Будущее России не зависит от санкций. Будущее России зависит от нас В.В. Путин
Севастополь 14o

В Инкерманских штольнях зазевавшихся людей фашисты ловили и сжигали живьем…

Эта страшная картина расправы над мирными жителями Севастополя навсегда осталась в памяти чудом выжившей малолетней участницы Великой Отечественной войны.«Здравствуйте, уважаемая редакция! Пишет вам участник войны Цурикова Розита Григорьевна. Хочу рассказать о том, что помню...

Эта страшная картина расправы над мирными жителями Севастополя навсегда осталась в памяти чудом выжившей малолетней участницы Великой Отечественной войны.«Здравствуйте, уважаемая редакция! Пишет вам участник войны Цурикова Розита Григорьевна. Хочу рассказать о том, что помню о начале войны и что происходило в штольнях Инкермана.

22 июня 1941 года мы проснулись от того, что на дворе было очень светло и были слышны взрывы. Когда вся наша семья — отец, мать, брат и я — выбежала во двор, то мы увидели в небе самолеты в перекрестье света прожекторов и желтые точки вдоль них. Потом что-то засвистело и упало — был такой сильный взрыв, что нас всех повалило на землю. Мы быстро поднялись и скорее зашли в дом. И папа сказал маме, что это война. Он достал рюкзак, и мама начала его собирать. А утром за папой пришел посыльный.

Помню, мама очень плакала. Папа попрощался с нами и, уходя, сказал маме: «Собирай детей и уходи в Инкерман, в штольни!» Вечером того же дня мама нас собрала: поручила мне и брату нести ведро, чайник, в которые положила немного продуктов. Сама взяла на руки нашу маленькую сестренку (ей было всего полтора месяца от роду) и немного одежды, закрыла дом, и мы пошли вниз к дороге, где было ограждение и стоял часовой (охранял мастерские по ремонту авиамоторов, где мама работала. Сейчас на том месте находится завод «Парус»).

Завидев нас, часовой крикнул: «Скорее идите на Инженерную, слышите — на кладбище уже идет перестрелка!» И мы пошли быстрее. Подойдя к причалу Инженерной балки, на маленькой пристани увидели большую лодку. Нам помогли сесть в нее, положили на дно, накрыли брезентом, и мы поехали. Помню, как нас сильно качало и обливало водой. Сколько мы плыли и как попали в штольню — не помню. В памяти отпечаталось лишь то, что там было очень много народу: кто лежал, кто сидел, а наверху висело много «шаров» — это были фонари.

Мы с братом начали искать кирпичи, камни, доски, уложили их на пол, а сверху постелили соломенные листы и легли спать. Но спали недолго. Проснулись от того, что мама плакала, кричала и просила кого-то не трогать нас. Рядом с нами стояли огромные люди, одетые во все черное, в начищенных до блеска сапогах. Это были немцы. Они что-то сказали маме и ушли. Мама нас подняла, и мы пошли в глубь штольни. Там был госпиталь. Младшую сестренку мама оставляла на лежанке около врачей, а сама ухаживала за ранеными, а вместе с ней и мы. Помню, как я стирала в шампанском окровавленные бинты. А когда заканчивала стирать, мама наливала в чайник воды, давала мне маленький стаканчик и просила каждому раненому давать пить по одному стаканчику.

Однажды был такой случай: мама дала мне чайник и маленький стаканчик, но наказала: «Смотри, первому раненому пить не давай, ему нельзя, можно только губы смочить бинтиком с водой (он был ранен в живот)». Но когда я подошла к первой лежанке и стала мочить бинтик, раненый солдатик выхватил у меня чайник и начал с жадностью пить. Я плакала, просила отдать чайник, говорила, что ему нельзя пить… В это время пришли мама с врачом и все увидели. Ох, я тогда здорово получила за это. Если бы не врач, который за меня заступился, мама, наверное, меня прибила бы.

Поначалу воду мы добывали из колодца, который находился недалеко от входа в штольню. Когда немцы засыпали и забросали колодец трупами, то вместо воды в ход пошло шампанское. Им умывались, мыли руки и ноги, варили похлебки, стирали себе одежду, а раненым — бинты и рубашки.

Так и жили под землей. Помню, потом был сильный взрыв: от пыли и гари стало трудно дышать. Мама завязала мне и брату нос и рот марлей, смоченной в шампанском. Во время этого взрыва вывалился огромный кусок стены, и в этот проем начали заносить раненых и класть их прямо на грязный пол. Я помню, как на носилках занесли женщину и ее полуторагодовалую дочь — по сей день перед глазами стоит эта малышка с густыми черными вьющимися волосами, в голубом платье в белый горох, с огромными черными печальными глазами… Люди спасали, помогали друг другу, как могли. Каждый хотел жить. Но были и те, кому уже нельзя было помочь.

Мы с братом тоже помогали окружающим, чем могли: где воду поднести, где бинты поддержать во время перевязки, где последнее пожелание от солдатика услышать. Иногда нас военные даже «премировали» чем-то вкусненьким — кусочком сахарка или сухариком. Кушать ведь было нечего. Мама с другими женщинами ходила в пекарню, которая была где-то в штольне. Раздобыв немного муки, они делали клецки на шампанском или размешивали муку в шампанском — получалось что-то вроде редкой каши, и зачастую это была основная пища для нас.

Решающим моментом для находящихся в штольне стал очень сильный взрыв: всех, кто остался жив, стали переселять на второй этаж. Была сильная паника. Помню, мама дала мне коричневую сумку, где были документы, привязала к ней домовую книгу. Мы взяли кое-что из вещей и начали подниматься, и в это время прогремел еще один взрыв. Меня так прижало к перилам, что я выронила сумку, в руке осталась только обложка от домовой книги, в которой была отметка участкового (до войны каждый месяц были проверки участковым), датированная 13.05.41 г…

Когда мы поднялись наверх, нам выделили место, и мы начали устраиваться. Отгораживались семья от семьи одеялами и чем только могли. Когда уже собирались лечь отдыхать, послышались шум, плач, крики. Мы вышли из своих «кибиток» и увидели, как в очень глубокой длинной яме горел костер. А какие-то люди хватали всех, кто попадался им под руку, и кидали вниз в огонь… Зазевавшихся людей, детей сжигали живьем! Оттуда до нас доносились страшные крики и плач.

Мама сказала, что надо быстрее уходить, спрятала нас за кучей досок, а сама вернулась, чтобы забрать младшую сестренку. После этого мы долго ползли из штольни на животе — под колючей проволокой, досками, между стенами. Путь был очень длинным и долгим, пока не стало слышно криков и плача. Когда наконец подползли к каким-то воротам, у нас были изранены все руки и ноги. Но мы были живы! Однако выйти на улицу так и не смогли, так как у ворот горела машина с боеприпасами, которые поочередно взрывались. Мама усадила нас в уголок, дала смоченные в шампанском тряпочки, потому что в штольни пустили газ и мы начали задыхаться. Позже нам все же пришлось вернуться в штольню. Но на следующий день мы снова предприняли попытку выйти на улицу. Помню, с нами много народу вышло из штольни. После полутора лет темноты это была такая радость — вдохнуть глоток свежего воздуха, увидеть яркое солнце и голубое небо!

Я не помню, во что мы были одеты, но было очень тепло. Шли мы долго. Подойдя к дому, увидели, что он почти развален. На первое время нас приютили у себя в окопе солдаты. Потом они отделили нам уголок в разрушенном доме, накрыли крышу, из камня сложили квадрат в виде печки.

В штольне мы пробыли с июня 1941-го по октябрь 1942-го. После освобождения Севастополя пошли в школу, но почти не учились. Нас на рыбацких лодках перевозили в город, где мы убирали камни, мусор (работали в районе нынешнего Дворца детского и юношеского творчества, где сейчас парикмахерская, ювелирный и гастроном). Но работали мы недолго, так как были ослаблены.

Я пишу это письмо для того, чтобы обратить внимание на сложившуюся сейчас в городе ситуацию. Очень обидно, что есть люди, которые не хотят принимать и осознавать, что наряду с малолетними узниками концлагерей есть еще и мы, малолетние участники войны. Да, нас осталось немного, и лично я считаю, что со всеми оставшимися в живых необходимо поддерживать связь, образовывать организации, проводить собрания и оказывать необходимую помощь. Просим: пожалуйста, не дайте ликвидировать статус «Участник войны» для юных севастопольцев (периода войны и осады города). Мы очень надеемся, что этого не произойдет.

С уважением

Р. Цурикова (Смурыгина)».

Это письмо Розита Григорьевна принесла в редакцию нашей газеты лично. Когда началась война, ей было всего лишь пять лет. Но как заблуждаются те, кто считает, что в таком возрасте дети не могут ничего запомнить. У детей войны не было детства. Все беды и невзгоды они делили наравне со взрослыми, и в детской памяти все пережитое запечатлялось в мельчайших подробностях. А осознать весь ужас происходящего им довелось уже спустя годы.

Так, Розита Григорьевна хорошо помнит, как у нее, перестиравшей километры окровавленных бинтов, руки по локоть были красными от крови. А от того, что стирали их в шампанском, была только польза: бинты не только дезинфицировались, но и быстро сохли.

Она помнит, как обрадовалась, когда на следующий день не увидела на лежанке раненого в живот солдатика, который отобрал у нее чайник и, несмотря на запрет, с жадностью напился из него (девочка подумала, что он выздоровел и ушел снова воевать, и лишь с годами пришло осознание того, что солдатик умер той же ночью), и как по дороге домой с интересом рассматривала лежащие по сторонам тела людей и животных, застывших в тех позах, в которых застала их смерть. Помнит, как у стены сидел человек с развернутой газетой в руках, и она с ужасом подумала, что он не умер, а лишь притворяется, чтобы ловить зазевавшихся детей (смрад горящих человеческих тел из Инкерманских штолен преследует ее по сей день, как и вкус муки в теплом шампанском, которое она не может пить до сих пор).

Розита Григорьевна помнит, как вместе с братом наблюдала воздушный бой в севастопольском небе через открытую дверь прямо из крытого окопа, служившего им пристанищем, и как в первый день войны, проснувшись от взрывов, обрадовалась: «Это салют!», а потом при звуках летящих самолетов и залпах салюта всегда пугалась, что началась война.

Она помнит, как отец присылал им весточки с фронта и на фото всегда писал: «Привет из…», но никогда не сообщал, откуда. А однажды прислал в конверте три веточки от настоящей новогодней елки, которые дети пытались сохранить до приезда отца, но не смогли — сухая хвоя осыпалась…

Их отец, дойдя до Берлина, вернулся с войны в 1946 году. У него были поистине «золотые руки»: днем он работал, восстанавливая Севастополь, а вечерами заново строил свой дом. Дети дружно помогали, месили ногами глину, из которой сами делали кирпичи — набивали смесью из глины и соломы сколоченные отцом формочки и ставили сушиться на солнце.

После войны мама Розиты Григорьевны всю жизнь проработала санитаркой. Вместе всей семьей каждый День Победы они ходили на парад победителей — вплоть до 1985 года, когда Григория Парфеновича не стало. На похоронах Надежда Дмитриевна положила в гроб мужу все его ордена и медали…

Розита Григорьевна благодарна родителям за то, что в непростое военное и послевоенное время они сумели сберечь и вырастить всех своих детей. В семье до сих пор бережно хранятся уцелевшие документы тех лет — страница довоенной домовой книги, военный билет отца, пенсионное удостоверение мамы… Дети войны, как никто другой, благодарны своим родителям за подаренную жизнь и за победу в той страшной войне. И не дай Бог никому пережить такое в наше время!

Фото из семейного архива.

Губернатор Севастополя Михаил Развожаев сообщил, что власти города реконструируют улицу Капитанскую в рамках создания парка Музейно-мемориального комплекса «Защитникам Севастополя 1941 – 1942 годов» на мысе Хрустальном. На работы потратят 2 млрд рублей. «При строительстве...

И.о. директора департамента образования и науки Севастополя Лариса Сулима в ходе аппаратного совещания доложила, что межведомственная комиссия проверила готовность образовательных учреждений ко Дню знаний. По ее словам, межведомственная комиссия работала в период с 1...

В тг-каналах вызвал особый резонанс видеоролик, в котором сотрудница игровой комнаты в ТЦ «Муссон» не пустила 9-летнюю девочку с аутизмом в игровую комнату. По ее словам, данная мера принята в целях безопасности девочки и...

Губернатор Севастополя в своем тг-канале поздравил севастопольцев с Днём Государственного флага Российской Федерации. «…Наш флаг — один из важнейших символов Российской государственности. Сейчас, когда русофобия в западном мире зашкаливает, наш триколор — это ещё...

В финал регионального этапа главного педагогического конкурса «Учитель года России» 2022 года вышло 86 участников. В том числе финалисткой стала учитель «ШКОЛЫ ЭКОТЕХ+» Наталья Караулова. Она педагог с 8-летним стажем. Преподаёт английский и немецкий...

По поручению губернатора Севастополя Михаила Развожаева в городе ведётся замена газового оборудования ветеранам Великой Отечественной войны. Работы выполняются в рамках оказания дополнительных мер соцподдержки ветеранов Великой Отечественной войны.  Замена оборудования ведётся за счет средств...

Все новости рубрики АРХИВ