17o
У нас в городе гусеницы белой бабочки расплодились, набрасываются на листья, как худеющие дамочки на пирожные после диеты. Ефимыч, лет шестидесяти, из квартиры 143 не выдержал и вышел с факелом палить паразитов, сбивать их и давить. Мимо жилец проходил из 280-й.
— И чем это ты занимаешься, Ефимыч?
— Вышел на борьбу, орех гибнет! Выдающийся продукт, особенно для мужицкого укрепления!
— Да, уже в окна заползают! Ночью чувствую: кто-то ухо щекочет, неужели, думаю, у моей Макаровны гормоны проснулись и совесть за пять лет! Мац-мац рукой, а это гусеница! Полное наше разочарование!
Остановился другой, в магазин шлёпая.
— Опрыскивать надо, — заметил шлёпанец, — а не палкой махать! А у нас, как всегда, средств нет! Всё в салюты ухлопали!
И ушёл. Валя Измятова подошла:
— И чем это ты занимаешься, Ефимыч?
— А то не видишь! Орех спасаю! Хотя бы один!
— А разве отравой не обливали, которая потомство отшибает? Ты ж поберегись, наглотаешься и сам такой эффект получишь! Для тебя ещё ранний!
— Во-первых, до нас прыскатели не добрались, во-вторых, ты видишь лицо этой гусеницы? На вот, глянь! У неё в глазах написано, мол, кукиш вам, будут у меня дети и внуки, красавчики, все в меня! Наследственность наша могучая, её ваша отрава не пресечёт!
— Тьфу, — сказала Измятова. — Не дай бог! А у меня, глянь, грудь открытая, вдруг в бюстгальтер западёт такая, я же исчешусь вся! Помнишь ещё меня всю? Заходи как-нибудь!
Остановился сосед из 395-й.
— Скольких уже насекомых душ убил? А?
— Штук сорок!
— Во! Только! Птиц надо выводить такой породы, чтоб их клевали! Куда смотрят орнитологи, чем занимаются? Знаешь, как подумаю, сколько у нас бездельников на зарплате, так предынфарктное состояние развивается!
И ушёл. Знакомый мимо пробегал, трусцой оздоровлялся, притормозил.
— И чем это ты занимаешься, Ефимыч? Ну-ну, не нервничай, прям руки задрожали! Анекдот хочешь? Золотая рыбка спрашивает у старика три желания, а он ей — чтоб канализация неочищенная в окиян-море не стекала, чтобы браконьеров ловили и белую бабочку извели. Нет, говорит золотая рыбка, этого и я не могу, лучше я окиян-море поменяю себе! Каково? Сам придумал сейчас!
— Считай, ухохотался я! Даже перистальтика кишечника усилилась от тебя!
— Побегу я жалобу президенту писать про наших гусениц, в набат, понимаешь, бить! Военное положение объявлять надо! И комендантский час!
Убежал. Остановился сосед из 405-й:
— А где же молодёжь?! Почему один старик? Мы, помнишь, какими были? Знамёна, марши перед трибуной, а тебе оттуда ручкой Сам Недосягаемый! И восторг у тебя вдоль спины, и глаза со слезой из орбит от готовности! А теперь? Невестка готовить не умеет, говорю, нельзя так себя вести на кухне, стыдно из неё выходить с таким итогом, а она: жри, что есть, достал, каналья! Слово выковыряла архаичное, специально для меня!
И ушёл. Сосед из 576-й проходил и удивился:
— И чем это ты занимаешься, Ефимыч?! Глухой?!
— Не скажу! Я по пятницам очень загадочный!
— Да вижу я! Запустило это дело начальство! Если б весь их аппарат и всех депутатов собрать, да каждый бы по полсотне этих животных отловил, вот это было бы да! Вот мы и поглядели бы на них перед выборами!
И ушёл. Незнакомый гражданин серого цвета остановился. И глаза серые, но виден был какой-то внутренний стержень. Но тоже серый. Заявил:
— Тут только буря нужна с градом! Чтобы посшибало их и расплющило! Бога надо о граде просить! Вы в церковь ходите, гражданин? По лицу вашему искажённому вижу, что нет! А зря. У нас бы покаялись в убийстве тварей божьих!
После серого соседка из 666-й пробегала, крикнула:
— И чем это ты занимаешься, Ефимыч? Что с тобой? Убери палку! Чего рычишь, не узнал? Ой, ударит! Сейчас и больно!
Жена Ефимыча выскочила, схватила его и потащила домой, а он извивался и сипел. Не вырвался — хорошая жена, надёжная. И палку не забыла.
