12o65 ЛЕТ НАЗАД ПЕРЕСТАЛО БИТЬСЯ СЕРДЦЕ ЗНАМЕНИТОГО СОВЕТСКОГО ПОЭТА.
Песни на слова Василия Лебедева-Кумача «Широка страна моя родная», «Священная война», «Веселый ветер», «Сердце, тебе не хочется покоя», «Капитан, капитан, улыбнитесь» знала вся Советская страна.
О непростой судьбе поэта рассказала его внучка — журналист Мария Деева.«ЗА ЦВЕТ ВОЛОС МАТЬ НАЗЫВАЛА СЫНА ВАСЮ КУМАЧОНКОМ»
— Я родилась уже после смерти деда, — рассказывает Мария Деева. — Но до сих пор в моем доме многое напоминает о Василии Ивановиче. Его рабочий кабинет сохранил свой прежний облик: большой письменный стол стоит на том же месте, в книжных шкафах и на полках хранится его огромная библиотека…
— Каким человеком Василия Ивановича помнят в семье?
— Рассказы мамы о дедушке сопровождали меня с раннего детства. Он был очень честным и совестливым человеком, замечательным отцом и нежным сыном. Повзрослев, я прочитала его письма и дневники и поняла, сколь непростая судьба выпала на дедушкину долю.
— Вам известна история любви ваших дедушки и бабушки?
— Они познакомились в 1925 году. Лебедев-Кумач был дружен с художником Константином Ротовым, с которым вместе работал в журнале «Крокодил». Как-то решили вместе отправиться летом на юг. В эту поездку Ротов взял свою молодую жену Кирочку, юную, стройную, с огромными карими глазами. Лебедев-Кумач понял, что влюбился. Как рассказывала потом бабушка, он честно признался товарищу: «Костя, мне очень нравится твоя жена».
А дальше в жизни молодых людей были два очень тяжелых года, по прошествии которых жена художника Ротова стала женой поэта Лебедева-Кумача. Бабушка всегда говорила, что дед покорил ее своими лирическими стихами. За свою жизнь он посвятил ей множество поэтических строк.
— Отец Василия Ивановича был сапожником. Откуда же у вашего деда поэтический дар?
— Его мать много занималась детьми и особенно любила младшего Васю, за огненно-рыжий цвет волос называла его кумачонком. Детское прозвище и предопределило будущий «революционный» псевдоним. Подарила сыну томик Некрасова, по которому он научился читать. Да и отец, Иван Филиппович Лебедев, был весьма незаурядным человеком. Пришедший в Москву из Тверской губернии крестьянин открыл сапожную мастерскую и небольшой магазин при ней, где торговал собственноручно сшитой обувью.
Иван Филиппович тяготел ко всему новому, интересовался политикой. За утренним чаем читал вслух свежие газеты. Считал делом чести дать детям образование. Мой дед с отличием окончил гимназию, а летом 1917 года поступил на историко-филологический факультет Московского университета.
— Как Василий Лебедев-Кумач стал знаменитым?
— Известность принесли песни, написанные для кино. Отправной точкой здесь можно считать его знакомство с Леонидом Утесовым на рубеже 20-30-х годов. Василий Иванович был ведущим сотрудником журнала «Крокодил». Утесов иногда заказывал ему тексты для своих эстрадных песенок. Во время съемок музыкальной кинокомедии «Веселые ребята» Утесов, будучи исполнителем главной роли, предложил Лебедева-Кумача в качестве автора песен к будущему фильму. Имя деда в ту пору было мало кому известно, и кандидатуру отвергли. Но Леонид Осипович все-таки обратился к Лебедеву-Кумачу с просьбой написать слова на уже готовую мелодию Дунаевского. Так родился знаменитый марш «Нам песня строить и жить помогает…» Услышав песню, режиссер картины Александров воскликнул: «Как это здорово! Как ударно! Кто это написал?»
— Песни, прозвучавшие в фильме, тут же стали невероятно популярными…
— В домашнем архиве сохранилось письмо Дунаевского Лебедеву-Кумачу: «Дорогой друг, нам обязательно нужно работать вместе. Ваше участие в картине для меня залог успеха». Когда Григорий Александров приступил к съемкам своего следующего фильма — «Цирк», — авторы песен были определены уже заранее.
Ключевой песней картины стала «Песня о Родине». Писал ее Василий Иванович ночью на коммунальной кухне под веревками с мокрым бельем, среди примусов и керосинок. Другого места и времени для работы у него не было. В единственной комнате, которую занимала семья, спала шестилетняя дочка и нельзя было курить.
31 декабря 1936 года вышел указ о награждении создателей кинофильма «Цирк». Среди прочих была указана фамилия моего деда, удостоенного ордена Трудового Красного Знамени.
— Гонорары у Лебедева-Кумача были большие?
— Работа для кино давала возможность хорошего заработка. Но и после награждения орденом семья продолжала обитать в коммунальной квартире еще год с лишним. А когда переехали в свою, долго жили в пустых стенах. На тот момент Василий Иванович имел один-единственный костюм, сшитый на заказ, что называется, на выход. Личной машины у Лебедева-Кумача никогда не было. Дачу на лето долгое время снимали: маленькой дочке был нужен воздух. Строить дом в подмосковном Внукове начали в 1939 году, получив участок в аренду, когда там уже поселились многие из его товарищей по работе: Дунаевский, Александров и Орлова, Утесов. Но дача так и осталась недостроенной.
— Как Лебедев-Кумач распорядился Сталинской премией, полученной в марте 1941 года за тексты к общеизвестным песням?
— Всю сумму до копейки, как только началась война, перевел в Фонд обороны.
«В ПЕРВЫЕ ВОЕННЫЕ МЕСЯЦЫ ПОЧТИ КАЖДЫЙ ДЕНЬ ГАЗЕТЫ ВЫХОДИЛИ С ЕГО НОВЫМИ СТИХАМИ»
— Ваш дед был лично знаком со Сталиным?
— Нет, Сталина он видел лишь выступающим с трибуны. Отношение Василия Ивановича к нему было сложным и менялось на протяжении жизни. Дед тяжело переживал, когда становилось известно об арестах знакомых ему людей. Надеялся, что это ошибка, что обязательно разберутся. Но время шло, а люди продолжали исчезать бесследно. За тех, кого хорошо знал и кому верил, бесстрашно заступался, будучи уже депутатом Верховного Совета.
— Что за история, как Василий Иванович на московском вокзале бросил орден в портрет Сталина?
— В первые военные месяцы Лебедев-Кумач работал практически круглосуточно. Почти каждый день газеты выходили с его новыми стихами. Он часто выступал по радио, на митингах перед солдатами, уходившими на фронт, в госпиталях. Вскоре стало понятно, что война не закончится за два месяца, как все хотели думать. Положение на фронте ухудшалось. И мой дед принял решение ехать в действующую армию. Тогда же кто-то из соседей по дому принес немецкую газету, переброшенную через линию фронта, где было написано, что Лебедев-Кумач будет казнен в числе других врагов рейха, как только немецкие войска займут Москву.
Василию Ивановичу позвонил Фадеев (в ту пору руководитель Союза писателей) и сказал, что назначил его начальником последнего эшелона, который должен был увезти из Москвы оставшихся писателей и членов их семей. Дедушка категорически отказался, заявив, что никуда не поедет и отправит только семью. Мама присутствовала при том разговоре и хорошо запомнила его слова: «Я мужчина и могу держать оружие!»
Последовал звонок из ЦК партии, сообщили приказ: депутат Верховного Совета Лебедев-Кумач обязан незамедлительно покинуть Москву. Но Василий Иванович не мог смириться с происходящим и до последней минуты не верил, что его родной город будет отдан врагу.
Бабушка паковала вещи. Дед ходил среди тюков и чемоданов совершенно измученный, потерянный и только повторял: «Выходит, я все врал. Я же написал «Наша поступь тверда, и врагу никогда не гулять по республикам нашим!», а он не просто гуляет, не сегодня-завтра войдет в Москву. Как же я мог так врать?»
16 октября, в день массового бегства из Москвы, на Казанском вокзале среди огромного скопления народа, около поезда, в который уже невозможно было втиснуться, с ним произошел тот нервный срыв, который был предопределен всеми предшествующими событиями. Лебедев-Кумач швырнул в портрет Сталина свой орден со словами «Что же ты Москву сдаешь, сволочь усатая?!» Тут же на вокзале его арестовали.
«СЧАСТЬЯ, КАК Я ТЕПЕРЬ ПОНИМАЮ, ЕМУ БЫЛО ОТПУЩЕНО ОЧЕНЬ МАЛО»
— Как сложилась судьба Василия Лебедева-Кумача в дальнейшем?
— Деда отправили в Казань, в психиатрическую лечебницу НКВД. Это было страшное место — ни дней посещения, ни дней выписки, по сути дела, тюрьма. Для меня до сих пор осталось загадкой, как Василию Ивановичу удалось оттуда выбраться. Знаю только, что в его судьбе принял большое участие прославленный полярник Эрнст Кренкель.
В марте 1942-го семья вернулась в Москву. Василий Иванович тут же поступил на службу в политуправление наркомата флота. И снова начал рваться на фронт. Местом его командировки стал Северный флот. Лебедев-Кумач был корреспондентом фронтовой газеты, выходил в море, участвовал в боевых действиях и продолжал писать стихи.
Война закончилась, но мирного времени для жизни и работы ему было отпущено совсем мало. Через четыре года деда не стало. Ему было всего пятьдесят.
— Почему же ушел так рано?
— У Василия Ивановича с юности было больное сердце, а многолетняя работа на износ и война усугубили болезнь. В 1947 году после второго инфаркта врачи посоветовали ему пожить за городом. Уехал на дачу и принял решение в Москву больше не возвращаться. Думаю, дед пережил огромную переоценку ценностей. Ему, автору жизнеутверждающих песен, написанных от сердца, было нестерпимо больно сознавать, как сильно он заблуждался когда-то, прославляя власть. Он отказался от официального заказа на поэму о Сталине.
В дедушкиных дневниках того времени есть горькие строки о страшной цене, заплаченной за победу, о послевоенной разрухе, о неизбывном горе народа. Жена не понимала его. Ей казалось, что он должен работать, как прежде. А он не мог.
Два последних, самых печальных и одиноких года жизни он провел под Москвой в обществе любимой собаки и кота. Вел дневник, начал работать над автобиографической прозой. В письме к дочери написал: «Сознание очищается от шелухи и ила. Многое в душе обдумалось и улеглось. Так хочется писать хорошие, нужные людям вещи! И несколько тем уже вырисовывается. Но все это за тысячи верст от «газетчины».
— В начале 90-х Лебедева-Кумача обвинили в плагиате.
— В прессе появилась статья о том, что песня «Священная война» была написана в годы Первой мировой войны учителем словесности из города Рыбинска, а Лебедев-Кумач спустя тридцать лет присвоил себе авторство. Обвинения в плагиате казались дикими, и я уговаривала маму обратиться в суд. Но моя на тот момент уже очень немолодая и нездоровая мама, переживавшая всю ситуацию с огромной болью, сказала, что просто не выдержит этого унизительного процесса.
Когда мамы не стало, я поняла, что обязана ради ее памяти и памяти моего деда довести дело до конца. В 1998 году, в годовщину столетия Лебедева-Кумача, мне попалась публикация, слово в слово повторяющая ту, первую в начале 90-х годов. И я подала в суд иск о защите чести и достоинства моего деда.
Никаких доказательств со стороны ответчика, как и ожидалось, представлено не было. Я же принесла в суд чудом сохранившиеся черновики «Священной войны» — пожелтевшие листки, исписанные карандашом, глядя на которые, становилось ясно, как поэт подбирал слова, переставлял строки, искал рифмы.
После того как суд вынес единственно верное и окончательное решение об авторстве Лебедева-Кумача, я поехала на Новодевичье кладбище, где мама теперь навсегда рядом с дедом, и сказала им обоим, что сделала все, что смогла.
— О чем вы спросили бы вашего знаменитого деда, если бы он мог вас услышать?
— Я бы очень хотела поговорить с ним. Но, если бы могла, задала бы всего один-единственный вопрос: в какие моменты жизни он был счастлив? Потому что счастья, как я теперь понимаю, ему было отпущено очень мало.
По материалам газеты «Факты», N 36 (4014) за 27 февраля 2014 года.
