14o
ОБРАТНАЯ СТОРОНА ЕГО "ОБЩЕЙ ПАМЯТИ"
Сколько тысяч строк написано о нашем знаменитом хирурге Николае Ивановиче Пирогове! Профессор С.- Петербургской медико-хирургической академии, педагог, философ, истинный герой Севастопольской страды… В разгар обороны Севастополя он произвел сотни сложных операций, свыше 5000 ампутаций, применяя суперсовременные для ХIХ века хирургические методы: гипсовые повязки и эфирный наркоз.
К последнему мы еще особо вернемся, а сейчас, следуя магистральному направлению идеи этого материала, попробуем обратиться к малоизвестному широкому кругу читателей труду великого доктора — "Дневник старого врача".
…За два года до своей кончины, в конце 1879 года, Николай Иванович принимается за неблагодарный труд — написание дневника. Совершенно не случайно именно в это время он взялся за перо. Как величайший диагност, он прозорливо усмотрел начатки своей в будущем смертельной болезни и явно торопился положить на бумагу не столько воспоминания строго биографического плана, сколько суть своей (весьма, правда, эволюционизирующей к 1881 году) идеи о… сути бытия, в частности, о твердом своем убеждении в одушевленности и разумности Вселенной. Эти биоцентрического окраса мысли лишь фрагментарными намеками проскальзывали и ранее во многих его печатных трудах, входя в прямое противоречие с догматами православия.
В статьях под общим названием "Вопросы жизни" Николай Пирогов проповедовал примат воспитания над образованием, факта — над постулатами гегелевской философии. И везде призывал человека давать волю своей фантазии. Именно этим словом он в своем "Дневнике…", на мой взгляд, обозначил четкое восприятие главного стержня идеи о космизме, о влиянии вселенского гигантского блока информации на судьбу и деяния каждого человека.
Вот несколько выдержек из его, по сути, предсмертных откровений: "Ничто великое в науке не обходилось без содействия фантазии", "Можно смело утверждать, что ни Коперник, ни Ньютон без помощи фантазии не приобрел бы того значения в науке, которым он пользуется…", "Без участия мысли и фантазии не состоялся бы ни один опыт…" И, наконец, полная дешифровка постулата: "Мне представляется Вселенная разумной, и деятельность действующих в ней сил — целесообразной и осмысленной… И в меня невольно вселяется убеждение, что мозг мой и весь я сам — есть только орган мысли Мировой жизни".
Что это, как не преддверие учения Рерихов, Вернадского, идей Циолковского? Однако сие писалось не так уж и давно от того дня, когда правители России распеленали свой народ из липких пут крепостного права. Роль Церкви в обществе в то время — начало 60-х годов ХIХ века — была огромной. И подобные убеждения реально карались Священным синодом преданием анафеме смельчака, открыто противопоставляющего канонам православия некий аморфный вселенский разум. Достаточно вспомнить участь гиганта мысли — современника Н.И. Пирогова — Льва Толстого…
Вот почему, уже сидя практически безвылазно вследствие явных гонений со стороны властей предержащих в украинском сельце Вишня, де-факто на закате своей жизни Пирогов решился доверить бумаге эти, прямо скажем, богохульные, как ни крути, мысли. Иначе нельзя никак расценить следующее его умозаключение: "Мой бедный ум, останавливаясь вместо Бога на вселенной, благоговел перед ней, как перед беспредельным и вечным началом".
Заметим, однако, что даже в этой фразе Николай Пирогов все-таки слово "Бог" пишет с большой буквы, а "вселенная" — с малой. И тем не менее, в конце концов, в заключительной части "Дневника…" великий российский лекарь приходит-таки к мысли о том, что "надо признать верховный разум и верховную волю Творца, проявляемые целесообразно посредством мирового ума и мировой жизни в веществе".
…Тут есть резон вновь вернуться к смелым пироговским "фантазиям" и обратиться буквально к первым абзацам его дневника, где Пирогов вводит двойственное понятие слова "память". "Память, — пишет он 21 ноября 1879 года, — как я думаю, есть двух родов: одна — общая, более идеальная и мировая, другая — частная и более техническая, как… память чисел. Моя память — общая и в прежние годы была острой".
Дабы извлечь логический корень из всех его последующих высказываний в заданном направлении, резюмируем: множество людей обладают частной памятью и лишь избранные — общей, т.е. прямым повседневным контактом со вселенским разумом. И тогда уж вовсе не покажется случайностью, что опосредованно уже первые детские грезы Николая Пирогова связаны с космосом. "Я родился 13 октября 1810 года, — пишет он в "Дневнике…" — Помню, что долго еще вспоминал какую-то огромную звезду, необычайно светлую. Что это было такое? Детские ли галлюцинации или оставшееся в мозгу впечатление от действительно виденной мною, в то время двухлетним ребенком, кометы 1812 года?"
Если же присовокупить к этому факту и название самой первой детской книги, с превеликим удовольствием прочитанной Пироговым и "не случайно" озаглавленной "Зрелище Вселенной", то станет ясно, что — по Пирогову — ничто в нашем мире вообще-то не может возникнуть по воле Его Величества случая. И недаром в "Дневнике старого врача" явно проскальзывает прямое неприятие "обожания случая", которое, увы, нередко держит в узде смелые мысли-фантазии, возникающие спонтанно у миллионов людей. А потому, делает вывод великий Пирогов, всему (каждому чиху!) есть первопричина — сестра предопределенности, что суть продукция титанической деятельности Мирового разума, безграничного во времени и пространстве…
Побочно, по-видимому, не отдавая себе полного отчета в лежащих вообще-то на поверхности выводах о бесконечности мирового логоса, Пирогов, предвосхищая спорность формулы Дрейка, математически обозначившего уже в наши дни наличие в мире лишь 20 млн населенных планет, "роняет" на страницах своего "Дневника…" такое гениальное замечание: "Я представляю себе беспредельный, беспрерывно текущий океан жизни, бесформенный, вмещающий в себя всю Вселенную, проникающий во все ее атомы, беспрерывно группирующий и снова разлагающий их сочетания и приспосабливающий их к различным целям бытия". Что ж, в свете такой ремарки формула Дрейка, выходит, "нервно курит в углу"…
В этом же плане представляется весьма интересным тот факт, что Пирогов априори в те времена не был, конечно, знаком с модной фишкой ХХI века — с теорией Судного дня, из которой вытекает, что любая цивилизация, достигшая определенного уровня технического прогресса, запрограммирована на глобальный суицид. А потому вполне закономерно знаменитое восклицание отца квантовой физики Э. Ферми об отсутствии контактов с инопланетянами: "И что? Где же они все?"
Так вот, Пирогов, отрицая возможность появления из мириадов атомов во Вселенной случайно скроенного нечто, что вдруг само по себе стало "ограниченным и оформленным", завершает эту мысль шокирующим выводом: "Возможно даже допустить образование вещества из скопления силы". То есть на месте могучей, агрессивной, в конце концов угробившей себя цивилизации Мировой разум вновь начинает лепить (одному Творцу то ведомо — как и зачем) нечто разумное, но необязательно абсолютно доброе и тем паче — не вечное…
ЭФИР КАК СОСТОЯНИЕ ДУШИ
Так уж получилось, что идеи космизма, к которым на протяжении всей своей жизни неизменно возвращался великий хирург, в его практической деятельности оказались в тесной связи с историей применения в хирургической практике таинственного воздействия на организм прямого материального "посланца" космоса — эфира. Конечно же, речь пойдет не о пресловутом "пятом элементе" Аристотеля и тем паче — не о вездесущем носителе космического света, что напрочь опрокинуто в ХХ веке теорией относительности великого Эйнштейна. Специально очищенный этиловый эфир — вполне материальная, бесцветная, легкоподвижная жидкость, известная ученым еще с эпохи средневековых алхимических опытов по взаимодействию спирта и серы…
…16 октября 1846 года зубной врач из Филадельфии Томас Мортон впервые публично удалил опухоль челюсти под эфирным наркозом. 7 февраля 1847 г. в России, через неделю после удачного применения доктором Ф. Иноземцевым эфира в ходе операции, Н. Пирогов играючи повторил этот опыт. И потом, после тысяч показательных операций с хирургическим обезболиванием вначале в Обуховской больнице С.-Петербурга, а затем в лазаретах на полях сражений — на Кавказе, в Самуртском отряде, в Крыму, в Севастополе, — Пирогов по праву был признан пионером отечественной анестезии.
Любопытнейший факт: уже в марте 1847 г. Министерство внутренних дел России издало циркуляр о введении ограничений на эфирный наркоз. Но это не остановило Пирогова. Он дошел до самого императора, и Николай I лично отменил дурацкую "инициативу", скорее всего, какого-то заскорузлого чиновника, ибо министр — граф Лев Перовский — слыл вообще весьма либеральным человеком того времени.
…Нас, конечно, не будут интересовать в контексте главной идеи данной публикации все пути и перипетии накопления Н.И. Пироговым опыта в этой сфере медицинских знаний. Остановимся лишь на аспектах и до сих пор малоизученного механизма получения измененного сознания в ходе эфирного воздействия на живой организм. Мне представляется, что, согласно пироговской теории, в момент вдыхания человеком паров эфира, а тем паче когда эфир как жидкость вводится в массу крови, происходит некая рокировка (декстракардия) памяти: частная меняется местами с общей. И основные патологические болевые рефлексы человека блокируются, как и внутренняя цензура, отвечающая за страх. То есть, по сути, происходит искусственное подключение человеческого мозга к информационному полю космоса, в ходе которого мозг — орган мысли, по Пирогову, — напрямую, уже без помех, избирательно подстраивается к тому информационному блоку вселенского разума, который функционально наиболее близок к резонансной настройке на исцеление без болевого шока.
Тому порукой следующее умозаключение Н.И. Пирогова: "Наше я — с сомнениями, с болью, со страхом грядущего — не есть продукт химических (эфира? — Авт.) и гистологических элементов, а олицетворение общего, вселенского разума". И если уж по Пирогову вообще-то материальное наше "я" привносится извне, то вполне логичной будет мысль о том, что и "извлекается" оно извне, необходим только механический толчок, то есть наркоз. В точности, кстати, как механизм действия обычного телевизора. По мнению психонаблюдателя англичанина С. Грофа, деятельность человеческого мозга построена именно на принципе ретрансляции. Ведь никому не приходит в голову, что программа передач создается в самом аппарате. На чем же основано наше убеждение в том, что именно в мозгу возникают мысли? Обычно это обосновывается тем, что повреждения отдельных участков коры головного мозга вызывают расстройство сознательной деятельности человека. Однако и неполадки в телевизоре сразу сказываются на качестве изображения, или, иными словами, зависимость между работой мозга и продуктами сознательной деятельности человека еще не решает вопрос об истинном источнике мыслей, идей и представлений…
Впрочем, Пирогов — как вполне земной ученый — отдавал себе отчет в том, что при эфировании блокируются лишь основные патологические рефлексы больного человека. Но не все. А потому в своей работе "Протоколы и физиологические наблюдения над действием паров эфира на животный организм" (май 1847 г.) предостерегал своих коллег от многих побочных отрицательных последствий кустарного эфирования: игнорирования знания клиники анестезирования, ощущения удушья, чрезмерного (терминального) возбуждения, наконец, нагноения ран после, казалось бы, удачно осуществленной операции.
Особое внимание Пирогов уделял влиянию наркоза на всю нервную систему. И пришел к выводу, что в ходе эфирования в первую очередь выключается все-таки центральная нервная система, а не периферические органы. Он подчеркивал: "Когда действие эфирного пара на нервную систему достигает высшей степени, вся жизненная деятельность тогда сосредоточивается только в одном ограниченном пространстве — в продолговатом мозге, управляющем дыханием".
ОСТАЕТСЯ, ОДНАКО, ВЕЧНЫЙ ВОПРОС: "КАК?"
…На дворе ХХI век. Более 160 лет назад наш замечательный соотечественник Николай Иванович Пирогов констатировал: "Собственно механизм действия наэфированной крови на нервную систему остается для нас непостижимым…" Для нас — тоже. По сей день. И на этом в одном из интернетовских рефератов "История жизни" особо заострил внимание известный популяризатор научного наследия Н. Пирогова А. Брежнев, как бы дополняя и углубляя труды дореволюционных интерпретаторов идей великого хирурга — Д. Добромыслова, Н. Пясковского, И. Робертсона, в советское время — С. Штрайха и особенно С. Франка.
Хочется возвратиться к первым строкам данной публикации: "Сколько тысяч строк написано о нашем знаменитом хирурге Николае Ивановиче Пирогове!" И все же есть область особого внимания Пирогова, кудесника от хирургии, изобилующая "белыми пятнами", — это его воззрения на место человека во Вселенной, на способы коммуникации души и тела. Здесь, право слово, предстоит еще отменно поработать современным исследователям, потому как даже намек гениального человека в форме инсайта порой выводит нас на новые, совершенно до сих пор не исследованные спирали непостижимого…
