Рубрику ведет Леонид СОМОВ.В наши дни все чаще и чаще в печатных изданиях и по телевизору можно встретить информацию о том, что нельзя недооценивать тонкие и пока непознанные нюансы восприятия внешнего мира ещё не рожденным ребенком. Оказывается, что в материнском чреве дитя очень даже многое понимает и «мотает на ус».
О том, как некоторые дородовые впечатления влияют на последующую жизнь младенца, я хотел бы рассказать на основе собственного опыта.
Мне возразят: «Ну загнул! Какой такой опыт у человека, который берется рассуждать о том, что он, мол, конкретно слышал или воспринимал, будучи в материнской утробе?»
Не о том речь. Ничего я, конечно, не помню из «той» жизни. Просто иногда факты надо уметь выстраивать в строгую логическую цепочку и делать выводы, хотя они могут показаться и парадоксальными.
Повторяюсь: никаких «внутриутробных» воспоминаний у меня нет. Правда, говорят, что есть некая книга, написанная известным сатириком М. Зощенко, где он удостоверяет, что, мол, до своего появления на свет слышал разговоры матери с отцом. Честно говоря, слабо верится. Так что в моем варианте речь пойдет лишь о странных последствиях определенного поведения моей мамы во время её беременности.
…Сколько себя помню (разумеется, речь пойдет о периоде моей жизни с восьми лет и по настоящее время), т.е. когда в моем сознании зародился и живет по сей день естественный интерес к противоположному полу, я всегда стремился как-то сблизиться с представительницами слабого пола по имени… Женя, Евгения.
В первом классе я, помнится, закатил истерику, потому что Женечку Березину учительница посадила за одну парту не со мной, а с моим другом Даниилом.
В девятом классе я проявлял особое внимание к Жене Крясиковой, таскал её сумку на спортивные танцы, ходил с ней в кино, провожал домой с уроков. Меня не смущали даже едкие подколы товарищей: мол, что, Витёк, запал на дочку завуча, надеешься на особое к тебе отношение?
Первую любовь мою конечно же звали Женей. В десятом классе папу Крясиковой перевели служить на Камчатку, и моя пассия улетела с родителями. Но судьба ко мне благоволила: в аккурат перед выпускными экзаменами в параллельный класс пришла красавица Женя Выговская, как говорят в народе, — рыжая бестия.
С ней я после долгих подходов все-таки сдружился, вместе после окончания школы поступили на мехмат Ростовского университета, а на четвертом курсе сыграли скромную студенческую свадебку.
Надо ли говорить, что мы своего первенца назвали Женей? Да, все так хорошо и шло до той роковой минуты, пока я, уже обремененный семьей, работавший начальником цеха в г. Асбесте, не принял под свое начало молодую лаборантку по имени Женя, только недавно приехавшую на Урал из Средней Азии (умерла её бабушка, и внучке по завещанию достался прекрасный дом с мезонином на ул. Красногвардейской).
Грешен. Поступился семьей, пошел на служебный роман, разошелся с женой и в конце концов женился на Жене с красивой древней фамилией Веневитинова.
…Тут пора уже и обозначить интригу, не так ли? После моего последнего любовного «вояжа» моя старенькая мать, которую я каждый год навещаю (она живет в Инкермане), перед моим отъездом на Урал как-то вечером пустилась в откровения, призналась, что вот, мол, совсем недаром все твои, сыночек, женщины, неизменно звались Евгениями.
Я, конечно, вытаращил глаза, а она сказала: «Наверное, Бог снабдил младенцев особым слухом и чутьем, даже когда они ещё не родились. Я очень виновата, Витюша, перед твоим покойным отцом, потому что ты уже был три месяца у меня под сердцем, когда я полюбила другого мужчину, Женю Игнатьева, двоюродного брата твоего отца. И часто его называла Женюшкой. Наверное, ты слышал это имя, тем паче произнесенное любящей женщиной. Уж прости меня, сынок».
Что тут говорить… Но предположение материнское крепко засело в моей голове. Иначе чем ещё объяснить мою устойчивую тягу к этому имени, так сказать, с младых ногтей?