13o
ИСТОРИЯ ПРОСТОЙ СЕМЬИ В СРЕЗЕ НЕПРОСТЫХ СТОЛЕТИЙ.
Наутро после нашей встречи Зоя Платоновна Сальнова признается в телефонном разговоре: «Всю ночь не спала». Воспоминания, как стая птиц, встревоженных непрошеным вторжением, беспокойно метались с одной ветки памяти на другую, и только молитвенным усилием удалось успокоиться, вверив все, что было, что есть и что будет, одному только Господу. История города и судьба этой женщины связаны тесными, кровными узами. Вместе радовались, вместе боролись, вместе теряли близких людей.- Прадедушка мой, Иван Васильевич Задорожный, трудился фельдшером при знаменитом хирурге Пирогове, — не без гордости говорит Зоя Платоновна. Долгое время она вела переписку с Винницким музеем Пирогова, стараясь выяснить как можно больше фактов из жизни прадеда, мечтая о том, что сможет в скромном отчем доме в Бартеньевке открыть семейный музей. Задача оказалась сложной, сведения были крайне скупы. Известно, что И.В. Задорожный принимал участие в Альминском сражении, на том и обрывается ниточка. Прабабка Неонила, жена фельдшера, родом была из Рязанской губернии, а в Севастополь въехала на подводе.
Дом семья поставила на Северной стороне. Пустила корни. Жили кучно, до трех поколений под одной крышей. Неонила родила бабушку Зои Платоновны, а у той, в свою очередь, родилось 12 детей, да еще двое приемных было. Так уж сложилось, что с сестрой матери, теткой Матреной, установились самые близкие, дружеские отношения. Последние 17 лет из своих 104 Матрена Петровна прожила в доме племянницы. Однажды позвонила в дверь и сказала: «Я к тебе, Зоенька, насовсем!» До 103 лет ходила во Владимирский собор — знала наизусть все выступы 137 ступенек, ведущих на горку к храму с площади Суворова. Верующим человеком Матрена была всю жизнь, тем и спасалась. Еще в молодые годы пела на клиросе семье императора Николая-II в Свято-Никольском храме на Северной стороне. Собственно, жизнь всей семьи — детей, внуков и правнуков — участника первой обороны Севастополя И.В. Задорожного была тесно связана с этим храмом. Бартеньевка находится в непосредственной близости от него, от Братского мемориального комплекса, где похоронено больше ста тысяч славных защитников города, героев первой обороны.
Матрена окончила в свое время церковно-приходскую школу на Северной стороне. В 1909 году вышла замуж. В семейном архиве З.П. Сальновой хранится фотография, сделанная в тот свадебный год. Симпатичный мужчина в белой накрахмаленной рубашке с высоким воротником, в строгом костюме темного цвета трогательно обнимает за талию молодую супругу. Благодаря искусству фотографии (а в те годы это было именно искусство!) мы можем судить о вкусах и приличиях того времени. Так и кажется, что от молодой пары даже столетие спустя исходят тонкая, душевная чистота и порядочность. На обратной стороне фотографии можно прочитать имя фотомастера — некоего Э. Лисовского. Вездесущий Интернет и в этом вопросе оказывается как нельзя кстати. Эмиль Лисовский действительно работал в начале прошлого столетия в севастопольском фотоателье, имевшем красочную вывеску по адресу: проспект Нахимова, 10.
…Во время Великой Отечественной войны снарядом снесло верхнюю часть, колокольню Свято-Никольского храма. Зоя Платоновна помнит, как вся семья переживала за это святое место. Собирали и старались сохранить смальту рассыпавшейся мозаики храма. Мокрыми тряпками оттирали закопченные памятники и обелиски. Собирали разбросанные куски братских захоронений, стараясь вернуть им надлежащий вид. Яркое, потрясающее воспоминание детства: девочкой Зоя Платоновна видела, как в годы войны снаряд попал в верхнюю часть Свято-Никольского храма-пирамиды. На ее глазах огромный семиметровый диоритовый крест падал с тридцатиметровой высоты так медленно, словно он был кленовым листом, парящим в воздухе. Крест был установлен в 1870 году и тогда же освящен. При падении пострадали только верхушка его и нижняя часть в том месте, где крест крепился к вершине пирамиды. Диоритовый крест был снова воздвигнут на прежнее место уже в наши дни.
В руке пожилой женщины вдруг появляется удостоверение «Юный защитник Севастополя». Для нас, живущих в XXI столетии, это прежде всего документ, для нее — тяжелые воспоминания. 1942 год. Июль. Стоит невыносимая, 40-градусная жара. Она и еще несколько человек переплывают на яликах Артбухту. За кормой — море, играющее солнечными бликами. Над головой — голубая синь без единого облачка. В яликах — бидоны из-под молока. В них они везут нашим пленным солдатам питьевую воду.
— Воду мы возили с Северной стороны, потому что в городе после бомбардировок и тяжелых боев воды не было. Там, где сейчас площадь Восставших, было очень много пленных солдат, очень, очень много…Это были бойцы с 35-й береговой батареи, последние защитники города, вытесненные на самый его край. Они просили пить, умоляли хотя бы намочить им губы. Но, конечно, воды всем не хватало, и это было ужасно. Я помню, как одному раненому бойцу дали попить, а у него на плече под гимнастеркой что-то копошилось. Кто-то содрал полусгнившую зловонную ткань, и мы увидели червей, которые ели еще живого человека…
Ей было тогда одиннадцать лет. Каким-то чудом ее детская психика выдержала. Сегодня Зоя Платоновна частенько забирает из школы любимую правнучку, которой также одиннадцать. Боится за девочку, которой нужно из одного района города приехать в другой. С радостью выполняет эту возложенную на нее почетную миссию. Может быть, потому, что своего детства не было?
А если и было, то что рассказать? Как пряталась в воронках на Мекензиевых горах, потому что без всякого урока ОБЖ (охрана безопасности жизни) знала, что дважды снаряд в одну и ту же воронку не попадает? Как выжигала вшей утюгом на солдатских гимнастерках, а вши при этом так громко трещали, что им, девчонкам, вызвавшимся в помощницы, это казалось смешно? Как на перевязочном пункте стирала окровавленные марли и бинты, а затем их наматывала в рулоны, чтобы они могли сослужить пользу далеко не одному раненому бойцу?
Много чего происходило в ее детстве, что и забыть, и рассказать нельзя. Потому что нет слов даже в русском языке — самом богатом и выразительном, чтобы передать все горе, выпавшее на долю людей. Даже спустя семь десятилетий оно застревает в горле комом немоты, не дающим проронить ни звука. Но надо говорить, надо делать усилие, надо свидетельствовать о зле, чтобы ничего подобного больше не повторилось.
Дом, что стоял в Бартеньвке, сгорел от прямого попадания снаряда. Семья ушла в Инкерманские штольни, где под землей находилось тогда все оставшееся в живых гражданское население города. Работали предприятия, подземные школы.
— Спали мы прямо на бутылках шампанского, — вспоминает Зоя Платоновна. — Под землей были большие запасы этого напитка, а воды питьевой не было. Мы ползком пробирались по ночам с солдатскими котелками к речке Черной… До сих пор душа болит у меня об одном мальчике. Звали его Миша. Он учился вместе со мной. Не успел убежать, когда штольни взрывали. Так и лежит где-то там по сей день. Как мимо проезжаю — его вспоминаю. Так уж будет всегда, — вздыхает она.
После войны Зоя Платоновна Сальнова была привлечена к работам по расчистке города. На Приморском бульваре ее руками был расчищен от завалов не один квадратный метр. В 1953 году она пришла работать в строительное управление Черноморского флота. Получив высшее образование, была начальником вычислительного центра этой организации. Но и выйдя на пенсию, участница войны, женщина удивительного мужества и душевной доброты, Зоя Платоновна Сальнова покоя не знает. Откуда только силы берутся? Вот Почетная грамота, датируемая февралем текущего года: «За многолетний, добросовестный труд на благо города, за активную жизненную позицию, общественную работу…» Оказывается, Зоя Платоновна — председатель комиссии Севастопольского комитета защиты прав человека по работе с ветеранами и инвалидами. Сегодня она старается помогать тем, кто в силу возраста или состояния здоровья остро нуждается в защите. Так и хочется спросить в духе нашего времени: «А как же сама? Неужто железная?» Нет. Не железная. Волевая. Каждый дом, каждая тихая улочка или будь-то проспект, оживленная магистраль — для нее это словно разговор с городом — внутренний, тихий, никому не слышный. Она ходит в храм, в который когда-то ходила ее любимая тетка Матрена, ставит свечи за упокой души одноклассника Миши, который так и не успел убежать и спастись, и спешит помогать тем, кто жив, кому нужна ее помощь. Что это, если не севастопольский характер?
На снимках: детская фотография Зои Сальновой в начале 40-х; фотография 1909 года, слева — Матрена; З.П. Сальнова у себя дома в наши дни.
Фото из семейного архива.
