17oНа северной излучине нижнего яруса Городской горки, на тихой улочке, тезоименной нашему главному театру, в 1959 году на месте старого дома на стене послевоенного жилого строения севастопольцами была установлена мемориальная доска в память об одном из знаменитых на весь мир земляков. О ком же речь?
25 июня 2013 года (по уточненной версии) исполняется ровно 150 лет по новому стилю со дня рождения Александра Ефимовича Щербака — профессора медицины, заслуженного деятеля наук СССР, создателя первой в мире оригинальной научной физиотерапевтической школы, директора знаменитого в царское время Романовского НИИ физических методов лечения в Севастополе, ставшего впоследствии НИИ им. И.М. Сеченова. Двадцать лет А.Е. Щербак успешно руководил у нас своим уникальным детищем — одним из старейших медицинских учреждений Европы, где использовались для лечения больных исключительно естественные природные ресурсы.
Сегодня хочется донести до читателя чисто человеческий образ этого неординарного российского эскулапа с его устремлениями, постулатами, наконец, стилем поведения и подходом к научному творчеству, к людям, которым была без остатка отдана вся его, пронизанная энергией созидания и сострадания к ближним, жизнь.
Судьба Щербака вообще-то напоминает стремительный взлет стрелы с безукоризненно рассчитанной траекторией, стрелы, нацеленной на успешное, блистательное, набирающее все новые и новые высоты и покоряющее все новые и новые глубины научное творчество на ниве поистине народной медицины.
Потомок древнерусского черниговского дворянского рода Александр Щербак получает классическое среднее образование в гимназии при Нежинском историко-филологическом институте и оканчивает курс с золотой медалью. В 1881 году неожиданно для родных избирает медицинское поприще: вначале — соответствующий факультет Киевского университета, затем следует перевод с 3-го курса в Санкт-Петербургскую военно-медицинскую академию.
В 1887 г. молодому ученому, закончившему это учебное заведение с отличием, присуждают премию Пальцера и оставляют «врачом для усовершенствования в клинике психиатрии и нервных заболеваний».
В 1890 г. А.Е. Щербак успешно защищает в Санкт-Петербурге докторскую диссертацию о влиянии фосфорного обмена на деятельность головного мозга, потом три года учится за границей у знаменитого доктора Э. Дюбуа-Реймона (у него «под крылом» взрастали в свое время И. Сеченов и И. Павлов)…
С 1894 года открывается польский период научной деятельности А.Е. Щербака. Несколько лет в качестве приват-доцента он читает лекции на кафедре нервных болезней, ведет индивидуальный прием больных на квартире. С 1911-го по 1934 год — самый интересный, самый плодотворный период его жизни и научной деятельности. И всё это время Александр Ефимович посвящает становлению и развитию своего главного дела в жизни — единственного и неповторимого научно-исследовательского института физических методов лечения в Севастополе.
И все же в его стройной теории личного жизнеустройства явно маячат два контрапункта, два постулата, в истинности которых он ни на гран не сомневался. По крайней мере, он никогда не пожалел о принятых в свое время двух — революционных по сути! — решениях, которые круто поменяли его жизнь, жизнь человека с железным характером, четко осознающего, куда идти, во имя чего и ради какой цели необходимо совершать те или иные поступки…ДВА ПОСТУЛАТА, ДВА КОНТРАПУНКТА
Напомним: Александр Ефимович с младых ногтей избирает, казалось бы, блестящее поприще филолога. В своем первом «университете» он достаточно глубоко интересуется алгоритмом гоголевского гения, особенно на фоне его душевного дисбаланса в конце 40-х годов XIX века. Ничего удивительного в его выборе нет: Гоголь и Щербак учились (в разное, правда, время) в одной и той же гимназии высших наук в маленьком украинском городке Нежине. Удивительно другое: будущего филолога и историка Щербака неудержимо тянет к распознанию нюансов душевного недуга Николая Николаевича Гоголя с точки зрения медицины, но это уже, согласитесь, совсем иная песня…
И Щербак, как говорится, на полном ходу покидает этот сугубо «лирический» поезд. То, ради чего он появился на свет, оказывается совсем иным. И время стало работать на него. Как оно работало на великого химика (его же тезку) Бутлерова, который в университете вообще-то защитил диссертацию, посвященную бабочкам Волги и Урала. Дистанция огромного размера: механизм ассимиляции чешуекрылых на фоне периодических похолоданий и… теория строения органических веществ.
Так что ударом в главный — золотой — рельс из колеи судьбы Щербака провидение звонко известило о правильности твердо принятого им решения серьезно заняться медициной, а точнее — невралгией и рефлексотерапией.
А вот и второй контрапункт, второй постулат жизни и научного подвига Александра Щербака. До 1910 года этот человек — признанное светило, профессор кафедры душевных и нервных болезней Варшавского университета. Прекрасная квартира в районе варшавского парка в Лазенках, огромная аудитория практикующего врача. Замечательной красоты, любящая, верная, широко образованная спутница его жизни — Регина, которая на 30 лет моложе мужа. Но и он, впрочем, выглядит почти на те же года, что и жена: тому порукой — железный алгоритм его жизни, основу которого составляют преданность в любви и науке, категорический вызов рутине, поиски новых горизонтов…
И вдруг он в 1910 г. с группой профессоров подает заявление о своей отставке в знак протеста против политики министерства просвещения в лице его главы, махрового реакционера Льва Кассо, преследующего в среде студенчества сочувствующих идеям первой русской революции (1905 г.)…
Несколько месяцев Щербак ведет прием больных, материально ориентируясь исключительно на частную практику. В 1911 году переезжает вместе с супругой и её тетей Эмилией Фигель в Севастополь. История всех перипетий появления Александра Ефимовича в нашем городе вообще-то изобилует белыми пятнами. Однако известно, что переезду четы Щербаков в Крым во многим способствовал гласный Севастопольской городской управы Н.А. Пшерадский, дальний родственник Регины Щербак.
В течение многих лет, начиная с 1891 года, когда был упразднен Севастопольский коммерческий порт, отцы города искали пути притока туристов, чтобы как-то компенсировать явную дыру в бюджете Севастополя. И именно Н.А. Пшерадский выступает в этот период с идеей открыть в городе бальнеологическую больницу с морскими ваннами и грязелечением на базе имеющихся природных грязей в окрестностях бухты Круглой. У него «в кармане» — этот человек умел видеть бинокулярно — уже лежало письмо А.Е. Щербака с согласием возглавить со временем это перспективное дело, но только после того, как будет построено здание больницы. Так уж совпало, что начало стройки бальнеолечебницы на Корниловской площади в Севастополе и «бунт» профессоров Варшавского университета пришлись на один и тот же год — 1910-й.
В течение трех лет после 1911 года Александр Щербак успешно практикует в нашем городе. Его авторитет растет сообразно количеству успешно излеченных пациентов. 12 мая 1914 года был торжественно открыт Романовский институт физических методов лечения, и городская управа единогласно рекомендует на должность директора уже широко известного за пределами Крыма Александра Ефимовича Щербака.
ДЕЛА ИНСТИТУТСКИЕ
Впрочем, свое «да» на явно трудное предстоящее директорство Александр Ефимович обусловил двумя вообще-то весьма спорными для некоторых гласных городской управы требованиями. Первое — постановка врачебного дела в будущем лечебном заведении должна непременно носить научный характер. Второе — государство в лице отцов города должно дать гарантию доступности цен на лечение для лиц с ограниченными средствами и привечать одинаковое отношение со стороны врачебного персонала к людям разных национальностей и вероисповеданий. Севастопольская городская управа такую ремарку в договоре со Щербаком одобрила большинством голосов.
Не прошло и восьми месяцев после открытия Романовского института, как в январе 1915 года в Севастополь пожаловал сам император Николай II, посетивший ставший хорошо известным в двух столицах России институт уже через пять часов после приезда.
Щербаку уже было что показать царю-батюшке. Жизнелюбивое любопытство черниговского эскулапа к природным кладезям лечения человеческого организма, причем принципиально — «без химии», как сказал бы наш современник, поистине не имело границ. «Павлов — звезда, которая проливает свет на ещё не изведанные пути», — сказал об этом великом ученом Герберт Уэллс. То же самое применительно и к А.Е. Щербаку. Природа, которую он призвал на помощь в поисках новых и новых методов физического лечения, не иначе, как избрала его своим фаворитом. Ежедневно, начиная с первых же шагов клиники Щербака, здесь отпускалось до одной тысячи процедур: теплые, морские, серные, углекислые, кислородные, хвойные ванны, массаж, гигиенические бани, услуги солярия, использование электросна, бальнеотерапия. В институте велось изучение влияния на организм нервно-рефлекторных факторов, Щербак довел до совершенства оригинальные воротниковые и поясные методы излечения остеохондрозов, он первый в мире применил на практике йодоионную пробу…
После окончания Гражданской войны никто из новых правителей России не попытался на место якобы «царского прихлебателя» поставить какого-нибудь грамотного красноармейца, как это было, увы, сделано в нашей знаменитой Морской библиотеке. Щербак не попал в «черные» списки неугодных профессоров и служителей церкви, наоборот, числился «красным доктором». Видимо, свою роль сыграла его варшавская демонстративная позиция, когда он искренне был возмущен репрессиями высоко сидящих министерских просвещенцев против студентов — участников печально известных событий первой русской революции…
В годы НЭПа слава Щербака и его НИИ росла невероятными темпами. Институт славился своими мизерными ценами за лечение и доступностью для всех слоев населения. Главное же было в другом: тысячи людей получали здесь полное выздоровление от хронических недугов. Посему фраза «Едем в Севастополь к Щербаку…» звучала в городах и на всех широтах необъятной России — от Владивостока до Ужгорода, от Каспийска до Норильска…
Многое было сделано этим легендарным врачом и в части популяризации научных достижений — как своих, так и учеников и последователей. Не было ни одного выпуска из таких журналов, как «Обозрение психиатрии», «Вестник психотерапевта», «Труды русского медицинского общества», чтобы там не печаталось очередное сообщение из Севастополя, которое немедленно бралось на заметку специалистами-невропатологами Союза и Европы.
Ученики Щербака — Е. Нильсен, Г. Славский, Б. Лихтерман, Л. Ратнер — успешно разрабатывали концепцию своего учителя о рефлекторно-восстановительном воздействии различных физических агентов на организм человека, являли чудеса в лечении мигрени, мышечной атрофии, неврозов.
И все же ничто не может противостоять агрессии Времени. После смерти А.Е. Щербака в 1934 году многие годы все дела в институте успешно шли по рельсам, проложенным Щербаком. Его единомышленники усиленно занимались вопросами физиопрофилактики, активно продолжались (Щербак неукоснительно этого требовал) эксперименты на кроликах, прежде чем внедрялись принципиально новые методы лечения. Функционировали 16 научных и лечебных подразделений. Укреплялась и производственная база: в распоряжение института, как и просил Щербак за год до кончины, был отдан пляж на Приморском бульваре, продолжали работать санаторий на 250 коек для людей труда, вечерний физиопрофилакторий. Но война все перечеркнула. Институт эвакуировался в Казахстан, а затем — в Кисловодск. Здесь лечили раненых с повреждениями периферических нервов. А после освобождения Крыма институт обосновался в Ялте, т.е. его прекрасное здание — детище архитекторов А. Вейзена и В. Чистова — зияло разрушенными пролетами и ущербными колоннами. Однако на новом месте слава этой клиники несколько поугасла…
Институт ныне именуется Крымским республиканским учреждением «НИИ физических методов лечения и медицинской климатологии им. И.М. Сеченова». До перестройки он ещё как-то держал марку Щербака: его последователи взяли курс на санаторно-курортное лечение неврозов и достигли немалых успехов на этом поприще. Однако алчные «перестройщики» не обошли своим «высоким» вниманием и это лечебное заведение. Институт даже был акционирован, но через некоторое время его снова ввели в распоряжение Минздрава Крыма. Пришлось не от хорошей жизни 90 процентов зданий сдавать в аренду, а самый «черный» год для «сеченовцев» выпал на 2011-й: все здания решено было передать в Госимущество Крыма. Однако председатель правительства АРК А. Могилев спас положение: уволил коррумпированного директора, отдал распоряжение возвратить институту корпуса и лаборатории. К тому времени в распоряжении института находилось лишь маленькое здание на 30 коек. Сейчас количество койко-мест утроилось…
Похоже, Щербак может сегодня (разумеется, виртуально) спокойно вздохнуть. Жизнь, а конкретно — научная работа, лечебно-практическая медицина последовательно возрождаются в этой некогда легендарной, поистине народной клинике. Целая плеяда учеников Щербака, а также учеников учеников делает новые и новые засечки на разветвленном древе мировой физиотерапевтической практики. В частности, для биорезонансной стимуляции — замечательного открытия А.Е. Щербака — на основе достижений электроники и биофизики раздвигаются границы применения. Получают развитие фитоароматерапия, внутреннее применение минеральных вод, внедряются прогрессивные технологии по программам группового информационно-образовательного тренинга…
Жизнь все-таки берет свое… И у читателя неизбежно возникает вопрос: «А каким же все-таки он парнем был по жизни, этот легендарный Щербак?»
Обратимся к живой памяти его современников и попробуем как-то ответить на этот непростой вопрос, ибо на написание развернутой автобиографии у А.Е. Щербака не было времени.
«ВСЕ СНАЧАЛА ДОЛЖНЫ НАУЧИТЬСЯ БЫТЬ ЛЮДЬМИ»
Эта фраза принадлежит великому Пирогову. Именно её часто употреблял в своих публичных выступлениях Александр Щербак. Каким же он представлялся своим современникам? Несомненно, очень скромным в бытовом обиходе человеком. В госархиве Севастополя хранятся списки избирателей в горсовет за 1925 год. Там значится, что А.Е. Щербак проживает в коммунальной квартире N 2 на улице Луначарского, 24/угол ул. Советской, 23. Вот что было внесено в списки, видимо, со слов А.Е. Щербака: «Профессор университета, директор НИИ им Сеченова, живет на собственные заработки, наемным трудом не пользуется, член профсоюза Медсантруда. На иждивении имеет жену Щербак Регину Иосифовну, домохозяйку, 35 лет, наемным трудом не пользующуюся. В этой же квартире проживают Фигель Эмилия Ивановна, немка, вдова, находится на иждивении А.Е. Щербака, а также Севриков Н.И., русский, 42 года, холост, врач НИИ им. Сеченова…».
Любопытный (отдадим должное той эпохе торжествующих хамов) документ. Он свидетельствует о том, что не в пример булгаковскому герою наш профессор жил в скромной квартире и, по всей видимости, не воевал со швондерами. И уж не обращался «наверх» по поводу непременной автономности своего жилища, хотя в высоких покровителях у него, несомненно, «ходила» вся городская верхушка…
М.Э. Утцаль — кандидат медицинских наук, блестящий хирург, долгие годы проработавший с А.Е. Щербаком. В своих воспоминаниях он писал: «Во время приема больного нельзя отвлекаться разговорами, писанием. Все внимание врача должно быть отдано больному». Нет сомнения в том, что этот постулат прямиком, так сказать, по наследству, перешел от учителя к ученику. Нелишним в этом плане будет и ссылка на мнение знаменитого русского невролога Владимира Бехтерева, который сказал буквально следующее: «Если больному после разговора с врачом не становится легче, то это не врач…»
Ходили легенды о бережном, чрезвычайно чутком отношении Александра Щербака к пациентам, о том, как много времени он уделял каждому из них. А времени, между прочим, этому человеку всегда недоставало. Приведем воспоминания бывшего ст. научного сотрудника НИИ им. Сеченова, ученицы Щербака Марии Бородиной. Она пишет о том, что рабочий день Александра Ефимовича начинался в 4 часа утра и длился до поздней ночи. Он ввел для сотрудников шестидневную трудовую неделю, а лаборатории приказал закрывать лишь в дни религиозных праздников, следуя примеру великого Павлова. Щербак умел вселять в своих больных веру в выздоровление. Ему принадлежит такая фраза: «Безнадежных пациентов нет. Есть врач и больной человек, готовые вместе сделать невозможное, идти до конца».
М. Бородина также особое внимание заостряет на принципиальности своего учителя. Однажды, свидетельствует она, Александру Ефимовичу позвонили из Москвы и предложили сделать «нужный» лестный отзыв на одну из докторских диссертаций, автором которой был племянник члена правительства СССР. Щербак вначале вежливо отказался. Но Москва продолжала настаивать. Тогда Щербак в резюме написал, что, мол, эта работа на уровне докторской диссертации имярек. И он указал на фамилию мнимого ученого, который был годом раньше уличен в плагиате.
А вот особое свидетельство о личности А.Е. Щербака видного городского педиатра последней трети ХХ века Г.М. Левенштейн. Лет двадцать назад я записал беседу с Галиной Матвеевной, и теперь вот настал час представить её широкой читательской аудитории…
«…Ещё в начале 20-х годов прошлого века мои родители на все лето «забрасывали» меня к дедушке в Севастополь, известному в то время физиотерапевту Сеченовского института, — рассказывает она. — Дед, Ратнер Леонтий Александрович, был ближайшим сподвижником Александра Ефимовича Щербака, который часто бывал в квартире Ратнеров. Они занимали весь первый этаж в нынешнем доме N 15 на ул. Б. Морской, возле лестницы, ведущей на Городской холм.
…Я хорошо помню визиты к нам доктора Щербака. Он одевался очень изящно: носил рубашки непременно со стоячим белоснежным воротничком, безукоризненно начищенные штиблеты. Примечательно, что золотой брелок-карандаш на поясе и кизиловая трость были увенчаны головками смеющихся обезьянок.
Он, помнится, был скуп на улыбку, но часто шутил с серьезным лицом, не терпел, когда ему в чем-то пыталась помочь кухарка деда: повесить шляпу, подать трость… Рассказывая что-либо, он смешно щелкал указательным пальцем левой руки… Он вообще-то был очень занятым человеком: бывало, что к деду с запиской для Щербака прибегал курьер, и тогда профессор извинялся и срочно брал извозчика, чтобы поспеть в свой институт…
Меня он привечал, называя в шутку девочкой, на которой в будущем никто не женится… ради галочки. Я полагаю, что выбор врачебной профессии я сделала во многом благодаря обаянию этого человека…»
Хочется завершить рассказ о нашем замечательном земляке маленькой генеалогической ремаркой. Если прислушаться к Далю, то среди доброго десятка значений слова «щербак» есть и такое: засека. Есть версия, что именно от этого слова и берет свое начало довольно разветвленный род черниговских Щербаков. Засечник, первопроходец, т.е. человек из племени лесных обитателей, обладающий особым даром идти вперед в поисках места выпаса диких животных. Это человек, оставляющий особые знаки на деревьях: по ним и во след ему выйдут его соплеменники к большой воде…
Щербак, выходит, — это человек, всегда идущий в авангарде. Таким, несомненно, и был по жизни Александр Ефимович, блестящий врач и талантливый организатор, уверенно намечающий контур ещё не проторенных дорог. Человек, не считавший шаги, но с особым тщанием постоянно держащий твердый шаг. 23 апреля 1934 года ночью его сердце на своем последнем стуке просто отдало команду: «Стоп!»
А сколько же ещё он мог свершить на благо людей!..
На снимке: НИИ им. И.М. Сеченова, начало XX века.
