9oРовно 50 лет назад скончался легендарный командир-подводник Александр Маринеско, потопивший немецкий корабль «Вильгельм Густлофф».- В годы Великой Отечественной войны экипаж советской субмарины С-13 под командованием Александра Маринеско наводил страх на фашистов, — говорит председатель Ассоциации моряков-подводников капитан 1 ранга в отставке Евгений Лившиц. — Достаточно вспомнить «атаку века», когда в январе 1945 года лодка Александра Маринеско потопила «Вильгельма Густлоффа» — «плавучую базу рейха» водоизмещением более 25 тысяч тонн. Этот корабль перевозил цвет германских подводников. Без них 80 субмарин не смогли выйти в море. Узнав об этом, Гитлер сказал: «С потоплением лайнера погибла Германия».
Во второй половине 1944 года Германия ввела в строй 98 новых подлодок, которые охотились за караванами американских и английских судов в Атлантике и на Балтике. Немецкие субмарины могли привести к закрытию второго фронта, и тогда дивизии вермахта были бы переброшены на восточное направление. Подвиг Маринеско и его экипажа, по сути, отнял у фашистского рейха последнюю надежду. Не напрасно в обнаруженном досье в бункере фюрера в числе личных врагов Гитлера фамилия Маринеско значится под номером 26. Первые три номера — это Сталин, Рузвельт и Черчилль.
«ВЫПУЩЕННАЯ ПО КОРАБЛЮ ТОРПЕДА С НАДПИСЬЮ «ЗА СТАЛИНА!» НЕ ВЗОРВАЛАСЬ»
…Вечером 30 января 1945 года девятипалубный «Вильгельм Густлофф» отошел от причала порта Данциг (Гданьск). Немцам было невдомек, что близ Данцигской бухты уже много часов на дне лежит, затаившись, советская подлодка С-13. Ее экипаж задыхался от нехватки кислорода, а командир подлодки ждал наступления темноты, чтобы всплыть, дав возможность морякам «надышаться пьяняще чистым морским воздухом».
Ровно в 20.30 лодка всплыла. Капитан 3 ранга Александр Маринеско сквозь снежную пелену сумел разглядеть в перископ громадное судно в сопровождении конвоя. С-13 выпустила по цели четыре торпеды. Три из них угодили в борт вражеского корабля. Четвертая, на которой была надпись: «За Сталина!», не взорвалась. «Густлофф» дал крен и через 26 минут пошел ко дну. Корабли сопровождения бросились в погоню за советской подлодкой, утюжа глубинными бомбами бухту. С-13 стремительно ушла под воду и сумела оторваться от преследования. К слову, во время Великой Отечественной войны на Балтике воевало 13 подводных лодок-«эсок». Уцелела из них единственная, та самая, под «несчастливым» номером 13.
В том же походе, 10 февраля 1945-го, подлодка под командованием Маринеско потопила еще один крупный немецкий транспорт «Генерал фон Штойбен» водоизмещением 14660 тонн (перевозивший 3600 танкистов, которых хватило бы на укомплектование нескольких танковых дивизий). Александр Маринеско оказался самым результативным подводником по тоннажу потопленных вражеских кораблей — 42 тысячи 557 тонн (по оценкам западных исследователей, это восьмая часть того, что пустили ко дну все остальные подводники Балтики). Все говорили о том, что командир С-13 не сегодня завтра станет Героем Советского Союза. Однако награда нашла Александра Маринеско лишь в 1990 году, через 27 лет после его смерти.
— В опалу отец попадал неоднократно, начиная с юности, — рассказала «Фактам» младшая дочь Александра Маринеско, Татьяна Александровна. — Маринеско считали «не своим», намекали на его румынское происхождение. А тут еще у него случился военно-морской роман. В ночь под новый, 1945 год лодка С-13 стояла в финском порту Турку. Командир субмарины, один из офицеров и сотрудники советской контрольной комиссии решили отметить праздник в ближайшем ресторане при небольшой гостинице. Уже вскоре после начала ужина все заметили, что хозяйка гостиницы, красивая молодая женщина, хорошо говорившая по-русски, не сводит глаз с Александра Маринеско, который, как всегда, был душой компании. Он тоже обратил внимание на хозяйку. Звучали здравицы в ее честь, тосты за победу. Подводник и хозяйка танцевали танго под аккомпанемент небольшого оркестра.
Как рассказывали сослуживцы, Маринеско поддался чарам красавицы и в конце концов согласился подняться в ее квартиру при гостинице. А буквально за несколько часов до этого хозяйка разругалась со своим женихом. Тот, узнав, что пассия предпочла ему русского офицера, побежал в советскую военную комендатуру…
Рано утром сотрудники контрразведки «Смерш» явились в квартиру хозяйки гостиницы и увели с собой Маринеско. По словам шифровальщика подводной лодки С-13, сотрудники «Смерша» пытались получить от него «признание» в том, что капитан 3 ранга Маринеско передал финской гражданке… секретные коды радиосвязи советских подлодок. Однако шифровальщик не дрогнул на допросах и не стал оговаривать своего командира. Более того, боевой моряк сумел доказать абсурдность обвинений в адрес Маринеско.
Интересно, что та женщина, Татьяна, оказалась дочерью русских эмигрантов, обосновавшихся в Финляндии после 1917 года. Принадлежавшая ей гостиница называлась «Татьяна». Этим именем отец назвал и меня, родившуюся годы спустя после его «финской ночи».
Историю с хозяйкой гостиницы злопыхатели использовали против отца. К тому же поползли слухи, дескать, Маринеско ничего геройского не совершил. В это время закончилась война. Отца сняли с должности, понизили в воинском звании на две ступени, а затем и вовсе уволили в запас, что для него, боевого офицера, стало ударом.
«ГЕРОЯ ВОЙНЫ МАРИНЕСКО ОТПРАВИЛИ НА КОЛЫМУ В ОДНОМ ВАГОНЕ С БЫВШИМИ ПОЛИЦАЯМИ»
— Отец мне рассказывал, что познакомился с мамой после войны, на грузовом судне, где он был старпомом, а мама — радисткой, — говорит дочь подводника, Татьяна Маринеско. — В 1947 году они расписались. К тому времени отец был давно разведен со своей первой женой, Ниной Ильиничной, сестра Леонора старше меня на 20 лет. Свадьба у родителей была скромной. Мама оставила свою фамилию — Громова, ведь раньше семейных в дальнее плавание вместе не пускали: опасались, «вдруг удерут за кордон».
Еще до моего рождения отец, работавший завхозом в НИИ переливания крови имени Пастера, по ложному обвинению попал за решетку. Директор НИИ Викентий Кухарчик хотел избавиться от принципиального сотрудника. Когда Александр Иванович с согласия директора развез по домам низкооплачиваемых работников топливо — списанные брикеты торфа, — Кухарчик… позвонил в ОБХСС.
Первый состав суда распался. Прокурор-фронтовик от обвинения отказался, оба народных заседателя заявили особое мнение. Но судья Прасковья Вархоева приговорила Маринеско к трем годам лишения свободы. Отца отправили на Колыму в одном вагоне с бывшими полицаями.
В одном из своих писем отец сообщал, как у него украли книгу — подарок мамы. Узнав об этом, «хозяин» камеры, пахан, сказал: «Через минуту книга будет у тебя». Но оказалось, что молодой вор уже разрезал томик на карты. По приказу пахана четверо урок убили вора: раскачали и — об пол. Вот так, по-своему, они «оберегали» Маринеско. Хотя о его военных подвигах, скорее всего, ничего не знали.
Отца досрочно освободили 10 октября 1951 года. После выхода из заключения он работал в Ленинграде грузчиком, топографом, потом пошел на завод «Мезон». В 1954 году работал в столярной мастерской Высшего военно-морского училища инженеров оружия, и курсанты бегали украдкой посмотреть на легендарного подводника.
В 1961 году папа уже жил отдельно от нас, но причину развода родителей я не знаю. Отца видела часто, ездила к нему сначала на Васильевский остров, где он жил с Валентиной Александровной Филимоновой и ее взрослой дочерью Галей. Потом папе дали комнату на четвертом этаже дома в Автово (исторический район Ленинграда. — Ред.), на улице Строителей. Теперь эта улица носит имя Маринеско. К тому времени отец был уже тяжело болен, но всячески это скрывал, никому не жаловался и продолжал дымить «Памиром».
Впервые о военных подвигах папы я узнала за полтора месяца до его смерти, из телепередачи писателя Сергея Смирнова. О войне я кое-что слышала, но о том, что отец потопил огромный немецкий корабль, понятия не имела. Как оказалось, не я одна.
Помню, летом, когда я перешла в четвертый класс, от папы передали записку, что он очень хочет со мной встретиться. Перед этим отец лежал в больнице, мы долго не виделись. Прибежала в садик и не узнала папу. Он был очень худой, сильно кашлял, голос стал совсем тихим. Мы погуляли немножко, а потом поехали на улицу Строителей.
Осенью мама повезла меня в госпиталь, где лежал отец. На меня надели белый халат и провели в палату. Папа был исхудавшим, желтым. На тумбочке рядом с кроватью стоял стакан с водой, в которой плавала долька лимона. Изредка отец полоскал горло этой водой. Глотать он не мог, говорить — тоже. Я сидела рядом и не знала, что делать.
Папа написал мне записку: «Как дела, учеба?» Я ответила, мол, все хорошо. Потом он снова написал: «Чего тебе хочется, что купить?» Мне хотелось крикнуть: «Пожалуйста, поправляйся, не надо мне ничего покупать, только не умирай!»
Ничего этого я не сказала. Чмокнула его в худую щеку, выходя из палаты, прошептала: «До свидания, папа».
Через несколько дней в класс во время урока постучала мама. Мы молча вышли из школы, мама никак не могла начать разговор. Но я уже все поняла.
«САША ПОСМОТРЕЛ НА КОРАБЛИ НА РЕЙДЕ И ПЕРВЫЙ РАЗ В ЖИЗНИ ЗАПЛАКАЛ: «БОЛЬШЕ Я ИХ НИКОГДА НЕ УВИЖУ»
«Александр лежал в очень плохой больнице, — вспоминал боевой друг Маринеско, бывший дивизионный механик Михаил Вайн-штейн (ныне уже покойный). — Для госпиталя у Саши не хватало стажа. Мы, ветераны, пошли к командующему Ленинградской военно-морской базой Байкову. Адмирал был взбешен: «В нашем госпитале черт знает кто лечится, а для Маринеско нет места!» Тут же дал свою машину. Именно тогда по дороге из больницы в госпиталь Саша посмотрел на корабли на рейде и первый раз в жизни заплакал: «Больше я их никогда не увижу».
…Прибыли в госпиталь, подошло время обедать. Его жена Валя мнется, а Саша говорит: «Ничего, пусть Миша смотрит, ему можно». Она разбинтовала ему живот — из желудка торчала трубка, вставила туда воронку и стала наливать что-то жидкое. Мы с Сашей решили выпить по рюмке коньяка, врачи позволили, мол, хуже уже не станет. Он сказал: «Чокаться не будем» — и вылил коньяк в воронку. Горло у него тогда было черное, видимо, от облучения. Когда я пришел второй раз, трубка торчала и в горле. Она быстро засорялась, Саша задыхался, и Валентина каждые 20-30 минут ее прочищала. Но он бодрился. Взял лист бумаги — говорить не мог — и написал: «Миша, у тебя испуганные глаза. Брось. Теперь я верю в жизнь. Мне поставят искусственный пищевод»…
Когда 4 октября 1963 года писатель Сергей Смирнов в телепередаче сказал, что легендарный подводник живет практически в нищете, в Ленинград со всех концов страны хлынули деньги. Студенты, пенсионеры присылали кто три, кто пять рублей. Благодаря этому его жена Валентина смогла уволиться с работы, для нее поставили в палате кровать рядом с его койкой. 25 ноября Саша умер, а переводы все шли… Минобороны выделило на похороны выдающегося подводника 38 рублей 70 копеек».
— Папа умер в 50 лет, но успел пережить столько, сколько другой не успеет и за сто, — говорит Татьяна Маринеско. — Отец не был святым, он любил жизнь и женщин, оставался непокорным и упрямым с начальством, но мягким и добрым с друзьями и родными.
На Богословском кладбище в Питере рядом с отцом лежит моя мама, Валентина Ивановна Громова. Что бы ни плели злые языки, они любили друг друга. В 1972 году, когда мама умерла, мне пришлось оббегать множество инстанций, чтобы похоронить ее там, где она хотела. В очередях говорили, что чиновники ждут взятку. Но откуда было взять деньги мне, девятнадцатилетней, да к тому же беременной? Ни на что уже не надеясь, я, совершенно измученная, пошла к директору Богословского кладбища. И произошло чудо. На свой страх и риск он подписал разрешение, сказав, что делает это из уважения к моему отцу, герою войны.
Газета «Факты» за 26 ноября 2013 г.
P.S.: В зале памяти военно-морского мемориала в Лабе, близ города Киль в Германии, есть трехметровая модель корабля «Вильгельм Густлофф». Рядом с ней на стене — портрет одессита Александра Маринеско.
