19o
«Слава» сообщила своим читателям, что 11 июня с.г. состоялось открытие памятного знака А.С. Пушкину на Феолентовском побережье. Знак с основанием в виде всеоглядной смотровой площадки у самого обрыва установлен на территории Свято-Георгиевского мужского монастыря. 12-летняя война за «Пушкина» наконец закончилась. Можно ли на этом поставить точку? Об этом ниже.Александр Сергеевич Пушкин посетил Свято-Георгиевский монастырь 18 сентября 1820 года. Покинул наши края на следующий день — 19 сентября, пораженный красотой побережья и духовным притяжением древней обители, пленивших поэта мифами и преданиями, связанными с этим историческим местом.
Увековечить Поэта на нашей земле — это наш долг. Дело в том, что духовной опорой, фундаментом нации являются не только национальные символы страны — флаг, герб, гимн, — но и ее великие граждане. Для россиян это Александр Невский, Сергий Радонежский, Дмитрий Донской и другие, на жизненном примере и духовном наследии которых воспитывалось не одно поколение. В том числе и мы. Для любого украинца такими символами являются Тарас Шевченко, Леся Украинка. Других, к сожалению, я не знаю. Но уверен, что имя Пушкина стоит в ряду великих граждан мира и нам есть чем гордиться. Под его духовным наследием может подписаться каждый:
Не для житейского волненья,
Не для корысти, не для битв,
Мы рождены для вдохновенья….
Как воплощалась идея увековечения памяти Великого гражданина и о своих приключениях в Севастополе пусть расскажет сам Александр Сергеевич.
"С тех пор, как после выстрела Дантеса Харон переправил меня в страну Забвения и Покоя, я не забыт. Душа в заветной лире мой прах пережила. Душа вообще не умирает, пока не стерся след на ее прижизненном пути. При переходе в царство Вечного покоя нам открывается истина, недоступная ранее. И я в свой последний час постиг гармонию души и окружающего мира.
В Севастополе я впервые появился в виде фрагмента городского топонима в 1899 году. К дню моего 100-летия одна из улиц была переименована в Пушкинскую. Хотя на этой улице жили весьма почтенные граждане: городской голова А.А. Максимов, генерал А.Л. Делагард, князь Оболенский, и можно было закрепить эту улицу в память за кем-нибудь из них. Все — заслуженные люди. Я же ни в Севастополе, ни на этой улице не обретался, не совершил там ни гражданского, ни военного подвига и посему считаю форму такой памяти некорректною.
— В 1952 году мне была предоставлена и площадь с моим именем и бюстом — площадь Пушкина. Но не околоточный же я надзиратель, чтобы стоять на незнакомой мне площади. Мне, познавшему гармонию окружающего мира, такая память — как серп на шее. В 1982 году, слава Богу, этот серп с меня сняли. Площадь отдали Александру Васильевичу Суворову, а рядом установили его же бюст. Я это приветствую от всей души. Великий полководец в Севастополе бывал, восхищался выбором места для будущей крепости. Он там на месте. Хотя, по правде, от этой перетасовки у меня душевный зуд остался до сих пор. Поставили-убрали. Вроде как я в чем-то провинился. Потом меня, т.е. мой бронзовый бюст, увезли в наисекретнейшую воинскую часть. Раньше это был Свято-Георгиевский монастырь, где я останавливался, посещая эту старейшую православную обитель. Позже братию потеснили, а монастырские постройки и кельи приспособили для военных нужд. И стал монастырь центром по испытанию ракетных комплексов. Ну а я в новой жизни стал, выходит, ракетчиком.
В первый год я, как салага, прошел полный курс молодого бойца со всеми приложениями в виде дедовщины. Несколько раз меня, как новобранца, красили то кузбас-лаком, то бронзовой пудрой. Но это все мелочи. Армейские будни. Самое противное моей православной душе было взирать на монастырскую церковь, над главным входом которой надпись "Красный уголок". Жаль, что я тут только в виде бюста, а то стал бы дезертиром. Лучше уж тюремная камера. Там таких раздирающих душу противоречий нет. Сейчас, правда, тут другая часть — полк РЭБ. Но в этой радиоэлектронной борьбе я понимаю столько же, сколько и в ракетных комплексах. Служу подсобником. А в общем, стало лучше, я уже не первогодок — сам уже "дед" и многое уже делается с оглядкой на меня. Да и церковь — бывшую ленкомнату — уже передали монастырской братии. Но все равно я здесь взаперти. Я хочу общения с людьми. А посетителей ко мне не пропускают. Нужно разрешение охранки. А это не так просто.
В 1983 году меня (похоже, чтобы загладить обиду, хотя я был и рад, что меня убрали с площади), уже в виде каменного бюста расположили напротив жандармерии, по современному — УВД. Как прибыл я на севастопольскую землю, будучи поднадзорным, так до сих пор под надзором и остаюсь. Но в дополнение ко всему, чего я тут только не наслушался и не насмотрелся! Вместо прекрасных дам, изысканных речей, шумных балов, творческого уединения я вижу и слушаю, как бряцают наручниками задержанные и привлеченные, брань сопровождающих их околоточных. Меня вырвали из круга моего привычного духовного пространства — равных по таланту и духу друзей — и окунули в мир криминала и бытовухи. В общем, обрыдло мне тут пребывать в чуждой компании. И непонятен мой тут статус: то ли я под надзором, то ли сам перешел на службу в жандармерию. На площади и то было лучше. Когда-никогда прощебечет мимо стайка молодых прелестниц. Их веселый смех отзывался музыкой в моей бронзовой душе. Я даже украдкой оборачивался им вослед… Ну, мужчины меня поймут. А здесь… За что мне этот позор?!
Затрепетало мое каменное сердце в канун моего 200-летия. Меня решили с этого неуютного моей душе места перенести: предложили водрузить у театра имени А.В. Луначарского или у библиотеки имени Льва Николаевича Толстого. Только, слава Богу, эти жекты успеха не имели, что-то там не заладилось. Ну как у Онегина и Татьяны: Евгений ее любил и волочился, но ничего у них не вышло. А тут вам, милостивые государи, вопрос: что было местом моего духовного прижизненного обретания? Что? Театр! Библиотека! Но разве я не создал или не заслужил своего театра, нежели прислуживать в чужом? Известно: в одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань. Каково мне, милостивые государи, будет в коммунистической компании тов. Луначарского? Мы разные по духу и мировоззрению люди. Луначарский уничтожал историческую Россию, ее славянские корни, я же ее отстаивал и служил ей до последнего вздоха. Я и близко не могу там остановиться. А тут — у его театра! И Льва Николаевича я почитаю. Но разве я не создал свою библиотеку? Библиотеку имени Пушкина?
А вообще мое имя используется вразрез моему жизненному призванию и таланту. Вразрез с моим духовным завещанием. Как вам, милостивые государи, нравится: посыльное судно "Пушкин"? Или мое имя на военном корабле, скажем, на тральщике? Не флотоводец я, не герой морских сражений! Не в этом благодарная память потомков. А в следовании моему духовному завещанию: доброте, просвещенности, духовной свободе, чести. Можно ли представить, чтобы канонир заряжал пушку с доброй улыбкой? Только с остервенением! А тут — тральщик "Пушкин". Или, хуже того, посыльный. Как мне это противно! Сколько душевных терзаний испытали мы, сколько загублено талантов и гениев по простоте воинствующих невежд!
Служенье муз не терпит суеты. В Священном Писании говорится: не поминай Бога всуе. Установленный вне сферы духовного обретания или прижизненного пути памятник — это не только недостойная суета, но и оскорбительная насмешка над теми, кто сам себя уже не может защитить. Вопрос этот деликатный и требует не начальственной воли, а внутренней культуры. Тут, милостивые государи, я вам доложу одно важное наблюдение. Вернее, истину, которой я был озарен, неся бессменную вахту у жандармерии. Обычно уголовное преступление наказывается по задержании преступника. За преступления же нравственного плана наказываются потомки через несколько поколений — ущербным сознанием, потерей нравственной ориентации, бездуховностью, деградацией общества.
Чуть не сгорел я от душевного трепета, узнав о намерениях установить памятный знак на Феоленте. Я знаю, там по выходным, вдоль сказочной террасы гуляют горожане и туристы. Приезжают насладиться видом опоясанного гранитными утесами голубого моря, прикоснуться к граниту седого монастыря. Там некогда гулял и я. Прибыв в монастырь с недомоганием, утром я уже совершенно бодрым гулял вдоль обрыва и говорил стихами. Есть места отрадная вернуть на милое моему сердцу место! Отселе вижу я и православную святыню — Георгиевский монастырь, балка Дианы, мыс Лермонтова. Тут, как говорил Миша, мой дух нашел себе приют. Я даже примерялся как памятник к этому месту. Совершенно удивительное дело! — Памятный знак сооружается на месте военного объекта — капонира. У вас что ни памятник, то "человек с ружьем", или с орденами. А тут — замолчала пушка! Слово музе! Человек живет образами и символами. Муза вместо пушки! Что может быть великолепнее? Это душевная услада не только для меня — для всех! Место для меня тут. Уверен, сюда за моим благословением придут новобрачные, на свидание придут горожане, приедут туристы — все, кто внимал моим стихам, в ком живы свободный дух и память. Тут, как вам известно, проходил и мой прижизненный путь. В этом особый смысл. Если я его заслужил, то только тут мне и памятник, а вам, любители прекрасного и возвышенного, — вдохновение.
Каждый камень, уложенный в основание памятного знака, наполнял меня чувством гордости за город и его жителей: я все же не забыт! Кроме того, я этот памятник рассматривал и как корректное и необходимое извинение за причиненные ранее душевные переживания. Что было дальше — лучше бы мне и не знать. А рассказывать — просто нет сил… Уже почти готовый памятный знак, откуда мне были видены и монастырь, и грот Дианы, и мыс Феолент, и волнующая воображение морская гладь, был разрушен по воле чиновников Севастопольской городской администрации. Меня убили во второй раз. И не где-нибудь, а в городе русской славы. В городе-герое Севастополе. Эх, был бы я в телесной оболочке, пригласил бы на Черную речку".
Как уже было сказано, памятный знак Александру Сергеевичу Пушкину при большом стечении жителей и гостей города был все же открыт 11 июня с.г. Но точку в этом вопросе ставить было бы рановато. Дело в том, что вопрос не только в памятнике Пушкину. Тут комплекс проблем.
Не будем утомлять законопослушного читателя подробностями. Скажем лишь, что заказник "Мыс Феолент", куда "вход строго запрещен" и откуда изгнан Поэт, стал придомовой территорией садоводческого товарищества. А на воспетое Александром Сергеевичем побережье с его духовно-культурными мифологическими объектами и удивительным ландшафтом и не пройти. Это уже садоводческие товарищества и кооперативы. Именно через их частную территорию приходится пробиваться, чтобы посетить Свято-Георгиевский монастырь, Яшмовый пляж и просто полюбоваться этими красотами с обрыва. А Свято-Георгиевский монастырь один из старейших на славянском пространстве. Монашеские кельи Киево-Печерской лавры рылись и обживались православными монахами с 1054 г. Первые же упоминания о Свято-Георгиевском монастыре относятся к IX веку.
У нас, в Севастополе, как и в Крыму, неустанно поднимается вопрос об ущемлении русского языка. Даже школьник понимает, что язык и культура этноса — понятия неразделимые. Мы же одной рукой гоняем Пушкина по городу и его окрестностям, другой — голосуем за русский язык. Беда в том, что на этой двойной морали воспитывается молодое поколение.
Как мы уже знаем, открытие памятного знака было приурочено к Дню города. Открытие было торжественным и прилюдным. Не все помнят, что в это же время в Крыму проводился фестиваль "Великое русское слово". Несмотря на мое обращение к организаторам фестиваля, в его программу открытие памятного знака включено не было. Александр Сергеевич в "Великое русское слово" не вписался. Не вписался он и в туристический маршрут. Приходят на свидание с Поэтом лишь пляжники и неорганизованные туристы. В том числе из дальнего зарубежья. Как-то видел я там и молодоженов. Пришли за благословением. Это хороший признак. Только остались в недоумении, что к Храму и к Гению нужно пробираться по садоводческим переулкам и тупикам. А мне, приняв меня за чиновника, не очень дружелюбно сказали, что "у нас что ни чиновник, то в лучшем случае работник социальной сферы. А стране нужны государственники. Нужны ответственность и культура. С этим у нас туговато". Я оправдываться не стал.
Вскоре после установки памятного знака Поэту к нам прибыл прямой потомок Пушкина — Александр Александрович Пушкин. Приятно удивился, узнав, что на месте пребывания Александра Сергеевича установлен памятный знак. Свидание с пращуром не состоялось. Программой не предусмотрено.
В Севастополе, аккурат 19 сентября, в день посещения А.С. Пушкиным Балаклавского монастыря, в библиотеке имени Л.Н. Толстого состоялась встреча с писательской братией Санкт-Петербурга. Название этого совместного проекта — "Книги строят мосты". В плане мероприятий — выступление гостей, экскурсии по городу. Посетить 1000-летний культурный пласт, постоять в компании с Пушкиным гостям никто не предложил. Похоже, Пушкин мосты не строил.
После установки памятного знака я всех встречных спрашиваю: были ли у Пушкина на Феолентовском побережье? Ответ чаще всего один: не был, но обязательно буду.
Обещал посетить "Пушкина" и глава города Владимир Григорьевич Яцуба. Несмотря множество проблем. Всех их вот так сразу не решить. Но знать надо. В том числе и ту, которая предлагает наличие близости поэта и его благодарных потомков.
