В нынешнем году севастопольскому писателю Виктору Лановенко исполнилось 80 лет. К юбилею вышла книга его избранных произведений.
СПРАВКА:
В.А. ЛАНОВЕНКО — лауреат городской литературной премии имени Л.Н. Толстого. Виктор Александрович — автор романа, трех повестей, десяти пьес, двадцати рассказов. Они выходили отдельными книгами, публиковались в коллективных сборниках, в «Роман-газете», журнале «Дальний Восток», литературно-историческом альманахе » Севастополь» и других изданиях.
* * *
— Виктор Александрович, ваши собратья по перу, как правило, уклоняются от расспросов любопытствующей публики, утверждая, что их произведения — отражение их жизни. Любимая в среде почитателей художественного слова Виктория Токарева призналась, что читать ее книги — значит читать ее душу.
— Это вас интересует в первую очередь?
— Все же что посоветуете прочесть из вашей новой книги, чтобы полнее узнать вас?
— Как замечательную — «Зависть» многим из нас известного автора.
— Вы о Юрии Олеше?
— В его литературном наследии все остальное, как кажется, стало второстепенным рядом с «Завистью». Но таких, как Юрий Карлович, — единицы. В принципе, для постижения личности поэта или прозаика надо знать все, что вышло из-под его пера, вплоть до записных книжек.
— Но ведь есть этапные произведения. Имеются они и у вас?
— У меня это рассказ «По дороге на Парнас».
— В вашу новую книгу включен потрясающий по содержанию роман «Отара для волка». Все же название ей дал рассказ «По дороге на Парнас». На проводившийся в Севастополе литературный конкурс вы подали его в последний день, чем спутали все карты жюри. Предварительные итоги литературного соревнования пришлось пересматривать. Его лауреатом назвали вас.
— Это верно. О конкурсе узнал с некоторым опозданием. Под рукой не оказалось ничего достойного, а лишь отрывочные заметки. Одним целым они стали в результате напряженного труда буквально до последней секунды.
— На Парнасе составители греческой мифологии поселили творческую богему. Вам покорилась вершина святой горы или вы у ее подножия?
— Работая над рассказом, думал об ином. Пришел в ужас от мыслей о роли и месте писателя в современном обществе. Как представилось, бурный поток текущей жизни отбросил его на обочину. В настоящее время писать решается лишь ненормальный человек.
— Главный герой вашего «…Парнаса», который мечтает о высоком месте в литературе, оказался в больнице для душевнобольных. Затем лечебница стала его местом работы, где его не оставляют амбициозные планы.
— По дороге на мифический Парнас расставлены многочисленные препятствия…
— Достаточно посмотреть на демонстрируемые на телеканалах фильмы, проводимые ток-шоу, «полистать» страницы социальных сетей, чтобы прийти к выводу: об этом нельзя писать никогда в жизни. Препятствия непреодолимы?
— Все зависит от личности.
— Недавно вами опубликован рассказ о «литературном негре» — человеке, который пишет произведения для публикации под именем «раскрученного» автора. В основу его тоже положен личный опыт?
— Он подсказал мне, что литературная барщина в определенных кругах — отнюдь не выдуманное явление.
— Вам хоть сказали, чьим именем собирались подписать ваши сочинения?
— Мне его не сообщили, надо полагать, потому, что я отказался от сотрудничества подобного рода.
— Отказались, не подумав?
— Почему же, пораскинул умом над предложенным столичным издательством вариантом и так, и эдак. Явление для меня новое. Требовалось выдать на-гора серию остросюжетных детективов стандартного объема страниц на 250 каждый. Писать, говорили мне, надо оперативно. Можно было напрячься. Но, взвесив все обстоятельства, отверг творчество по схемам, далекое от жизни.
— Многие вопросы, подготовленные мною для нашей беседы, возникли под впечатлением от прочтения ваших рассказов, прежде всего «Соучастник» и «По дороге на Парнас». Что такое литературное болото, о котором вы пишете?
— Ох…
— Почему так тяжко?
— Литературное болото — это когда не наблюдаются прорыв и чистая струя в познании современника. Он, между тем, становится невоспринимаемым окружающими, сложнее, непостижимее. Из-под неумелых рук выходит шаблон. Примитив быстро приедается.
— Разве вами не предпринимались попытки создать некое произведение для издания сборников в смазливых гибких обложках?
— В нашем кругу один убежден в том, что можно заработать, выгодно продав рукопись, другой отвечает: попробуй. Думаю: почему бы и нет, проверю на своем опыте. То, за что я взялся, назвали не привычным литературным замыслом, а, обратите внимание, коммерческим проектом. В моем исполнении он не реализовался. Хотя в широко известном московском издательстве дошел до заключения договора. Была даже определена моя доля выручки от продаж книжки. Но все посыпалось. Кто-то из издателей ушёл, кто-то пришел. Заговорили о серии романов, написанных по привычным лекалам. На этом, может, удалось бы заработать. Зарабатывают ведь другие. Их имена известны. Но это не для меня.
— Главный герой «…Парнаса» в поиске максимальной выразительности слова грызет шариковую ручку.
— У меня, признаться, скверный почерк. В недавнем прошлом использовал печатную машинку, теперь — компьютер.
— Ваша творческая лаборатория — это и достаточно солидная домашняя библиотека.
— Вы, скорее всего, удивитесь, но чаще тянет открыть на любой странице томик «Войны и мира» Льва Толстого.
— В каком направлении эволюционирует собрание книг?
— Собрания сочинений отдельных авторов подарил библиотекам. Видимо, не решусь расстаться с тем же Толстым, а также с Тургеневым, Мандельштамом, Цветаевой… Больная тема. С ужасом наблюдаю, как медленно уходит из жизни людей книга. Подавляющая часть молодежи, по существу, ее не знает. Я сам чаще не открываю книгу, а нажимаю на клавиатуру компьютера. Все под рукой, если говорить о литературных новинках, ничего долго искать не требуется. В то же время компьютер — свалка непотребного мусора. Это мое мнение, кто-то, видимо, на этот счет думает иначе.
— Вы находили в текстах Тургенева, Бунина и других авторитетов бранные слова? Нет? И я не находил. Почему же в произведениях некоторых писателей-современников начальные буквы и многоточия давно заменили слова, после которых тянет рот прополоскать?
— Своим долгом считаю встать на уровень читателя.
— Может, лучше на шаг-другой быть впереди него?
— Крепкое словцо кто-то считает украшением текста. Сленг, как не что иное, заключает в себе черты времени. Так, например, говорили в шестидесятые годы минувшего века, иначе — в девяностые.
— Как возникают сюжеты?
— Екатеринбургского драматурга Николая Коляду спросили: «Трудно написать пьесу?» Автор известных не только на Урале, но и в России драм ответил: «Возьми полсотни листов чистой бумаги, дошел до последнего из них — пьеса готова». Мастер, конечно, пошутил. В поисках сюжета кто-то, может, полагается на свою организацию, вспоминает момент своей и чужой жизни. Для меня предпочтительнее воссоздать атмосферу места, событий, то есть мир, в котором предстоит действовать моим героям.
— Здорово, что действуют они на знакомых севастопольских улицах, в Делагардовой балке, на Зеленой горке… Вы, Виктор Александрович, пишете так, что хочется побывать в реальных местах, где живут придуманные вами персонажи. Так и до литературного туризма рукой подать.
— Мне кажется, что к Графской пристани, Синопской лестнице, улицам центрального городского холма, величественным нашим храмам невозможно привыкнуть. Каждый раз они дарят новые открытия. Велик соблазн обратить на них внимание читателей.
— Даже в самых лаконичных публикуемых в книгах и журналах биографических сведениях о вас говорится о вашей дружбе с Мельпоменой. Известно, что написанная вами пьеса «Когда я была мужчиной» в течение шести лет не сходила со сцены профессионального театра Петропавловска-Камчатского.
— Чехов или Горький, кто-то из них, говорил, что каждый писатель просто обязан создать, минимум, четыре пьесы
— Сколько их в вашем творческом багаже?
— Не менее десяти. Все они опубликованы. Но поставлена лишь одна. Ее я носил по театрам в течение двух лет. Наконец заглянул к Валентину Зверовщикову — художественному руководителю и главному режиссеру театра Петропавловска-Камчатского. В то время я жил и работал в этом городе. Оказалось, что моему новому знакомому была нужна именно такая пьеса. Он ее долго искал.
— Очевидно, в своем произведении вы подняли новую тему?
— Представьте, о молодежи, о любви…
— Очень редкая тема!
— Вечная тема, но, полагаю, мне удалось взглянуть на нее со стороны. Постановка оказалась кассовой и в самом деле не сходила со сцены театра в общем-то небольшого городка в течение шести лет, выдержав за этот период более двухсот постановок. Вполне вероятно, что мое сотрудничество с театральным коллективом Петропавловска-Камчатского получило бы продолжение. Но в нем пошли кадровые перемены, вскоре и я поменял место постоянного жительства.
— Севастопольский градоначальник недавнего прошлого после встречи с артистами одного из наших театров заявил о намерении добиться создания и постановки в городе пьесы о крещении князя Владимира в Херсонесе. Представляете её премьеру в античном театре или у стен башни Зенона? И тема геополитического выбора Киевской Руси актуальна.
— Соблазняете?
— Виктор Александрович, вы строите творческие планы?
— Ничего грандиозного. В основном довожу до разумного завершения прежние наработки. В Севастополе работают замечательные писатели: Валентина Фролова, Александр Волков… Не буду называть имен, боюсь кого-то обидеть. Но любопытно: кто из молодежи громко заявит о себе? Только от молодых можно ждать чего-то значительного.
— Я бы не решился задать вам очередной вопрос, но ведь он поставлен в вашем «…Парнасе»: вы можете не писать?
— Пробовал, но от такой затеи всегда портилось настроение. Когда на время отложу перо в сторону, мне чего-то не хватает. Хожу мрачный, сам не свой. Моменты творчества — то же, что лекарство от уныния.
— Вдохновение само посещает?
— Оно никогда не приходит. Случается, на улице озарит сознание мысль. Приходится напрячься, чтобы развить её.
— Выходит, Виктор Александрович, не все еще вами написано?
— Не хотел вам говорить, но придется в дополнение к теме о творческих планах. Моя мать, Валентина Николаевна, царствие ей небесное, награжденная медалью «За оборону Севастополя», косвенно была причастна к подполью группы Ревякина. Очень хочется сказать свое слово о Великой Отечественной войне. Это будет не роман, не повесть, а пьеса. Именно каноны драматургии наиболее подходят для изложения материала.
— Если сказали мне о пьесе — значит напишете. Без вас ее никто не напишет. Только вы. Успехов вам, Виктор Александрович, в творчестве! Спасибо за беседу.