу. Это и есть подлинное богатство. Его не прячут, а делятся им с другими.
