13o
Севастополь в судьбе и творчестве Лидии Алексеевой.Немного о том, как возникла эта тема. Недавно я обнаружила скромную книжечку, подборку произведений о нашем городе, изданных в эмиграции, вышедшую в Санкт-Петербурге в 2001 году. Составитель этой брошюры — Ирина Петрова, ныне покойная, к сожалению, — много лет занималась темой "Крым в зеркале российской словесности". Издавала она эти книжечки за свой счет, скромным тиражом, и теперь они являются библиографической редкостью. И как-то пронзила фраза, вынесенная в заголовок этого сборника: "Мне только память о тебе — наследство…" Чьи это слова? Оказалось, что эти строки принадлежат Лидии Алексеевой.
Теперь-то я уверена, что обнаружила брошюру не случайно. Меня всегда охватывал священный трепет, когда я приближалась к мемориальной табличке, установленной на Графской пристани, с надписью: "В память о соотечественниках, вынужденных покинуть родину в ноябре 1920 года". И вот мне открылась судьба одной из тысяч этих соотечественников…
Когда я начала поиск информации о Лидии Алексеевой, то оказалось, что в Севастополе о ней мало кто знает, и даже в столетний юбилей, случившийся полтора года назад, о поэтессе не вспомнили в городе, который она считала родным и которому она хранила верность до последнего вздоха.
В ноябре исполнилось 90 лет со времени тех событий, о которых впоследствии она напишет:
Все, во что мы верили, не верили,
Что любили, знали, берегли, —
Уплывает, словно на конвейере,
С кровью сердца и с лица земли.
Или это мы летим неистово,
Или это нас волна несет?
Так порою отплывают пристани,
А стоит идущий пароход.
Фамилия Алексеева — псевдоним, настоящая же ее фамилия — Девель. Лидия Алексеевна Девель родилась 22 марта 1909 года в Двинске (ныне это город Даугавпилс, Латвия), но считала своей родиной Севастополь, где провела все детство. Ее отцом был Алексей Викторович Девель, представитель обрусевшего французского рода, офицер. Мать — Клавдия Владимировна, урожденная Горенко, двоюродная сестра Анны Ахматовой (это любопытный факт ее биографии, который она, однако, никогда не афишировала, не желая быть в тени великого имени). Вскоре после рождения дочери отца перевели в Севастополь, который навсегда остался для Лиды городом детства. В Севастополе А.В. Девель занимал высокую должность. Он был полковником Генерального штаба П.Н. Врангеля, под командованием которого на крейсере "Генерал Корнилов" в 1920 году их семья навсегда покинула Россию.
Первым прибежищем для них был Константинополь, через полтора года они переехали в Белград. Там Лидия Девель окончила русско-сербскую гимназию, затем филологический факультет и почти десять лет преподавала сербский язык и литературу в Белградской русской гимназии. Здесь же серьезно начала заниматься литературой. К этому времени принадлежат первые публикации ее стихов, в которых она обращается к образу родного Севастополя.
Был ли он, приснился ли когда-то
Бело-синий город мой далекий —
Запах просмоленного каната,
Водорослей мокрых на припеке?
Серых скал нависнувшая груда,
Теплая бревенчатая пристань,
И скользящий парус полногрудый,
Свежим ветром выбеленный чисто…
Налаженная жизнь в Белграде закончилась в 1944 году, с приходом советских войск в Югославию. Долгих пять лет она находилась в лагерях для перемещенных лиц. Лишь в 1949 году Лидия с матерью получили разрешение на переезд в Америку, куда она прибыла под новой фамилией — Алексеева, под которой и вошла в историю эмигрантской литературы.
И вновь пришлось налаживать новую жизнь в незнакомой стране. Вначале Лидия Алексеева трудилась на перчаточной фабрике, затем друзья помогли найти работу в Нью-Йоркской публичной библиотеке. Жить пришлось в квартале для нью-йоркской бедноты, в обстановке крайней скромности и неустроенности. За свою долгую жизнь (поэтесса умерла 27 октября 1987 года) она опубликовала пять небольших поэтических сборников. Первый — "Лесное солнце" — вышел в 1954 году в издательстве "Посев", остальные она издавала сама на свои средства. Вот и все, что удалось узнать о ее жизни, но судьба поэта — в его стихах.
Ни к чьему не примыкая стану
И ничьей не покорясь звезде,
Я уже нигде своей не стану,
Дома не найду уже нигде.
Сквозь земные горькие обиды
Чужестранкой призрачной бреду,
Как печальный житель Атлантиды,
Уцелевший на свою беду.
В стихах Л. Алексеевой чувствуется горечь бесприютности. У нее есть и такие строки: "вся жизнь прошла как на вокзале", "нам чужие задворки — приют" и "дороги домой не найти". Смириться с изгнанием она не могла. Но при этом Лидия Алексеева сохраняла чувство гордого достоинства и поистине христианской веры, надежды и терпимости. Ведь время должно лечить раны. Эта мысль звучит в стихотворении "Прозрачный след".
По песчинке стачивалась боль,
Размывалась медленными днями,
Притуплялась, — так морская соль
И вода шлифуют жесткий камень.
И теперь он гладок, словно плод,
Округленный, не остроугольный, —
В нем лишь тяжесть, что еще гнетет,
Но не может оцарапать больно.
Да, она научилась жить с этой болью, но не смирилась с ней… И все же в изгнании Л. Алексеева так и не обрела дома.
Я стихи не пишу за столом.
У меня просто нету стола…
Какая незащищенность и трогательность в этом "нету"! Все, кто знал Лидию Алексееву, подтверждали, что ощущения дома у нее не было вовсе. Валентина Синкевич, авторитетный издатель зарубежья, приводит такие факты: "Я не знала никого из русских писателей в Америке, кто бы до такой степени, как Лидия Алексеева, существовал вне быта… Алексеева не была бедна, но жила она в негритянско-пуэрториканском районе, где ютилась нью-йоркская беднота. Невероятно запущенная ее квартира помещалась на первом этаже некогда презентабельного дома и была легкой добычей грабителей-мальчишек: в отсутствие хозяйки они не упускали случая пробраться в квартиру. Тянули они все, что можно было продать, хотя бы за бесценок. В полной сохранности оставались только книги и бумаги — вещи совершенно бесполезные для их воровского рынка, будь они даже на понятном языке…
Лиде было всего одиннадцать лет, когда она покинула севастопольские берега. Но память сохранила севастопольские образы, звуки, запахи.
Чуть стихами — магической палочкой —
Трону в памяти спящую быль, —
Рыбный ветер над солнечной балочкой
Пронесет беловатую пыль.
И тугим, сухоногим кузнечиком
Зазвенит по обрыву трава,
И за детским коричневым плечиком
Будет влажно мерцать синева…
Было, есть — для души одинаково —
Даже, может быть, сердцу слышней
Хруст и шорох раздавленных раковин
Под ребячьей сандальей моей.
Эти детали невозможно воссоздать, не побывав в Севастополе и его окрестностях, еще сложнее вообразить ощущения, их можно было только пережить однажды и сохранить в памяти навсегда.
Отметим, что литературная судьба Алексеевой сложилась счастливо. Поэзию ее хвалили критики, читатели писали ей восторженные письма, поэты различных поколений относились к ней с большим уважением. Она участвовала в трех самых известных зарубежных поэтических антологиях: "На Западе" (1953), "Муза Диаспоры" (1960), "Содружество" (1966) и печаталась во всех серьезных зарубежных журналах. Удивительно современно звучит поэзия Лидии Алексеевой и в двадцать первом веке.
Думается, она всю жизнь оставалась севастопольской девчонкой, в 1954 году она все еще называла свою музу "босоногой… первой подругой".
Склянки над бухтой знакомой,
Чайки, дельфины, буйки…
Дом, называемый "дома",
Многим домам вопреки.
Запах полыни, арбуза,
Моря, смолы и тепла,
Где босоногая муза
Первой подругой была.
Помнишь, стояли с тобою,
Муза, в идущей волне?
Рифмы, как шелест прибоя,
Свежие плыли ко мне.
После ее смерти весь архив был уничтожен домовладельцем, который поспешил освободить квартиру для новых жильцов. Все стихи, фотографии и книги Лидии Алексеевой сожгли вместе с мусором. Она ничего никому не завещала. Но завещание поэта можно найти в поэтических строках.
Прощаясь мирно с радостью земной,
Я оставляю всю ее в наследство:
И солнцем позолоченное детство,
И молодость с лирической луной.
И зрелости свободной тишину,
И бледную прохладу увяданья,
И с тихой музой редкие свиданья —
Все в малой горсти бережно сомкну
И брошу в мир, как на последний суд,
В бутылке запечатанное слово —
И, может быть, у берега родного
Она пристанет, и ее найдут.
Так уж случилось, что в Севастополе есть единственное место, связанное с ее именем, — это Графская пристань и мемориальная табличка с надписью: "В память о соотечественниках…"
