Иван Гурьянович Полудракин выпивал неукоснительно после работы и в субботу, а в воскресенье отдыхал с обязательным просмотром теленовостей за неделю, чтобы не отстать от течения жизни. Как-то в пятницу он поднимался на свой четвёртый этаж, а попал на пятый. А почему? Зелёная краска на стене перед последним лестничным маршем участками облупилась, но своеобразно: белая штукатурка на зелёном фоне образовала правильную Африку и даже рядом остров Мадагаскар. Видит Гурьяныч мутным глазом и суженым полем зрения ориентир, Мадагаскар этот, — значит, до квартиры остался один пролёт. Но накануне краска отпала дополнительно, контур дефекта неузнаваемо изменился, и образовалась какая-то скорее пузатая Австралия. Он и не признал свой этаж, выше полез. Что сыграло, как увидим, значительную роль в предвыборной кампании.
Когда он безмятежно ковырялся своим ключом в чужом замке, хозяин распахнул дверь и усадил Гурьяныча на диван.
— Иван Гурьянович, вы своей ошибкой с этажом натолкнули меня на ошеломляющую идею!
— Тогда наливайте.
— Подождите. Ваша фамилия совпадает с фамилией кандидата в депутаты, который может победить на выборах на нашем участке! Он — наш противник, платформа у него собачья, это даже не платформа, а обман один и надувательство честной публики! А у нас свой кандидат — кристальной души человек, последний из таких, можно сказать!
— Тогда наливайте.
— Подождите. Мы вас тоже выдвинем в кандидаты! У вас даже имена совпадают: Иваны вы оба, замечательные мои! Вы, Гурьяныч, не победите. И не надо, и не дай бог, но вы оторвёте от Полудракина сотен пять-шесть голосов! Избиратели, которые поспешные, подслеповатые, поддатые, или не знающие ваших отчеств (где Гурьянович, а где Геннадьевич), перепутают и поставят галочку рядом с вашей фамилией! Вместо того! Гнусный приём, тьфу, можно сказать, но для блага народа на какую пакость не пойдёшь!
— Тогда наливайте.
— Подождите. Мы поможем с оформлением бумаг, с рекламой и отблагодарим скромно, но весомо! А настоящий Полудракин не доберёт для победы эти голоса со своей, не нашей, платформой!
— Как же это? Я тоже настоящий Полудракин! Ещё прадед мой, Полудракин, с турками воевал, в плену оказался, но удрал с турчанкой, а когда дома паранджу скинули, увидели не турчанку, а хохлушку из Полтавы (ездила сало менять на дублёнки в Стамбул, первая «челночница»). Хотел прапра её обратно отправить с первым же турком, но…
— Очень интересно, но это потом! Конечно, вы тоже настоящий!
— А прадеды мои в Гражданскую воевали (один — за Колчака, другой — за Троцкого), встретились даже и заспорили, кому в чей плен сдаваться для улучшения качества жизни, а потом оба в тайгу рванули, а потом…
— Потом! Я неосторожно выразился! Насчёт настоящего! Вы удивительно ранимы! Но тот, который Геннадьевич, широко, прохвост, известен, а вы, мягко говоря, сами понимаете!
— Я от вас неуместно протрезвел. Я, конечно, согласен, но вы не учли, что именно за меня тоже будут голосовать мои знакомые, а также с родного производства. Меня даже Ерофеич знает, бывший штангист, в жиме 120 кг берёт, буфетчику Зинку зажимает и на стойку ставит! Зинка не возражает, только просит бережно её поставить, где брали! Так что сотни две голосов смогу отнять и у вашего кандидата!
— Не обольщайтесь! Ваши знакомые, а тем более с родного производства, за вас никогда не станут голосовать!
— Конечно, самовыдвиженца всякий обидеть может! Наливайте.
— Подождите. Доверенным лицом…
— Будет Ерофеич! Две поллитры финской в сутки от вас для полноты его лица, у меня вызывающего доверие!
— Согласен. Наливать?
— Конечно. Ну я пошёл. Детали — в воскресенье вечером перед новостями за неделю. В программе запишите первым пунктом ремонт подъездов! В масштабе страны! Могучей нашей.
Спускаясь на свой этаж, Гурьяныч остановился у стены и дополнительно, но грамотно отколупал краску так, что силуэты Африки с Мадагаскаром опять восстановились. Этаж ему снова уже не спутать с другим.