14o
Исполнилось 205 лет со дня рождения выдающегося российского хирурга Н.И. Пирогова. Профессор внёс весомый вклад в развитие медицины. Он впервые в мире применил эфирный наркоз в военных условиях, изобрел гипсовую повязку для лечения переломов. Пирогов — автор дифференцированного подхода к раненым (от их сортировки до поэтапного лечения) и основоположник военно-полевой хирургии. Это была его идея — использовать труд сестёр милосердия в местах боевых действий. Николая Ивановича народ любил за простоту, благородство и бескорыстие. Он бесплатно лечил бедняков и учащихся, часто помогал им материально. Особенно велики заслуги хирурга перед Родиной и русской армией. Пирогов был участником четырёх войн: Кавказской, Крымской, франко-прусской и русско-турецкой.КОМАНДИРОВКИ… НА ВОЙНУ
По словам профессора Гюббенета, назначение Пирогова в Крым заключалось в том, чтобы надлежащим образом устроить хирургическую часть и своим авторитетом и неутомимой деятельностью поднять ее до совершенства. О своей жизни в этот тяжёлый период (1854-1855 гг.) Николай Иванович рассказывает в «Севастопольских письмах». Они изданы в 1907 году в Санкт-Петербурге благодаря сыну хирурга, Владимиру Николаевичу. Он передал оригиналы писем для публикации Русскому хирургическому обществу. Не менее интересна для знакомства с личностью врача книга писателя В.П. Авенариуса «Молодость славного русского хирурга и педагога Н.И. Пирогова», изданная до революции. Её заключительная часть также посвящена деятельности Николая Ивановича в осажденном Севастополе. Эти редкие издания, любезно предоставленные директором медицинского музея военно-морского клинического госпиталя ЧФ РФ Александром Зубаревым, послужили поводом для публикации малоизвестных фактов о Пирогове в Крымскую кампанию.
В письмах к своей второй жене, Александре, Николай Иванович откровенно делится мыслями и чувствами о том, что он видит в Севастополе. В них он предстает как гражданин, решительно защищающий права раненых, и как любящий муж и отец двоих сыновей (от первого брака). В каждом послании он нежно обращается к супруге: «Моя милая Саша!»
12 ноября хирург прибыл в Севастополь и в своём первом письме домой отмечает с юмором, каким тяжёлым был путь. «Дорога от Курска до Севастополя есть ряд мучений для того, кто находится в приятном заблуждении, что дороги назначены для уменьшения пространства и времени в житейском сообщении. Я рассматриваю их как особенный род сотрясения, полезного для моих кишок, и потому отношу поездку в Севастополь осенью и преимущественно в военное время к превосходной гимнастике брюшных внутренностей…»
Несмотря на то, что военные действия создают тревожную и напряжённую атмосферу, это не мешает Николаю Ивановичу восхищаться Севастополем. «Около 12 часов утра мы поднялись на гору, и нам представился, наконец, Севастополь во всей красе. Местоположение великолепное. Море и горы. Особливо часть города, известная под именем Корабельная слобода, расположена живописно амфитеатром на горе. Нет сомнения, что нет в целом свете лучше Севастопольской бухты… Несмотря на грязь и тряску, я мог достаточно налюбоваться Севастополем, подъезжая к нему 12 ноября».
Пирогову и его трём спутникам отвели две комнаты со сводами в нижнем этаже северной батареи N 4. В течение следующих двенадцати дней под треск бомб и ядер Николай Иванович не покладая рук с 8 до 18 часов делал одну операцию за другой. Только трижды за эти дни переплывал он на ялике в город для осмотра других перевязочных пунктов. На одном из них произошёл ужасный случай: во время операции через крышу влетела бомба и оторвала обе руки у пациента.
Но при всей своей занятости Пирогов находил время, чтобы написать жене. «Все твои письма… получил, вижу, что ты, моя душка, не совсем благоразумно переносишь разлуку. Господь с тобой, утешься, ведь ты знаешь хорошо, что с тобой ли, без тебя ли, я все-таки тебя люблю больше всего на свете, так о чем грустить, положись на волю Божию и будь спокойна. Вместо меня покуда ограничься детьми, а там посмотрим. Бог не оставит».
В другом письме Николай Иванович сообщает, что начал вести журнал своей экспедиции. Но поскольку возвращается на квартиру уставший, поздно вечером, то пишет его отрывками. Он отослал жене первые несколько листков своих записок: «Матросы и солдаты убеждены, что Севастополь не будет взят, но все покрыто мраком неизвестности; но только известно и очевидно, что раненые валяются, как собаки, и долго нужно хлопотать, пока их сколько-нибудь приведут в положение, мало-мальски сносное».
Об ужасающих условиях, в которых находятся раненые, Пирогов с возмущением пишет неоднократно. «Шеншин, встретившись со мною, воротился в Бахчисарай, и мы пошли вместе осматривать временный госпиталь. Описать то, что мы нашли в этом госпитале, нельзя. Горькая нужда, славянская беззаботность, медицинское невежество и татарская нечисть соединились вместе в баснословных размерах в двух казарменных домишках».
«ЗА КОГО ЖЕ СЧИТАЮТ СОЛДАТА?»
Николай Иванович сетует, что для раненых не приготовили ни белья, ни транспорта. «За кого же считают солдата? — задаёт он риторический вопрос и продолжает: — Кто будет хорошо драться, когда убеждён, что раненого его бросят, как собаку? Беззаботность об участи солдат и явственное пренебрежение ко всему, что греет и живит, не может привлечь сердца. Возможно ли, чтобы главнокомандующий ни разу не пришёл в госпиталь к солдатам, ни разу не сказал радушного слова тем, которые лезли на смерть. Я видел на Кавказе, что Воронцов приходил сам к раненым, раздавал им деньги, награды, а Меншиков приезжал только однажды в госпиталь к генералу Вильбоа и не пришёл взглянуть, как лежали на нарах скученные, полусгнившие легионы, высланные на смерть. Время покажет, что такое этот Меншиков как полководец; но если даже он и защитит Севастополь, то я не припишу ему никогда этой заслуги. Он не может или не хочет сочувствовать солдатам, он — плохой цезарь».
Поэтому хирург искренне радовался, когда позднее был назначен новый главнокомандующий — князь Горчаков. С его приходом Николаю Ивановичу удалось наладить правильную транспортировку больных и установить госпитальные палатки на более безопасной Северной стороне.
Получив известие, что первая партия сестёр милосердия Крестовоздвиженской общины прибывает в Симферополь, Пирогов собрался туда 24 ноября. Стоит отметить, что Крестовоздвиженская община была основана по инициативе великой княгини Елены Павловны, вдовы великого князя Михаила Павловича, младшего брата императора Николая I. В Симферополе хирург увидел такой же хаос по медицинской части. Со дня своего приезда Пирогов в солдатской шинели и высоких мужицких сапогах с раннего утра до сумерек объезжал с группой врачей все госпитальные пункты и неустанно работал. В начале декабря прибыли ещё 30 сестёр во главе с начальницей Стахович. Николай Иванович сразу же распределил их по госпиталям. Помощь сестёр оказалась настолько полезной, что уже через несколько дней в письме к жене он не мог ими нахвалиться. Благодаря помощницам наладив в Симферополе уход за больными, доктор поехал обратно в Севастополь.
Случались и приятные моменты в жизни Пирогова. В Бахчисарае он осмотрел воспетый Пушкиным ханский дворец с Фонтаном слез, посетил вырубленный в скале Свято-Успенский монастырь. На Новый год хирург получил через посыльного приглашение от полковника Скюдери и долго отнекивался. Наконец неохотно согласился и отправился в гости на боевые позиции. Он был удивлён замаскированными в снегу землянками. До этого дня Пирогов питался борщом и отбивными котлетами. А здесь подали на стол великолепную кулебяку, паштеты, заливное, дичь с трюфелями… Вечер закончился танцами. Впрочем, Николай Иванович никогда не танцевал, но, глядя на это беззаботное веселье, смеялся от души.
КРОВЬ И ПОТ
А между тем в Севастополь прибыл второй отряд сестёр Крестовоздвиженской общины, ожидаемый с нетерпением. Пирогов поручил их начальнице Бакуниной ещё и нравственный надзор за госпитальными порядками. О том, насколько были необходимы сёстры, можно судить по запискам Николая Ивановича: «Вследствие нелепого приказа из Николаевской батарейной казармы 500 тяжелораненых были высланы туда, где не существовало никакого приготовленного места для их принятия. До сих пор с леденящим ужасом вспоминаю эту непростительную небрежность нашей военной администрации. Над этим лагерем мучеников вдруг разразился ливень и промочил насквозь не только людей, но и все матрацы под ними. Несчастные так и валялись в грязных лужах. От 10 до 20 мёртвых тел можно было находить меж ними каждый день. Здесь труд сестёр оказался неоценимым. Они трудились денно и нощно. В сырые ночи эти женщины ещё и дежурили, и, несмотря на своё утомление, не засыпали ни на минуту, и все это под мокрыми насквозь палатками». Их работа была опасна для жизни: с декабря 1854 года по январь 1855-го 17 сестёр умерли при исполнении своих обязанностей.
Пирогов работал с утра до ночи и даже спал, не раздеваясь, в солдатской шинели. Переменная погода и постоянные переезды доконали его — он заболел и был вынужден сидеть в четырёх стенах. К счастью, к тому времени ему отвели новую квартиру — целый дом на Николаевской улице. Адмирал Нахимов заботливо присылал больному книги из библиотеки, чтобы он не скучал. Куриный бульон, куриные котлеты и тёплые морские ванны за три недели поставили хирурга на ноги. И он вновь с головой погрузился в работу.
В одном госпитале ему показали матроса-героя Кошку, о котором рассказывали легенды, его навещали даже великие князья. Как только затевалась какая-нибудь отчаянная вылазка, Кошка непременно был тут как тут. Но однажды ему не повезло — герою штыком распороли живот, поэтому он оказался в госпитале.
О медицинском искусстве знаменитого хирурга в Севастополе слагали легенды. Один из эпизодов описан в воспоминаниях сестры милосердия А.М. Крупской. Однажды на перевязочный пункт несли на носилках солдата без головы. Доктор, стоя в дверях, махал руками и кричал солдатам: «Куда несете? Ведь видите, что он без головы». Солдаты отвечали: «Ничего, голову несут за нами, господин Пирогов как-нибудь привяжет, авось ещё пригодится наш брат-солдат!»
Когда читаешь свидетельства тех дней о страданиях искалеченных снарядами бойцов, сердце сжимается от боли. Война — это смерть и разрушения, безвозвратные потери. Как люди вынесли это неимоверное напряжение? Вот что пишет В.П. Авенариус: «Канонада не умолкала до 8 апреля, и за 10 дней врачи и сёстры почти не смыкали глаз. Каждый день на трёх столах делались сотни ампутаций и других тяжёлых операций. Домой к себе Пирогов ездил только обливаться холодной морской водой и обедать. Все остальное время дни и ночи он проводил у раненых, лежавших сотнями в огромной танцевальной зале Дворянского собрания, оглашавших его, вместо танцевальной музыки, раздирающими душу стонами. Не только лазареты и казармы, но и все частные дома были переполнены тяжелоранеными. Для облегчения положения страдальцев Пирогов, его врачи и сёстры делали все, что могли. Но все их старания не могли устранить ужасающих беспорядков».
Слова писателя подтверждает письмо Пирогова к жене от 22 апреля: «Вчера вечером перевезли разом 400, свалили в солдатские палатки, где едва сидеть можно. Свалили людей без рук, без ног, со свежими ранами на землю, на одни скверные тюфячки. Сегодня дождь целый день. Что с ними стало — Бог знает!»
Самим Пироговым либо под его личным наблюдением в тяжелейших условиях в Севастополе сделано пять тысяч ампутаций, и это не считая других операций. «Среди истинных героев Крымской кампании, с точки зрения человечности, нашему великому хирургу принадлежит, бесспорно, первое место, и в немногих просветах той мрачной эпохи его имя светится яркой звездой», — считает Авенариус. Участием Николая Ивановича в обороне Севастополя закончилась его официальная хирургическая деятельность. Это последняя страница блестящего служения Пирогова своему призванию.
