18o
События 20-25-летней давности сейчас кажутся преданьем старины глубокой. Вспомним: в то время в Доме культуры рыбаков периодически устраивались читательские конференции по свежим номерам газеты "Совершенно секретно". Издание пользовалось в стране вообще и в Севастополе в частности бешеной популярностью. Обсуждение содержания его материалов собирало тысячи желающих. В огромном яблоку зале негде было упасть, когда на такие мероприятия приезжал автор и герой очерков в "Совершенно секретно", легендарный следователь, бескомпромиссный, как казалось, борец с казнокрадством Тельман Гдлян. На годы он отодвинул по популярности на второй план самых раскрученных шоуменов. Знаменитого гостя в городе-герое встречал Александр Круглов. К сожалению, уже покойного Александра Георгиевича — общественного деятеля, многолетнего депутата парламента крымской автономии, писателя — нет нужды представлять севастопольцам. Длительное время это имя было на слуху. Он и поведал в письме от 30 августа 1989 года в Москву Юлиану Семенову об одном из выступлений Тельмана Гдляна в Севастополе.
ДРУЖИЛИ ДВА ТОВАРИЩА…
Известнейшему в СССР и за рубежом писателю и журналисту, создателю и редактору "Совершенно секретно" он сообщал о том, что горком партии вел дело так, чтобы мероприятие "прошло под возможно более жестким контролем". Каким образом? "По сговору с горкомом все билеты на встречу (под предлогом, что она проходит в Доме культуры рыбаков) скупили "на корню" севастопольские рыбаки, — писал Александр Георгиевич. — Они только, и по специальным спискам горкома, и перепродавали их, кому считали возможным, "безвредным". В основном ограждали от встреч с Гдляном, по собранной мной информации, творческую интеллигенцию, работников милиции, прокуратуры, суда и т.д.".
"И все-таки, — продолжал Александр Круглов, — Гдляну в ходе встречи и после нее было передано в письменном виде около 200 вопросов; определенная часть, конечно же, была нежелательной для местных властей. Народ требует ответа на них через печать, и прежде всего через "Славу Севастополя". Еще одно лестное замечание автора письма в наш адрес: "Со стороны газетчиков по этому поводу — только энтузиазм".
Александр Круглов все же выразил сомнение: "Можно представить себе, какие это будут ответы и на какие вопросы. Тем более что… он (ответственный работник горкома, названный по должности и фамилии. — Авт.) выразил совершенно нескрываемое презрение к Гдляну и не помог, а наоборот сделал все, чтобы я, как руководитель севастопольских литераторов, и никто другой из них на эту встречу не попал". Для освещения событий вокруг поездки Тельмана Гдляна в наш город севастопольский корреспондент писателя предложил использовать "Совершенно секретно" — "ближайший же его выпуск".
Ранее, в 1985 году, Александр Георгиевич не упустил случая, чтобы на страницах "Славы Севастополя" опубликовать достаточно подробное интервью с Юлианом Семеновым. В частности, в этой беседе Александр Круглов спросил писателя: "У каких авторов, в каких книгах вы встретили правду?" После вопроса: "Какое качество вы выше всего цените в женщинах?" — последовал еще один: "А в самом себе?"
Интервью в 1985 году и коллизии, связанные с визитом Тельмана Гдляна в Севастополь в 1989-м, указывают на то, что литераторов связывала многолетняя дружба. В их непростых судьбах было много общего. Достаточно сослаться хотя бы на один весьма показательный пример. 1968 год. Так называемая Пражская весна. Армада советских танков появляется на улицах и площадях столицы Чехословакии с целью подавления выступлений местного населения "за социализм с человеческим лицом". В Севастополе против ввода советских войск в Прагу открыто протестует участник Великой Отечественной, сотрудник "Славы Севастополя" Александр Круглов. Его исключают из партии и выгоняют с работы.
А в Москве 37-летний Юлиан Семенов не пытался сдержать свои эмоции: "Кровью запятнаны наши знамена". Рядом оказались дюжие друзья, которым удалось разбушевавшегося писателя на пару деньков закрыть на ключ в гостиничном номере.
В будущем власти не жаловали Юлиана Семенова. Об этом свидетельствует следующий факт из их великого множества. Скажем, создателям культового фильма "17 мгновений весны" были удостоены государственной премии. "Забыли" только о его сценаристе.
ОБИТЕЛЬ ТИШИНЫ И ВДОХНОВЕНИЯ
В Европе автор "17 мгновений весны" и других культовых произведений чувствовал себя как дома. Он побывал во всех "горячих точках" Африки, Латинской Америки и Азии. Писатель располагал просторной квартирой в Москве и удобной дачей в элитарной Красной Пахре. Но пришло время, и врачи нашли легкие Юлиана Семенова ослабленными. Они настоятельно рекомендовали писателю юг. Принято считать, что если не все, то очень многие произведения написаны Юлианом Семеновым именно в Ялте, Коктебеле, других крымских приморских городках и поселках. Ближе к середине 80-х годов прошлого столетия Юлиан Семенов окончательно осел в Мухалатке. Здесь был приобретен клочок земли с ветхим домишком. На его месте строители подняли двухэтажную, но скромную с виду дачу.
За этими стенами Юлиан Семенов нашел звенящую тишину и уединение, необходимые для напряженного творческого труда. Здесь же он принимал самых близких друзей. Двадцать с небольшим лет назад у писателя возникло желание пообщаться с коллегами-журналистами местных средств массовой информации или, скорее всего, ему предложили такую встречу. Каюсь, что-то мне тогда помешало воспользоваться уникальным случаем увидеть и услышать любимого писателя, украдкой провести ладонью по корешкам книг его библиотеки, прикоснуться к натруженной, видавшей виды пишущей машинке писателя, окинуть взглядом привычный ему горный пейзаж. Вместо меня в Мухалатку отправился другой наш сотрудник.
В 1993 году Юлиан Семенов ушел из жизни. С тех пор мысленно я возвращался к дому в Мухалатке. Он жил только в моем воображении. В нем, как казалось, навсегда растаял стрекот пишущей машинки. К нему, чудилось, окончательно иссяк поток гостей.
В начале нынешней осени мной овладело острое желание взглянуть, наконец, на дачу в Мухалатке, наверное, уже принадлежащую другим людям, может, чуждым творчеству Юлиана Семенова. Несмотря ни на что, тянуло взглянуть на стены дачи (они наверняка излучают энергетику ее самого знаменитого обитателя). Если же повезет, то расспросить соседей о нем. С этими надеждами и сомнениями и отправился в дорогу.
Она оказалась не такой уж протяженной, всего-то километров 35-40 в направлении Ялты. И только лень и нелюбопытство, некая робость иногда долго удерживают нас дома с нереализованными планами.
Некогда давший Юлиану Семенову пристанище поселок первоначально носил мужское греческое имя Мухали с ударением на букву "а", трансформировавшееся в Мухалатку. В настоящее время у населенного пункта новое имя, не нуждающееся в переводе, — Олива.
Я был убежден, что дача писателя расположена у самого морского прибоя. Как же — Юлиан Семенов! В одном из интервью он сам дал наводку: случается, пишу на пляже, куда прихожу с пишущей машинкой. Очередное заблуждение: зачем надо было писателю тащиться с бумагами к воде, если дача — на берегу?
На поверку оказалось, что дом Юлиана Семенова расположен слева от шоссе на Ялту, у горной гряды, куда ведет отлитая из бетона лестница протяженностью чуть меньше, чем у нас на Яшмовый пляж.
У самой крайней улицы, возле ветхой дачки, у кучи поленьев, дедушка махал топором.
— Почтенный, помните ли Юлиана Семенова? — спросил я. — Писателя?
— Это того, что щеголял здесь в трусах с двумя девчатами, что ли?
Вот те на: в трусах, с девчатами… Значение этих слов я расшифровал позже. В том же неведении продолжал свой путь наверх, к конечной цели моего путешествия.
Далее буквально оглушили не 17, а бессчетное количество мгновений, которые давали повод удивляться и восхищаться. Еще они щедро дарили открытия, словом, положительные эмоции. Ну как, скажите, не порадоваться беломраморной доске, вмурованной у калитки, с надписью: "Здесь жил и работал писатель Юлиан Семенов". Не просто дом уже людей посторонних, а дом-музей, который не чаял увидеть и с экспозицией которого предстояло ознакомиться. Для полного, даже тезисного рассказа о даче писателя едва хватило бы книжки-путеводителя, эдак страниц на сто. Наверняка когда-то кто-то возьмется за это стоящее дело. Моя задача — гораздо скромнее: в коротком газетном очерке рассказать лишь о том, что больше всего поразило.
ЛИЦА ЭПОХИ
Стены светлой просторной прихожей увешаны картинами, фотографиями. Первым остановил взгляд снимок небольшого формата под стеклом и в рамке. На переднем его плане запечатлены Иосиф Сталин, Михаил Калинин, Вячеслав Молотов, Лазарь Каганович, Клим Ворошилов, за их спинами — пяток неизвестных нам лиц. Хотя одного из них представляют гостям музея: это отец Юлиана Семенова — Семен Ляндрес. Он был правой рукой Николая Бухарина в бытность его редактором "Известий".
Перу Семена Ляндреса принадлежат слова об Иосифе Сталине: "На Первом съезде колхозников слышу, отчетливо слышу его голос, вижу, вижу милые оспинки на смуглом, улыбчивом лице и руку, набивающую трубку из коробки "Герцеговины Флор". Осязаю, как реальное, когда он облокотился своей рукой на мое левое плечо".
То же Семен Александрович мог сказать и написать, оказавшись где-то на лесоповале. Его поместили за решетку без соблюдения элементарных формальностей. Семена Ляндреса осудили заочно, без заслушивания показаний обвиняемого, возможных свидетелей, без зачтения приговора.
"Сын за отца не отвечает", — сказал "вождь всех времен и народов". Еще как отвечает, если говорить о судьбе Юлиана Семенова. Его исключили из комсомола, отчислили из Института востоковедения за то, что не только не отказался от отца-"врага народа", но и в течение всего срока пребывания близкого человека в местах не столь отдаленных он неустанно бомбардировал возможные инстанции письмами, заявлениями, ходатайствами о его освобождении.
Семен Ляндрес вышел на свободу лишь после смерти Иосифа Сталина. Опять же, с убеждением в его правоте. Ему потребовалось еще время, чтобы пересмотреть некоторые свои взгляды.
Если продолжить рассказ о фотографиях, то необходимо упомянуть о портрете Эрнеста Хемингуэя в прихожей. Юлиан Семенов мечтал близко познакомиться со своим самым любимым писателем, но подружился лишь с его вдовой Мэри.
Юлиан Семенов переписывался, встречался с Грэмом Грином. Жорж Сименон обратился к Юлиану Семенову с такими словами: "Мой дорогой собрат по перу и почти однофамилец".
Портрет барона Эдуарда Фальц-Фейна выполнен маслом и принадлежит кисти дочери писателя — Дарьи Юлиановны. С бароном Юлиана Семенова связывала долгая дружба. Им не удалось найти легендарную Янтарную комнату. Может, друзьям времени не хватило до конца прояснить ее судьбу. Но несколько совместных акций завершились вполне успешно. Юлиан Семенов и его друг голубых кровей добились перезахоронения праха выдающегося певца Федора Шаляпина из французской столицы в Москве, на Новодевичьем кладбище. Писатель подвиг Эдуарда Фальц-Фейна выкупить на аукционе во Франкфурте гобелен — портрет царской семьи. Николаю II его подарил персидский шах к 300-летию дома Романовых. Реликвия возвращена Ливадийскому дворцу, откуда она была вывезена отступающими из Крыма немцами.
Не единожды Юлиан Семенов принимал барона в Мухалатке. Как-то заскучавший Эдуард Фальц-Фейн был представлен симпатичной гостье. Небезразличный к представительницам прекрасного пола барон вовсю увивался за ней. А через пару деньков гостей прибавилось, и молодая женщина представила Эдуарда Фальц-Фейна своему… мужу. Назвалась и сама: не просто Алла, а Алла Пугачева. "Что за лицо у меня было! — признался в своих воспоминаниях барон. — Никогда не забуду этот случай".
На дачу Юлиана Семенова людей приводили не только радостные случаи. Достаточно долго в Мухалатке отсиживался на полулегальном положении классик казахской литературы Олжас Сулейменов. Со своей Родины он сбежал из-за угрозы расправы как сторонник опального партийного лидера Д.А. Кунаева.
ДЕЛА СЕМЕЙНЫЕ
Дом-музей мне радушно показывала его смотрительница — Евдокия Городищева. После забравшего много времени кабинета писателя (огромный стол, крепко сработаное кресло, пишущая машинка, библиотека) мы застряли в комнате поменьше. По наличию и здесь стола полагаю, что и она тоже служила кабинетом.
Вдруг мое внимание приковала фотография группы охотников с Юлианом Семеновым в центре.
— Нам было приятно, что на этим снимке одна наша посетительница узнала своего родственника, — сказала Евдокия Прокофьевна.
— А я узнал на фотографии своего земляка Александра Круглова, — последовало мое дополнение.
— Надо же, — выразила изумление Евдокия Городищева.
"Благодаря Юлику, — писал кто-то из братьев Вайнеров, — мы избежали массы унижений и неизбежных мытарств". То есть Юлиан Семенов пристроил в редакции "толстого" журнала или в издательстве первое произведение авторов, очень скоро ставших знаменитыми. Подобно братьям Вайнерам о Юлиане Семенове мог тепло свидетельствовать и наш Александр Круглов. Никто иной, а автор "17 мгновений весны" помог нашему земляку опубликовать свое первое крупное произведение, и не где-нибудь, а в престижной московской "Дружбе народов", с продолжением в двух номерах.
Разрозненные милые мелочи, интересные сведения! Скажем, в Институте востоковедения Юлиан Семенов учился вместе с Евгением Примаковым. О себе писатель откровенно сказал: "Я разный, я нагруженный и праздный, я целе- и нецелесообразный". Из малого кабинетика отдельная дверь ведет на пятачок верхнего яруса крохотного дворика. Он плотно засажен лаврами, пальмами и другими южными растениями. Здесь в уединении писатель любил передохнуть. На стене он велел вмуровать табличку с шутливым изречением на испанском языке. На русском она звучит так: "Работа — порок тех, кто больше ни к чему не пригоден". Вот он и работал.
На нижнем ярусе дворика обитал любимый Рыжий. Хитрая бестия. Пес был замечен за непотребным занятием. Вечером он самостоятельно освобождал себя от ошейника. Перед утром же снова каким-то образом надевал его, чтобы днем предстать перед хозяевами несчастным. Рыжий сопровождал Юлиана Семенова во время его дальних прогулок. Животное заблаговременно чувствовало приезд хозяина в Мухалатку. Собака околела вскоре после кончины писателя.
ЯБЛОКО ОТ ЯБЛОНИ
Екатерина Сергеевна Кончаловская, жена Юлиана Семенова, приходилась дочерью Наталье Петровне Кончаловской и падчерицей дяде Степы — поэту Сергею Михалкову. У Екатерины Сергеевны и Юлиана Семенова родились дочери Дарья и Ольга (вот они те две девушки, о которых говорил старик. С ними и гулял Юлиан Семенов в "трусах"-шортах). С отцом они побывали во многих странах. Однажды, если память мне не изменяет, в Испании неугомонный папа велел крохам-дочерям (двоим или одной из них) сидеть тихо и никому не открывать дверь в номере гостиницы. В этот день он брал интервью то ли у Скорцени, то ли у генерала Вольфа — близких к Гитлеру людей.
В 1979 году Юлиан Семенов писал Наталье Петровне по поводу самой маленькой: "Очень прошу всячески поддерживать в Ольге тягу к сочинительству. Поверь, я ее чувствую точно и себя в ней вижу, и вижу часть Катюши (жены. — Авт.)… Помоги ей поверить в неизбежность творчества, не бойся хвалить ее, поверь мне, пожалуйста". Слова "всячески", "тягу", "поверить в неизбежность" Юлиан Семенов подчеркнул.
Отец не ошибся. Ольга Юлиановна стала журналисткой. Каждое лето она приезжает из Парижа, где живет с мужем-архитектором, в Мухалатку. В отцовском доме напряженно работает.
Евдокия Городищева показала вышедшие в Москве четыре книги Ольги Юлиановны. Три из них, в том числе из серии "Жизнь замечательных людей", повествуют об отце, одна — о Париже.
Художница Дарья Юлиановна живет в Москве, она взяла на себя основные хлопоты по уходу за вдовой писателя. А вот отцовский дом целиком, как я понял, на плечах Ольги Юлиановны. Она его содержит.
Во время нашей со смотрительницей дома-музея беседы через гостиную прошмыгнула юная брюнетка. Только позже я спросил Евдокию Прокофьевну, кто эта девушка.
— Да ведь это Алиса — дочь Ольги Юлиановны и внучка Юлиана Семенова, — сказала Евдокия Городищева. — Сейчас я ее позову.
Но след Алисы простыл. Она убежала к подругам…
По делам я поехал в Кацивели, а встретились мы с Алисой днем позже. Девушка помнит своего знаменитого деда. Ее воспоминания относятся ко времени его тяжелой болезни. Тем не менее его радовало, когда внучка взбиралась на его живот. Алиса учится в Сорбонне. Она владеет пятью языками, в том числе довольно сносно — китайским. У Алисы есть младший братик — Юлиан (имя получил в честь деда). Он учится игре на скрипке, в чем достиг успехов, выступая на конкурсах. Алиса угостила меня чаем. А сидели мы за столом, за которым некогда сиживали Андрей Громыко, Алла Пугачева, барон Фальц-Фейн…
* * *
Не оправдались, слава Богу, мои опасения. В доме Юлиана Семенова живут родные ему люди, в доме пишут книги, в дом постоянно устремлен поток гостей.
