Рубрику ведет Леонид СОМОВ.Мой отец — человек неординарной судьбы. Много лет (до осени 1941 г.) проработал в тресте «Арктикуголь» (остров Шпицберген). Видели его моя мама и старший брат вообще-то редко: когда из поселка русской общины выбирался в отпуск в Ленинград на 1-1,5 месяца. Так он и остался в памяти семьи «вахтовым мужем», как величала его наша мама.
С войны отец вернулся в 1946 году, получил медаль за Японию, играли мы с братом и его орденом Красной Звезды. О годах военных он рассказывал мало, слова не выжмешь. В самом начале 50-х он все-таки кое-что «выдал» по пьянке, как говорят: о тяжелых боях в Карелии, о том, как попал в плен, а потом после побега кровью «заглаживал» им не признаваемую вину перед Родиной. Ранен был уже под Варшавой, затем — Дальний Восток, где отец участвовал в высадке десанта на последний сражающийся японский остров…
Но не об этом речь. Когда я был 12-летним пацаном, за год до смерти Сталина отец мне сказал: «Ты с мамкой в моем фибровом чемоданчике, когда я помру, кое-что интересное найдешь. Настанут плохие времена — продадите».
Я хорошо помню, как после смерти папы мы с мамой и братом вскрыли «наследство» отца и были вознаграждены лишь одним ценным «экспонатом». Все дно чемодана было аккуратно разграничено пластмассовыми пластинками на 16 четырех-угольников. И в каждом из них что-то лежало, завернутое в пожелтевшие бумажки.
Самое главное — мы нашли золотые швейцарские часы, которые тут же мама продала, и семья жила на эти деньги целых полгода.
Что же было в других «схронах»? В четырех — какие-то темные камушки с рваными краями. На каждом из них рукой отца было написано «Метеорит». Разве тогда, в середине пятидесятых, можно было предположить даже в страшном сне, что эти посланцы небес когда-нибудь будут иметь какую-то ценность? Да ни в жизнь!
В нескольких четырехугольниках лежали дореволюционные серебряные рубли, которыми мама так почему-то и не распорядилась, как и советскими спецмонетами, что ходили в тресте «Арктикуголь». А вот в двух отделениях лежали совершенно непонятные «штучки». Один предмет — маленькая крышечка с квадратными прорезями для кнопок и пластиковым экранчиком. Рядом — свернутый в клубочек тонюсенький синий кабель с металлическими латунными штырьками на концах. И записка «Найдено в снегу на о-ве Шпицберген, у подножия сопки 14-1Б».
В другом же «кармашке» хранилось нечто, напоминающее какую-то плоскую прессованную детальку из внутренностей радиоприемника.
Помнится, мы с братом совершенно не придали значения этим плевым, как нам тогда казалось, вещицам и выбросили их. Но что же все-таки это было?
Сейчас, когда ушел в прошлое ХХ век, я, конечно, осознаю, что найденные отцом предметы — это не что иное, как фрагменты современного мобильника. Как он попал на остров, почему оказался не в сборе? На эти вопросы ответа сегодня нет. Одно ясно: каким-то образом материальный фрагмент далекого будущего оказался на этой суровой земле, и отец мой, видимо, тоже был профессионально озадачен (он увлекался радиолюбительством)…
Не иначе как произошел сдвиг времени, и будущее на миг (а может быть, и на более длительный промежуток времени) «заглянуло» на снежный остров Шпицберген.
А. КОЛОМИЕЦ, пенсионер.