19o
Более полувека назад мне довелось встретиться с удивительным человеком героической и драматической судьбы. В октябре 1960 года по окончании Одесского инженерно-строительного института и работы по направлению в Таджикистане я вернулся в родной Севастополь. Меня приняли мастером н Севастопольский участок Ялтинского спецуправления N 506, работники которого принимали участие в возрождении из руин, восстановлении и строительстве нашего города, и не только его. Группа работников этого управления, основанного сразу после освобождения Севастополя в 1944 году, принимала участие в восстановлении коммуникаций Ливадийского дворца. И эти же люди (19 человек) во главе с начальником управления были привлечены к эксплуатации коммуникаций этого дворца в период, когда в феврале 1945 года здесь проходила конференция глав государств Антигитлеровской коалиции (СССР, США и Великобритании) — Ялтинская. Конечно, эта группа была отмечена высокими правительственными наградами. Вот в таком управлении мне довелось трудиться на участке прораба Петра Петровича Сметанина.За годы нашей совместной работы я многому научился у него, приобрел большой жизненный опыт. В завязавшейся мужской дружбе 52-летнего прораба и 24-летнего мастера Петр Петрович стал для меня не только наставником, но и как бы вторым отцом. И, конечно, Петр Петрович поведал мне о своей удивительной и героической судьбе…
Начинал он свою трудовую деятельность в бригаде слесарей-сантехников в Ростове. Потом армия, направление на учебу в Ленинградское зенитно-артиллерийское училище. По его окончании молодой лейтенант П.П. Сметанин был направлен для прохождения службы в зенитных частях ПВО Черноморского флота, в Севастополь. А вскоре Петр Петрович обзавелся семьей (жена Клавдия), у них родился сын Евгений. В начале войны его семья была эвакуирована на Кавказ. Войну Сметанин встретил в звании капитана, начальником штаба 1-го дивизиона 61-го зенитного артиллерийского полка (впоследствии 1-го гвардейского). В книге гвардии полковника в отставке Е.А. Игнатовича "Зенитное братство Севастополя" (год издания 1986-й) немало строк уделено боевому пути П.П. Сметанина. Они были давними знакомыми, а в последний период обороны Севастополя Е.А. Игнатович командовал 1-м дивизионом, Петр Петрович был у него начальником штаба. Автор книги об их встрече рассказывал так: "…капитан П. Сметанин выглядел таким же аккуратным, подтянутым, как всегда. Высокий, статный блондин, с неизменной трубкой в зубах. Он как-то по-особому располагал к себе, вселял уверенность, вносил теплоту во взаимоотношения. Но главное — это был грамотный, знающий командир, на которого всегда можно положиться. Одним словом, с начальником штаба мне повезло…"
КП 1-го дивизиона находился на мысе Толстом (Северная сторона) в старых казематах, сохранившихся со времен первой обороны Севастополя. Это крайний левый фланг рубежей Севастопольского оборонительного района. Его обороняли три батареи 1-го дивизиона: 79-я под командованием ст. лейтенанта Г.Е. Алюшина, находившаяся рядом с дивизионным КП, 78-я — с командиром батареи лейтенантом М.А. Венгеровским, расположенная на Северном укреплении, и 80-я — ст. лейтенанта И.С. Пьянзина, находившаяся на склоне холма недалеко от учкуевского пляжа. Именно здесь Петр Петрович и его боевой командир встретили третий штурм города, начавшийся в конце мая — начале июня 1942 года…
В Севастополе в 40-60-е годы прошлого столетия День Победы было принято отмечать на местах боев, в частности, на Сапун-горе. А в кругу мастеров и прорабов нашего управления День Победы по традиции отмечался на Максимовой даче. Петр Петрович всегда был инициатором этих встреч. На грузовике, приспособленном для перевозки людей, мы выезжали на Максимову дачу. Фронтовики вспоминали военные годы, своих живых и погибших друзей. Конечно, не обходилось и без фронтовой чарки. Для Петра Петровича Максимова дача была особенным местом. В самом начале войны в этом районе находилась 54-я зенитная батарея его старого знакомого и будущего командира — лейтенанта Е.А. Игнатовича. Именно эта батарея одной из первых встретила налет врага на Севастополь в ночь на 22 июня 1941 года. И открыла счет сбитым вражеским самолетам. Как-то на одной из этих встреч, оставшись наедине со мной, Петр Петрович задумчиво произнес: "Витя, а ведь в мае 1942 года как раз все и начиналось". "Что именно?" — спросил я. "А то, чего мы ждали и к чему готовились"…
— Враг взял Керчь, наши войска покинули Керченский полуостров, — начал свое повествование мой старший товарищ. — Фашистская авиация начала усиленно атаковать наши позиции. Бомбардировщики врага под прикрытием истребителей волнами накатывались на город, и прежде всего на Херсонес, на наш аэродром. В конце мая мы получили приказ срочно перебазировать дивизион на Южную сторону для усиления охраны Херсонесского аэродрома. Срок переброски — одна ночь. Двигались колонной побатарейно, я находился в порядках 80-й батареи. В мае ночи короткие, поэтому, достигнув Максимовой дачи, мы сделали короткий привал и снова двинулись в путь. К утру, находясь на новых позициях, доложили командованию о готовности к встрече с воздушным противником. И как раз вовремя. В течение нескольких дней и ночей 12 стволов нашего дивизиона не выходили из боя, отражая атаки. И мы заставили немцев отказаться от этой затеи. Налеты на аэродром прекратились, мы получили приказ вернуться на прежние позиции.
С наших позиций на Северной стороне город был виден как на ладони. Мы с болью в сердце наблюдали, как налетали на Севастополь немецкие бомбардировщики, превращая город в огромное пожарище. И если прежде измученный более полугодовой осадой город все-таки сохранял свои характерные очертания, то теперь его улицы превратились в сплошные руины. 6 июня воздушные налеты и артобстрел неожиданно прекратились, и мы поняли: зверь готовится к прыжку. В ночь на 7 июня наши войска провели артиллерийскую
контрподготовку. Длилась она недолго, поскольку очень ограниченным был боезапас. Даже в этом случае наши артиллеристы малым числом снарядов изрядно потрепали вражеские пехотные позиции, что в значительной степени ослабило первый удар неприятеля. И все же он оказался чувствительным, хоть и не неожиданным.
В 4 часа утра гитлеровцы всей мощью авиации и артиллерии обрушились на Севастополь. Положение оказалось более сложным, чем ожидалось. Сплошной черной тучей по небу шли бомбардировщики, впереди и позади них летели истребители прикрытия. На дорогах загромыхали танки. Лязгая гусеницами и высекая искры из каменистого грунта, они разделились на небольшие клинья и устремились к нашим огневым точкам и батареям. Группа из восьми танков развернулась в сторону батареи Алюшина и нашего КП, водя стволами пушек, будто принюхиваясь. С воздуха на наши позиции навалилась стая "юнкерсов". "Заговорила" батарея Алюшина. Три зенитки и счетверенный "максим" били одновременно по воздушным целям и по танковой колонне. Два головных танка были подбиты, остальные стали поспешно разворачиваться, чуть ли не подминая своих автоматчиков. Два залпа по вражеской пехоте — и снова стволы поднимаются в небо на шестерку только что подлетевших "хейнкелей"…
Пострадало много людей, техника, но все же итог боя был в нашу пользу. Венгеровский и Пьянзин записали на счет своих батарей по "юнкерсу", Алюшин к двум уничтоженным танкам добавил пару сбитых самолетов. Да и пехоты уничтожили не менее роты. На завтра ждали новых "гостей". И хоть подоспело время отдыха, никто не спешил ложиться спать: все бойцы были заняты делом, от которого зависел исход следующего боя. Ремонтировали поврежденные орудия, подносили боеприпасы. А два краснофлотца затеяли возле землянки стирку. Объяснили: это чтобы немецкие гады издали видели морскую душу. Так в просторечии называли морскую тельняшку. У наших зенитчиков, обмундированных в общевойсковую форму, сквозь расстегнутый ворот всегда проглядывали сине-белые полосы.
В первых числах июня, накануне третьего штурма, был получен приказ срочно передислоцировать одну батарею в Сухарную балку для прикрытия военных транспортов, доставлявших боеприпасы. Задача была поручена 80-й батарее Пьянзина, которая в числе первых с начала обороны получила название снайперской. С начала третьего штурма эта батарея почти не выходила из боя. Особенно тяжелые испытания выпали на ее долю 8 июня. Около двух десятков пикировщиков подлетели к батарее со стороны моря, вынырнув из-за туч. Одновременно по батарее ударили вражеские дальнобойная артиллерия и тяжелые минометы. Батарейцы сбили один самолет, подбили еще два, но понесли тяжелые потери в личном составе — 120 человек. Осталось в живых 35 бойцов. Была выведена из строя вся техника. 80-я батарея перестала существовать. Геройски погиб и сам Пьянзин, назначенный командиром 365-й батареи на высоте 60. Так постепенно таяли наши силы по мере того, как враг бросал все новые и новые резервы.
Настал день, когда частям Приморской армии вместе с подразделениями ПВО и отрядами морской пехоты было приказано отойти с Северной стороны к городу. 1-му дивизиону поручили прикрывать отход 95-й стрелковой дивизии и не дать противнику просочиться к бухте Матюшенко, откуда войска переправлялись в Севастополь. Задача была почти что непосильная, ведь у нас осталось всего пять орудий с неполными расчетами и скудный боезапас.
В беспрерывных боях после отхода к Михайловскому равелину Е.А. Игнатович 21 июня был тяжело ранен и отправлен Петром Петровичем катером на Графскую пристань, откуда его доставили на мыс Херсонес в госпиталь, находившийся в казармах 35-й батареи. Последняя встреча П.П. Сметанина со своим командирам, чудом уцелевшим после бомбежки госпиталя, состоялась 25 июня недалеко от разбомбленных казарм 35-й батареи. Петр Петрович поведал печальную повесть о последних днях защитников Михайловского равелина и о том, как он вместе с ними переплыл Северную бухту (Севастопольскую. — Ред.) и добрался до 35-й батареи. Он попал в группу моряков, охранявших и оборонявших Херсонесский аэродром. К тому времени командование Севастопольского оборонительного района уже улетело на Большую землю. Но оставались аэродромные службы, несколько самолетов ремонтировалось в капонирах, в их числе один транспортный "дуглас". Это давало шанс улететь. Но налетевшая авиация врага сровняла с землей все аэродромные постройки и капониры, перепахала все взлетное поле. И не осталось шансов улететь на Большую землю. На 35-й батарее оставшиеся защитники днем отражали атаки врага, а к вечеру выходили на берег, ожидая обещанные корабли. Катера приходили ночью, курсировали вдоль берега и быстро уходили. В июльские дни рассвет наступал рано, и начинала работать авиация врага. В одну из ночей поплыл и Петр Петрович, но не успел — катер начал уходить в сторону моря. А когда он вернулся на берег, его встретили немецкие автоматчики…
Плененных защитников Севастополя погнали в Бахчисарай, затем в симферопольскую тюрьму, потом депортировали в Германию. Петр Петрович прошел все муки ада и выжил в концлагерях Дахау и Маутхаузен. Последним был концлагерь Эбензее в тирольских Альпах. Здесь его и всех узников освободили 26 апреля 1945 года наступающие американские войска. На родине Петра Петровича ожидали новые испытания. На защитника Севастополя навесили клеймо предателя. В так называемых фильтрационных лагерях Гулага он прошел многочисленные проверки, подвергался беспрерывным допросам и унижениям.
Но дух его не был сломлен. Он все-таки вернулся в родной Севастополь, воссоединился с семьей, женой Клавой и сыном Евгением, прибывшим из эвакуации. Вернулся без звания и наград, так и не восстановленных. Вот когда пригодилась его старая специальность, полученная в молодые годы. Его приняли в специализированное сантехуправление УНР-506 на должность прораба. Теперь он восстанавливал из руин тот город, который защищал. И лучшим подарком за труд стало награждение его памятным знаком "Отличник строительства Севастополя". И только в 1981 году Петру Петровичу вручили удостоверение "Участник Великой Отечественной войны". Но до восстановления воинского звания дело так и не дошло.
После трехлетней заграничной командировки (работа в Южной группе войск в Будапеште) я вновь встретился с Петром Петровичем на участке своего любимого прораба. В 1969 году Петр Петрович заболел и ушел на пенсию, передав свой прорабский участок мне. Из жизни П.П. Сметанин ушел в 1988 году в возрасте 79 лет. Севастопольская земля навечно приняла человека, защищавшего ее и возрождавшего город из руин к новой жизни. А мне, сначала в качестве прораба, а затем и главного инженера предприятия, довелось продолжить его дело. Я горжусь тем, что мне пришлось жить и трудиться бок о бок с человеком такой удивительной судьбы.
