Трава

Предлагаемые вниманию заметки и фотоиллюстрации у кого-то могут вызвать вопрос: какая, например, существует связь между мотоциклистом-экстремалом и зеленым весной покровом земли? Но обо всем по порядку.Минувшие выходные, в том числе Светлое Христово Воскресение, порадовали открытым ласковым солнцем, безветрием и покоем. В течение трех свободных дней на знаменитой балаклавской тропе в сторону «полудиких» пляжей царило оживление.

Кое-где между кронами деревьев струился дымок от импровизированных мангалов. Тут и там слышались оживленные голоса. Публика разговлялась.

Она выбирала лужайки получше со свежим естественным ковром. Но не все компании пожелают, если представится случай, вернуться на ранее облюбованные места, где сами же бросили использованные разовые тарелки и стаканчики, опорожненные бутылки из-под спиртного и прочий хлам. Та или иная компания снова пустится на поиски красивой и непременно чистой опушки.

У кустика на любимой многими севастопольцами тропе кто-то оставил пустую пивную бутылку. Человек не задался вопросом, кто и когда ее уберет. В отличие от городских парков, улиц и площадей, на тропе дворников не держат.

На обочинах высоко подняли желтые головки первые весенние цветы. Мне известно их экзотическое название, но боюсь ошибиться в его написании. Красивейшие цветы на крепких ножках. В этот день на горе им по тропе шел некто то ли с косой, то ли с тяпкой. От второго поворота на так называемый Ближний (Серебряный) пляж до Балаклавы неизвестный путник налево и направо крушил головки цветов, а то и стебли под корень! Мало что осталось. Так, очевидно, любитель прогулок привык себя вести.

Народ гулял не только в ближайших окрестностях Балаклавы, но и где-то на Максимовой даче, у Георгиевского монастыря — везде. И многие читатели нашей газеты тут могут дополнить мой рассказ о той части наших жителей, которые в течение прожитых лет так и не приобрели великий дар любить все живое вокруг, родной город наконец.

Над упоминавшейся пользующейся популярностью тропой нависает гора Спилия с клепаной бронированной наблюдательной бочкой на вершине. Путешественников влекут сюда виды на окрестные горы и море, руины вековой давности фортификационных сооружений…

По душе ступать по склонам горы. Отойдешь чуть в сторону от тропы — и ощутишь под ступнями пружинистый нерукотворный ковер из трав.

Любимый многими русский поэт и прозаик Владимир Солоухин так и назвал одно из своих пронзительных произведений — «Трава». В знак солидарности с ним я решил назвать свои скромные заметки так же. Без всяких претензий.

«Я бродил по траве, когда на нее упадет роса, — писал Владимир Алексеевич. — Я слушал, как шумит трава, когда подует ветер. Я видел, как трава пробивается из черной апрельской земли и как трава пробивается сквозь асфальт и часто поднимает, разворачивает его, как это можно сделать только тяжелым ломом». Писатель делился с читателями радостью отдыха на траве с обращенным к небу лицом. «Лежать на траве, — пишет Владимир Солоухин. — Опуститься, опрокинуться навзничь, раскинуть руки. Нет другого способа так же полно утонуть и раствориться в синем небе, чем когда лежишь на траве». Вся эта повесть пронизана словами: «Лежать на траве».

Собираясь на загородную прогулку, кладешь в выгоревший на солнце и под дождями рюкзак увлекательную книгу и не вспомнишь о ней, когда упадешь на дарованный природой ковер. Не лицом к солнцу, как при жизни любимый писатель, а с обращенными к земле глазами! Сколько удивительного увидишь, услышишь, откроешь!.. Самый увлекательный томик так и останется забытым в рюкзаке.

Трава пахнет чабрецом, полынью и еще чем-то неведомым. Она влечет уже пробившейся из земли свежей зеленью. Запустив руку вглубь, обнаружишь слой прошлогодней растительности, ниже — почти отмершие позапрошлогодние и позапозапрошлогодние травы. Увидишь и даже услышишь разнообразие обитателей всех «этажей» живых и превращающихся в удобрения, в гумус трав: жучков, муравьев, червячков. Какая насыщенная, захватывающая жизнь творится под ногами! Глядеть не наглядеться.

В последнее время, однако, красавица-Спилия начала меняться не в лучшую сторону. На ее склонах нарезаны дороги. Они ведут, судя по всему, к возможным строительным площадкам. Они обозначены не колышками, как обычно, а раскрашенными масляной краской выступами материковой скалы. К одному из участков шагнули временные опоры с кабелем на «плечах». Интересно, разрешено ли строительство в местах, где от крайнего окрашенного камня до обрывистого морского берега рукой подать?

Но и это еще не все. Постоянно склоны Спилии и соседних вершин штурмуют мотоциклы повышенной проходимости и их четырехколесные собратья — квадроциклы. «Ученики Шумахера» гоняют по травам вверх-вниз. Считается шиком, когда снабженная устрашающими шипами резина колес чадящих бензиновой гарью машин проворачивается на месте, сдирая со скал их тонкую, ранимую «одежку». Она создавалась десятилетиями, может, столетиями. Чтобы потерять ее, возможно, окончательно, достаточно в течение секунды сделать на металлическом страшилище лишь один след. В течение 5-10 лет склон рискует превратиться в овраг. Спилия, не ровен час, потеряет защиту от ветровой и водной эрозии.

«Ходим, мнем, затаптываем в грязь, сдираем гусеницами и колесами, срезаем лопатами, соскабливаем ножами бульдозеров, наглухо захлопываем бетонными плитами, заливаем горячим асфальтом, заваливаем железным, цементным, пластмассовым, кирпичным, бумажным, тряпичным хламом. Льем на траву бензин, мазут, керосин, кислоты и щелочи». Трудно удержаться, чтобы еще раз не обратиться к этим словам Владимира Солоухина. Наблюдать такой разбой надо иметь силы. Невольно вздохнешь: «Мы не можем ждать милости от природы после того, что мы с ней делаем».

До сих пор не здесь, а где-то приходилось у «диких» гоночных трасс видеть следы пребывания гонщиков, в том числе, к великому сожалению, и таблички из черного полированного гранита с кратким текстом: в этом месте такому-то здорово не повезло. У Спилии экипированных ребят приходилось наблюдать издали. Нередко они проносились совсем рядом.

На сей раз повезло больше. Четверка ревущих мотоциклов преодолевала крутой подъем от Шайтан-Дере в сторону генуэзской крепости. Не ведаю, как металлические кони прошли там, где пеший может ноги сломать. На спуске в Кефало-Вриси гонщики, закиданные грязью, пронеслись с ветерком. Но в самом начале балки они остановились.

Отдохнуть? Куда там! Они целились покорить, считай, отвесную скалу, стену, за которой — пропасть. Целились все, но решился лишь один, видимо, самый отчаянный.

Если бы мне кто-то рассказал — не поверил бы, а так сам видел, даже успел щелкнуть затвором фотоаппарата. На моем месте восхититься бы и мастерством, и смелостью сорвиголовы. Но вид израненной вдали Спилии остановил.

Я к ребятам: «Как вы можете?» Ожидал услышать грубый ответ. Ан нет. Долго выдерживали паузу. Затем заговорили: мы, дескать, позволяем себе совершать подвиги не так часто, ездим по накатанным тропам, и вообще, там, на вершинах, видели, как мародеры пилят краснокнижные деревья. К ним, мол, ваши главные гневные упреки.

Да, пилят, случается, по неосторожности жгут лес. Выходит, к этому позволено еще добавить содранный с горы травяной покров.

Не удалось с ребятами достигнуть согласия. Владимира Солоухина они не читали и уже, видимо, не откроют книгу писателя с «Травой». Гонки, говорят, — образ нашей жизни.

Нельзя ли гонщикам самоутверждаться в специально отведенном для этого месте? Неужели Спилия и соседние вершины на глазах не только у рядовых граждан, но и чиновников, поставленных следить за порядком, обречены щеголять в дальнейшем в оборванных «одежках», а то и полностью раздетыми?

* * *

Мотогонщики отдаленно напоминают космонавтов. Очень хочется, чтобы автомобилистам и мотоциклистам в шлемах снился не рокот автодромов, а зеленая трава у дома.

На снимках: трюк на природе; пару лет назад этот склон был зеленым.

Фото автора.