14o
Рубрику ведет Леонид СОМОВ.
Я — коренная жительница Севастополя. Со слов мамы, мы в начале ХХ века жили в подвальном помещении дома N 6 на Нахимовском проспекте (напротив была какая-то гостиница), а потом, в 1936 году, переехали в дом на улице Азовской, неподалеку от татарской мечети. Хорошо помню, как перед войной (кажется, в 1938 году) я по громкому призыву муллы (вечером) спешила домой (мама говорила: «Как его услышишь, значит, хватит гулять»)…
Семья наша застала и оккупацию немецкую. Правда, отец партизанил, а я и младший братишка с мамой перебивались с хлеба на воду. Моей обязанностью было раз в неделю ходить в Крепостной переулок, к дедушке Матвею (по материнской линии). Его домик располагался как раз у каменной арки, он два-три раза в месяц выходил в море на ялике, рыбачил. Но бегала я к нему не за рыбой (хотя и ее перепадало иногда), а за дельфиньим мясом. Оно в войну было серьезным подспорьем для семьи…
Так вот, однажды я заигралась и позже, чем обычно, пошла к дедушке. Он напоил меня чаем с ажиной и еле втиснул в мою дерматиновую сумку килограмма два красного дельфиньего мяса. Уже почти стемнело, и, признаться, мне было боязно идти, минуя «толкучку», где всегда отиралась шпана. И я тогда решила пойти вверх по лестнице, а затем спуститься на улицу Частника и выйти потом вниз, к развалкам, которые прямо «подпирали» наш одноэтажный домик дореволюционной постройки.
Почти поднявшись по лестнице, я, как будто по приказу, оглянулась назад и вдруг увидела мою маму, которая уже подходила к малой «туче» на ул. Щербака. Сомнений в том, что это моя мама, никаких не было: одета она была в знакомое мне пальто с каракулевым воротником, в руках держала сумку с большой костяной пряжкой в виде сердца.
Я побежала к ней, но мама шла так быстро, что мне не удалось ее догнать, тем более, что я споткнулась и чуть не расшиблась…
Когда я дошла наконец до поворота (сейчас здесь зады рыночного «Пассажа»), то увидела, что мама уже миновала бывшее здание музыкальной школы N 1 и идет к нашему домику…
Едва я открыла входную дверь, как почувствовала запах жареной картошки. Как-то подумалось: «Кто же это хозяйничает на кухне?» Отец у нас никогда не стоял у плиты, да его и не было, а братишку мама полгода как отправила к бабушке, в село Полюшко…
Захожу на кухню и глазам своим не верю: моя мама жарит картоху и параллельно что-то варит в кастрюле.
Спрашиваю: «Мама, а ты куда-нибудь ходила?»
— Да нет, — отвечает она, — ты же знаешь, мне сегодня надо было дошить юбку тетке Полине. (Мама, случалось, подрабатывала шитьем на дому, платили, конечно, не немецкими марками, а натурой — картофелем, фасолью, капустой…).
Я была в шоке. Все, что произошло, рассказала матери, и она заметно встревожилась, сказала: «Не иначе я тебя от чего-то дурного отводила».
И оказалась права. К вечеру следующего дня по городу поползли слухи, что на лестнице в Крепостном переулке партизаны взорвали мину, трое патрульных фрицев погибли, но осколки посекли спину и десятилетнему мальчику, живущему поблизости. И произошло это вечером, в то время, когда я уходила от дедушки.
Мама тогда и сказала мне: «Ты, Маринка, везучая. Могла — чур-чур! — оказаться на месте этого бедного мальчика».
Я давно уже пришла к выводу, что мой ангел-хранитель тогда «слетел» с небес в нужное место и в нужное время. Но — в облике моей мамы…
М. КАЛЬЧЕНКО, жительница улицы Углицкой.
