15o
СЛЕСАРЬ, ИЗОБРЕТАТЕЛЬ, ХУДОЖНИК, ПЕВЕЦ…
Я люблю этого человека, как брата родного! Я люблю его седую бороду, его улыбку: когда он улыбается — светится лицо. Я люблю, когда он шутит, когда поет, подыгрывая себе на гитаре… Сколько себя помню — столько же помню и его: наши отцы вместе тянули срок в местах не столь отдаленных, а мы со своими матерями, братьями и сестрами мыкали горе возле них. Было это в бывшей Карело-Финской ССР, в городе заключенных Сегеже.
Я рассматриваю фотографию, напечатанную в газете "Сегежский бумажник", и читаю подпись под нею: "Изобретатели нашего комбината" и длинный перечень фамилий изображенных на фото — имена главного инженера целлюлозно-бумажного комбината им. И. В. Сталина, главного энергетика, главного механика… Длинный-предлинный список изобретателей, а замыкает его "слесарь Михаил Крицер".
Как же очутился на этом снимке среди "главнокомандующих" этот пятнадцатилетний замухрышка в ватнике? А все очень просто: этот шкет изобрел (точнее — сделал своими руками) автомат для сшивания углов в бумажных мешках. Специалисты всего Союза говорили, что автоматизировать этот процесс нельзя, а "слесарь Михаил Крицер" этого не знал, потому и добился… А потом великое множество "соавторов" помогли сделать чертежи, опубликовать в патентных сборниках и протолкнуть в серию.
Замечу, "автомат Михаила Крицера и КО" помог высвободить множество женских рук от этой каторжной работы: на бумкомбинате женщин, проработавших больше двух лет на процессе сшивки углов, называли кривобокими — у них деформировался позвоночник!
И когда Михаил Крицер приехал в Севастополь, а случилось это в 1956 году, я его тут же, по знакомству (рабочих мест в городе было в то время маловато) устроил на Морской завод им. Серго Орджоникидзе. Моя очень даже хорошая знакомая, Таисия Сергеевна Прохорова, работавшая в то время в профкоме завода, помогая ему устроиться, говорила мне:
— Миша, я, конечно, помогу тебе (вместе с Таисией Прохоровой мы сотрудничали в "Славе Севастополя"), но ты не подсовывай какого-нибудь тунеядца.
И та же Таисия Сергеевна в течение многих лет при встрече говорила мне: "Спасибо тебе за такого рабочего. Он же может все-все!"
Михаил Крицер — сейчас личность достаточно известная. Его фамилия на слуху у многих. Это он многие годы пел в хоре завода и в дуэте с Алексеем Трояном. Это их голоса звучали с экранов телевизоров и в концертных залах Петербурга, Москвы, Киева, Симферополя… Пел он и в знаменитом ансамбле "Морская душа"… Вот я написал "пел", и мне вспомнился один эпизод из его жизни.
Однажды увидел бородатый детина, как Михаил Крицер пудовыми гирями на спортплощадке ворочает, и, взяв на гитаре аккорд (у бородатого и поддатого парня через плечо висела гитара), сказал, цедя слова через губу: "Сила есть — ума не надо!" А "ручки" у Мишки Крицера — пудовые, что гири. И он этими лапищами осторожно снял с бородача гитару и прошелся пальцами по струнам. Ожила гитара, вздохнула по-человечески. Казалось чудом, что эти грубые, с вкраплениями машинного масла и металла пальцы извлекают из струн удивительную мелодию. Вздохнул Михаил:
— Хороший инструмент, душевный…
А бородатый-поддатый, вмиг протрезвевший, только и смог сказать:
— Никогда бы не поверил, что с такими, — кивнул он на руки, — "граблями" и… на гитаре…
Должно быть, он многому не поверил бы… И тут самое время рассказать об одном эпизоде из рабочей жизни Крицера на Морском заводе.
Нужно было срочно отремонтировать "нижнее продувание котла". Расстояние между стенкой котла и железным полом — триста миллиметров, отверстие маленькое. А под котлом мрачно, жутко и сыро. При крупногабаритной комплекции Крицера в отверстии и застрять недолго. Конечно, Михаил мог сам и не лезть, он давно уже был бригадиром, можно было послать кого-нибудь и поуже в талии, да только тут не одна фигура важна, но и знания к тому же. Полез Крицер, установил "продувание", а когда с трудом вылез, шепнул своему напарнику:
— Ни за какие коврижки больше в такую дыру не полезу! Преисподняя, да и только!
Между прочим, после этих заявок он еще не один раз побывал под котлом… Надо — железный закон производства…
Михаил Крицер, как тонко заметил один писатель, талантлив во все стороны. Его картины побывали на многих выставках самодеятельных и профессиональных художников, занимая на них не раз призовые места, а его автопортрет — как символ современного человека! — куплен Севастопольским художественным музеем.
Идут годы, серебряные нити вплелись в бороду (эк, красиво я выразился!) и выкрасили ее в белый цвет… Недавно он вышел на пенсию. Вот где настанет раздолье для отдыха!..
В дверь постучали (кого там ещё черти принесли?! Не до гостей мне сейчас). Открываю — Михил Крицер в дождевике и с этюдником, в котором, кроме красок там разных, и бутылочка припрятана.
— Пошли, тезка, на этюды!
— Так ведь дождина! Куда ты меня тащишь?
— В Херсонес. Дождь сейчас кончится… Давай, давай!.. Шевелись, у кого деньги завелись!
Взглянул в окно: ливня действительно уже не было, он превратился во въедливый противный дождичек, что все равно не спасало положения — погода явно не для прогулок. Но, я знаю, отвертеться от него не удастся.
— Пошли! Чтоб тебя дождь намочил!..
Древняя дорога выводит к пустынному берегу. Мелкие черные крабишки оккупировали все щели в камнях и при нашем появлении испуганно шарахаются в воду. Крицер разворачивает огромный зонт-навес и пристраивает под ним мольберт.
— Буду писать колокол!
Метрах в пятидесяти от нас, на фоне полуразрушенного храма, на каменных основаниях висит колокол старинного литья. Черно-зеленый от времени, стянутый железными скобами, он неподвижен. И никакие порывы ветра не в силах его пошевелить. Колокол без языка. Язык спрятали, чтобы праздная рука не прикасалась к нему, не создавала ненужного звона.
— Не мог подождать лучшей погоды?
— В хорошую погоду, сам знаешь, этот колокол не раз мне позировал, а сейчас хочу запечатлеть его на фоне рассвирепевшего моря.
Михил выдавливает на палитру краски, смешивает их. Прищурив глаз, кладет первый мазок. Кисточка в его огромных лапах прячется. Как он вообще управляется с такими нехудожественными "граблями"?!
Застыли волны на холсте, но кажется: еще мгновение — и они поглотят колокол, никакие каменные сваи не удержат его. Да что там сваи, того и гляди, берег рухнет от неистовых ударов.
— Последний день Помпеи? — показываю на холст.
— Не волнуйся о колоколе, он стоял и стоять будет.
— Все-таки красочки бы повеселее положил, а то мрачно, аж жуть.
— Это можно, это в наших силах…
И его кисть среди мрачных туч ищет светлую прореху… А я, человек, испорченный литературными ассоциациями, подумал: даже в тревожные наши дни светлая прореха просто обязана быть. Иначе очень тяжело будет жить!
М. ЛЕЗИНСКИЙ.
P.S.: Сейчас я живу в Израиле, а Мишка Крицер — по-прежнему в Севастополе . И недавно у него был день рождения.
