13o
Уральск, город на северо-западе Казахстана, до 1775 года числился в
составе Оренбургской губернии и был известен под названием «Яицкий
городок». В этом городе и его округе в 70-е годы XVIII века начиналась, а
потом закончилась Крестьянская война, потрясшая империю «от Сибири
до Москвы и от Кубани до муромских лесов» настолько глубоко, что дела
«о внутреннем возмущении, происшедшем от донского казака Емельки
Пугачева» специальным указом Екатерины II велено было предать
«вечному забвению и глубокому молчанию», а сам Яицкий городок, как и
реку Яик, на которой он расположен, переименовать соответственно в
Уральск и Урал.
В 1833 году в Уральск приезжал А.С. Пушкин. Три коротких сентябрьских
дня, проведенные здесь поэтом, навсегда оставили след и в жизни города,
и в его творчестве.
Автор статьи в апреле этого года побывала в Уральске, прошлась по
пушкинским адресам и спешит поделиться с читателями своими
впечатлениями от поездки.ПРЕДЫСТОРИЯ ПУТЕШЕСТВИЯ
«Путешествие нужно мне нравственно и физически…»
(Из письма П.В. Нащокину, февраль 1833 г.).
В начале 30-х годов XIX в. у Пушкина возник замысел исторического романа о временах Крестьянской войны под предводительством Емельяна Пугачева. Этому способствовала ситуация, сложившаяся в России в то время: холерные бунты, восстания в военных поселениях, волнения помещичьих крестьян создавали реальную угрозу новой войны.
«Пугачевщина» была запретной темой, но поэт, применив обходной маневр, просит военного министра графа Чернышева разрешить ему работу в архивах главного штаба с материалами, касающимися «истории графа Суворова». В поданном списке интересующих его дел значится «Следственное дело о Пугачеве». К этому важнейшему историческому источнику Пушкин доступа не получил, но смог ознакомиться с другими документами, касающимися «пугачевщины».
Два года с обостренным, страстным интересом изучает Пушкин архивные материалы. Подсчитано, что им было исследовано более 4000 документов. Одновременно поэт записывает воспоминания своих современников о пугачевском восстании: баснописца И.А. Крылова, писателя И.И. Дмитриева, генерала Н.Е. Свечина.
К середине мая 1833 года, по свидетельству Н.В. Гоголя, написано было шесть из восьми глав «Истории Пугачева». Но поэт не был удовлетворен: архивные документы давали одностороннюю, официозно-казенную оценку восстанию. Необходимо было своими глазами увидеть места, где еще так недавно, каких-то 60 лет назад, полыхала Крестьянская война, встретиться с людьми, помнившими это время, услышать их рассказы, записать предания и песни, в которых народная память сохранила образ «мужицкого царя».
После долгих хлопот — переписки с властями и поиска денег — 7 августа 1833 года поэт получает царское дозволение на 4-месячный отпуск, а также на поездку в Оренбургскую и Казанскую губернии. Утром 17 августа, в четверг, он покидает Петербург.
ДОРОГА В УРАЛЬСК
«…кони мчатся
То по горам, то вдоль реки,
Мелькают версты, ямщики
Поют, и свищут, и бранятся».
(А. Пушкин «Евгений Онегин»).
Поэту предстояло проехать на почтовых всю европейскую Россию, преодолеть огромные расстояния. Ехал он через Москву, Нижний Новгород, Чебоксары, Казань, Симбирск. 18 сентября 1833 года Пушкин прибыл в Оренбург. «Насилу доехал — дорога прескучная, погода холодная, — пишет поэт жене из Оренбурга, — завтра еду к яицким казакам, пробуду у них дня три…»
Первоначально конечной целью путешествия Пушкина был Оренбург. О поездке в Уральск он не думал. Что же заставило поэта изменить свои планы?
Возможно, на его решение повлияли яркие рассказы В.И. Даля, писателя и этнографа, знатока края «странного, многообразного, хотя еще и дикого», служившего в Оренбурге чиновником особых поручений при генерал-губернаторе В.А. Перовском. От него поэт мог почерпнуть сведения об уральцах, «непреклонных, безусловных чтителях старины», сохранивших «дониконовский быт, со всеми странностями своими, радушием и закоренелыми предрассудками».
Может быть, Пушкин захотел увидеть Яицкую крепость, малочисленный гарнизон которой в течение нескольких месяцев отчаянно отбивался от многочисленных толп мятежников и, несмотря на голод, лишения и губительные потери, отстоявший цитадель. Поэт как увлеченный и любознательный исследователь, внимательнейшим образом изучавший памятные места пугачевского восстания, просто не мог не увидеть места, где находилось «первое гнездо бунта», где вызревал дерзкий заговор, и где Пугачев обнародовал свой первый именной «царский» указ, обращенный к казакам яицкого войска.
И все же представляется, что главным для поэта было стремление увидеть стариков, очевидцев «возмущения», современников Пугачева, узнать «мнение народное» о восстании 1773-1775 гг., о самом «мужицком царе», услышать народные предания, отмеченные чертами «истины неукрашенной и простодушной». Какова бы ни была причина, а скорее, совокупность всех названных причин, но Пушкин изменил свои первоначальные планы и, пробыв в Оренбурге почти двое суток, утром 20 сентября выехал в Уральск.
Дорога лежала через глухие приуральские крепости: Чернореченскую, Татищеву, Нижне-Озерную и Рассыпную, через прибрежные казачьи форпосты и хутора. Вдоль правого берега Урала Большой уральской дорогой ехал Пушкин в Уральск…
Мелькают по сторонам верстовые столбы, трясется кибитка по пыльной ухабистой дороге вдоль отвесных берегов свинцово-блещущего Урала, поросших седыми космами бурьяна, мимо низких казачьих домов за покосившимся тыном, темных от древности и непогоды деревянных церквей на кручах…
В то время расстояние от Оренбурга до Уральска исчислялось 281 верстой. Проезжая казачьи селения и бывшие крепости, каждая из которых была в свое время захвачена пугачевцами, поэт останавливался, встречался со стариками — свидетелями громких дел, записывал в дорожную тетрадь их рассказы. На все это надо было много времени, однако поэт не торопился, успевая даже зарисовывать наиболее понравившиеся ему уральские пейзажи.
Неподалеку от Нижне-Озерной крепости проехал меловую гору, образующую высокий обрывистый берег. Уж не она ли дала название Белогорской крепости из «Капитанской дочки», куда приехал служить 16-летний дворянский недоросль Петруша Гринев?
Под вечер 21 сентября 1833 года коляска поэта остановилась у красивого двухэтажного каменного особняка на главной улице города.
АТАМАНСКИЙ ДОМ
Уральск в 1833 г., как и за 60 лет до того Яицкий городок, был главным оплотом казачьего войска. Это был довольно большой город, стоящий на угористом берегу реки Урал, в котором проживало «45 тысяч душ старых и малых обоего пола», в основном казаки, казахи и татары.
В городе было много старообрядческих церквей, и одна маленькая гарнизонная православная церковь. По свидетельству современника, «уральцы — самые упорные и закоренелые раскольники; между ними числом всего пять человек православных, из коих только один — офицер. Здесь от простого казака до генерала все носят бороды и при мундире». В городе была «одна предлинная улица, вся из прекрасных больших каменных домов, и всё казаков здешних, внутренность домов также богато отделана…»
Дом, у которого остановилась коляска поэта, служил резиденцией наказных атаманов Уральского казачьего полка. В 1833 году этот пост занимал Василий Осипович Покатилов. Он-то на правах хозяина и принимал столичного гостя, а также организовал для него встречи с казачьими офицерами и рядовыми казаками.
Разместился поэт в комнатах на 2-м этаже, где находились также «кабинет, гостиная, диванная, девичья, буфетная, комната для цветов». В большой зале, украшенной бронзовой люстрой с хрустальным убором, за большим столом красного дерева и были, по всей видимости, даны два обеда в честь столичного гостя.
До Покатилова дом принадлежал казачьему атаману Д.М. Бородину, скончавшемуся за три года до приезда Пушкина. После смерти Бородина его вдовая племянница, А.А. Донскова, продала дом «другу сердца» В.О. Покатилову для «…помещения наказного атамана и приезжающих в Уральск частных особ…»
В доме оставался портрет Бородина, написанный В.А. Тропининым в Москве не позднее 1827 года, то есть в то время, когда художник создавал знаменитый портрет Пушкина. На сеансах в мастерской Тропинина на улице Ленивке, где художник жил с 1824-го по 1856 год, Пушкин и Бородин могли встретиться, познакомиться и разговориться. Может быть, уже тогда под влиянием рассказов атамана о Пугачеве, о гражданской войне и возник у поэта интерес к пугачевской теме. Не случайно в январе 1827 года он говорил княгине М.Н. Волконской, отъезжающей к мужу в Сибирь: «Я хочу написать сочинение о Пугачеве. Я отправлюсь на место происшествия…» Портрет Бородина, вероятно, известный поэту, до сих пор украшает зал Атаманского дома. Казачьи атаманы умели принимать гостей.
Фасад особняка украшают мемориальные доски, свидетельствующие о том, что здесь останавливались Пушкин, Жуковский, Даль, Л.Н. Толстой. Но список блестящих имен далеко не полон. Гостями уральских атаманов в разное время были выдающийся немецкий ученый, знаменитый путешественник, почетный член Петербургской академии наук Александр Гумбольдт, русский композитор А.А. Алябьев, русские цари (тогда еще наследники престола) Александр II и Николай II… Во дворе Атаманского дома в июле 1891 года на приеме, устроенном атаманом Н.Н. Шиповым в честь наследника престола, будущего императора Николая II, пел еще молодой и малоизвестный Федор Шаляпин. Любопытный факт: жена атамана Шипова, Софья Петровна, урожденная Ланская, была дочерью Н.Н. Пушкиной от ее второго брака — с П.П. Ланским. В 1867 году она вышла замуж за наказного атамана Уральского казачьего войска Николая Николаевича Шипова и на восемь лет (с 1885-го по 1893 г.) стала хозяйкой дома, где когда-то останавливался бывший муж её матери.
В 2006 году, объявленном Годом Пушкина в Казахстане, «копилка» почетных гостей Атаманского дома пополнилась еще двумя именами: Литературный музей имени А.С. Пушкина, открывшийся в Атаманском доме в том же году, посетили президенты России и Казахстана В.В. Путин и Н.А. Назарбаев.
Но вернемся к Пушкину. С кем из казаков виделся поэт на званых обедах в Атаманском доме? О чем они беседовали? К сожалению, никто из встречавшихся с Пушкиным в Уральске не оставил воспоминаний. Тем не менее скупые записи в дорожной книжке поэта, обрывочные рассказы уральцев, дошедшие до наших дней, архивные документы, а главное — письма самого поэта помогают с известной долей вероятности воссоздать «дела давно минувших дней». К ним и обратимся.
АТАМАН И ОФИЦЕРЫ-КАЗАКИ
«…тамошний атаман и казаки приняли меня славно, дали мне два обеда, подпили за мое здоровье, на перерыв давали мне все известия, в которых имел нужду…»
(Из письма жене, 2.10.1833, Болдино).
На парадных обедах, устраиваемых войсковой канцелярией в честь Пушкина, присутствовали штаб- и обер-офицеры Уральского казачьего войска. Все они изрядно послужили на своем веку и многое повидали. Были среди них и ветераны суворовских походов, и участники Отечественной войны 1812 года. И хотя никто из них по возрасту не был современником Крестьянской войны, они могли сообщить поэту немало интересного из семейных преданий о восстании, слышанных от отцов и дедов.
Атаман казачьего войска Василий Осипович Покатилов не был природным казаком. В декабре 1833 года по рекомендации оренбургского военного губернатора В.А. Перовского он был назначен наказным атаманом Уральского войска. Судя по воспоминаниям современников, Покатилов был «веселый, умный, энергичный человек…» При нем в Уральске были построены большие нарядные дома, улицы города украсились красивыми фонарями, а в Ханской роще «гремели медный и большой оркестры; благородные люди танцевали, а простые любовались ими или сидели где-нибудь особняком в тени перед светлыми самоварами».
В.И. Даль, знакомый с Покатиловым по командировкам в Уральск, отзывался о нем, как о всеобщем любимце казаков, отважном и в военном деле, и в шумном застолье. Однако среди казаков Покатилов популярен не был и воспринимался рядовым казачеством как человек, чуждый казачьим интересам и традициям. Причиной такой нелюбви казаков к своему атаману послужило его назначение. Стать своим «истовым казачьим атаманом» ему так и не удалось.
Войсковой атаман вряд ли мог сообщить Пушкину что-то новое и интересное из прошлого уральского казачества, а тем более из событий пугачевского восстания, но радушная встреча и теплый прием, устроенный в его честь, надолго запомнились поэту. Он не забыл гостеприимства наказного атамана. Посылая в конце февраля 1835 года оренбургскому военному губернатору Перовскому 4 экземпляра «Истории Пугачева», поэт просил передать один экземпляр книги атаману Покатилову.
В дорожной записной книжке Пушкина есть короткая запись: «Бизянов ур. полк». Уральский полковник Федот Григорьевич Бизянов был старшим после атамана офицером Уральского казачьего войска. Бывалый офицер, участник заграничных походов, свидетель восстания декабристов, хотя лично участия в событиях на Сенатской площади не принимал, Бизянов мог сообщить Пушкину немало любопытного об истории и о своеобразном быте уральского казачества, в том числе и о «пугачевщине»: его отец был участником казачьего выступления на Яике и очевидцем пребывания Пугачева в Яицком городке в январе-марте 1774 года.
Федоту Григорьевичу не были чужды и литературные интересы: он был знаком с видными писателями своего времени — В.И. Далем, В.А. Жуковским, И.И. Железновым и, несомненно, высоко ценил гений Пушкина и был его искренним почитателем.
Об этом говорит тот факт, что Бизянов стал единственным на весь Уральск и на все офицерство Уральского и Оренбургского казачьих войск подписчиком на первое посмертное собрание сочинений Пушкина 1838-1841 гг.
Среди собеседников Пушкина мог быть и казачий полковник С.Д. Мизинов, прадед Лики Мизиновой, приятельницы А.П. Чехова.
Если среди офицеров в Уральске Пушкин не встретил современников пугачевского восстания, то таковые нашлись среди рядового казачьего населения города. Из дорожной книжки поэта известно имя одного из них — Михаил Денисович Пьянов.
«ГВАРДИОНЕЦ» ПЬЯНОВ
К приезду Пушкина в 1833 году в Уральске проживало 70 человек — очевидцев восстания, стариков 73-75 лет и более почтенного (вплоть до 100-летнего) возраста. При выступлении Пугачева они были вполне зрелыми людьми, до глубокой старости сохранили ясный ум и твердую память и многое могли поведать поэту о былом.
Среди встречавшихся с Пушкиным оказался и единственный на весь Уральск ветеран-пугачевец — 82-летний Михаил Пьянов, отставной казак, в молодые годы служивший у Пугачева гренадером («гвардионцем») в личной его «гвардии», охранявшей и сопровождавшей предводителя во всех походах и поездках.
Пьянов был младшим сыном старого товарища Пугачева — Дениса Пьянова, в доме которого Пугачев останавливался на постой в 1772 году, ему же первому будущий вождь восстания открыл тайну о своем «царском» происхождении.
Вся семья Пьяновых убежденно считала Пугачева «государем Петром Федоровичем». Пугачев любил эту семью, был посаженным отцом на свадьбе М.Д. Пьянова в январе 1774 года.
Там же, на свадьбе, он сказал старому товарищу Денису Пьянову слова, многое объяснившие Пушкину в отношениях Пугачева и его ближайших сподвижников, истинных вожаков восстания, руководивших его действиями: «Улица моя тесна». Эти слова поэт целиком привел в 11-й главе «Капитанской дочки». На вопрос Гринева: «А ты полагаешь идти на Москву?» — самозванец несколько задумался и сказал вполголоса: «Бог весть. Улица моя тесна; воли мне мало. Ребята мои умничают. Они воры. Мне должно держать ухо востро; при первой неудаче они свою шею выкупят моею головою».
Поэт с удивлением и, пожалуй, не без уважения отметил непоколебимую привязанность престарелого казака к памяти Пугачева, который и 60 лет спустя почитал самозванца императором Петром III. На вопрос поэта: «Расскажи мне… как Пугачев был у тебя посаженным отцом?» — последовала резкая отповедь: «Он для тебя Пугачев, — отвечал мне сердито старик, — а для меня он был великий государь Петр Федорович». Содержание беседы с Пьяновым Пушкин привел на страницах «Истории Пугачева» и в «Замечаниях о бунте».
Не одни только встречи и разговоры с уральскими старожилами занимали поэта, он с интересом знакомился с городом, его достопамятностями и обычаями.
КУРЕНИ
Старинная часть Уральска называлась Курени, или Куренной конец. В то время в Куренях Пушкин мог видеть каменный дом казака Михаила Толкачева, служивший Пугачеву «государевым дворцом» во время его приездов из-под Оренбурга. В этом доме 1 февраля 1774 года самозванец праздновал свадьбу с Устиньей Кузнецовой.
Еще до приезда в Уральск Пушкин знал о некоторых обстоятельствах сватовства и женитьбы Пугачева на яицкой казачке Устинье Петровне Кузнецовой, о чем свидетельствует запись в дорожной книжке: «Пугачев в Яицком городке увидел молодую казачку Устинью Кузнецову и влюбился в нее. Он стал ее сватать…» Посланные сваты, возвратившись, заявили Пугачеву, что Устинья, «девка хороша и постоянна», «такому благополучию рада».
На другой день «оную за себя взял, и в церкви святых апостол Петра и Павла обвенчался». Свадьба состоялась 1 февраля 1774 г. в Яицком городке, а уже 22 марта 1774 года пугачевское войско потерпело поражение под Татищевой, и Яицкий городок был взят правительственными войсками.
Два неполных месяца замужества, а затем — заключение и полное забвение в мрачных казематах Кексгольмской крепости в 145 верстах от Петербурга. Туда же была сослана и первая жена Пугачева, Софья, с двумя дочерьми и сыном.
Трогательная и глубоко трагичная судьба простой девушки не оставила поэта равнодушным.
В Куренях поэт посетил деревянный полуразвалившийся дом казака Петра Кузнецова, отца «императрицы» Устиньи. Он сохранился до нашего времени, отреставрирован и сейчас в нем находится Дом-музей Е.И. Пугачева. В доме воссоздана обстановка крепкого казачьего быта, представлены экспонаты пугачевского времени, а стены маленькой спаленки украшают два портрета — Пугачева и Устиньи. Уральская художница изобразила ее такой, какой увидела в своем воображении, так как портретов Устиньи не сохранилось.
Видел Пушкин в Куренях и обгорелые стены церкви Петра и Павла, где Пугачев венчался с 17-летней красавицей Устиньей Кузнецовой. Этот ценнейший исторический памятник, разделив участь многих культовых зданий, был разрушен в «безбожные» 30-е годы XX века. На месте, где некогда красовалась изящная церковь, сейчас небольшой тенистый сквер, который украшает бронзовый памятник поэту работы московского скульптора Р.К. Мурадяна.
КАЗАЧЬЯ СВЯТЫНЯ И СВЯЩЕННИК «ЧЕРВЯК»
В Куренях находилась и главная святыня казаков — собор Архангела Михаила. На обширной Соборной площади перед храмом проходили все праздники и парады казаков, здесь некогда собирался казачий круг, упраздненный властями после восстания. Храм, сам походивший на крепость, с толстыми стенами, окнами-бойницами, земляным валом вокруг, находился внутри небольшой крепости-ретраншемента, выдержавшей многомесячную осаду пугачевцев. В стенах крепости находились также здание войсковой канцелярии, гауптвахта и пороховые погреба (арсенал). Еще в Петербурге от И.А. Крылова Пушкин слышал о драматических событиях, происходивших здесь, об отчаянном сопротивлении мужественного маленького гарнизона правительственных войск «многочисленным толпам бунтовщиков». Его отец, капитан Андрей Прохорович Крылов, был в числе горстки храбрецов гарнизона и одним из руководителей обороны крепости в Яицком городке. Четырехлетний Ваня Крылов был в то время с матерью в Оренбурге, а его отец, «человек решительный и благоразумный… принял начальство над гарнизоном и сделал нужные распоряжения», благодаря которым удалось отстоять крепость, несмотря на губительные потери, голод и лишения. Пугачев грозился повесить не только капитана Крылова, но и его жену с малолетним сыном. Об осаде крепости Яицкого городка Пушкин напишет позже в 4-й и 5-й главах «Истории Пугачева».
В 1833 году Пушкин видел выбоины на каменных стенах храма — следы разрывов пушечных ядер пугачевской артиллерии; по периметру обширной Соборной площади вокруг собора еще угадывались насыпи — следы валов земляной крепости, внутри которой отбивался от пугачевцев маленький гарнизон. Осмотрел поэт и обветшавшее здание войсковой гауптвахты, где в середине сентября 1774 года в «особливом покое» содержался пленный Пугачев, и где он давал свои первые показания на допросе в секретной комиссии.
Встретился и побеседовал А.С. Пушкин со священником Михайло-Архангельского собора. Им в то время был 74-летний очевидец бунта Василий Червяков, по прозвищу «Червяк». В дни «пугачевщины» ему было 14-15 лет от роду, и он сохранил свежесть впечатлений о минувших событиях. За свою многолетнюю церковную службу В. Червяков часто общался с бывшими пугачевцами, сам не раз видел наезжавшего в Яицкий городок Пугачева и, по-видимому, многое рассказал поэту о восстании. В беседе с ним Червяков, несмотря на то, что был священником, признавал Пугачева не за самозванца, а за подлинного императора Петра III. Пушкину это должно было показаться удивительным и любопытным. Поэт знал, что Церковь не только осуждала, но и проклинала Пугачева и его сторонников. Объяснение феномена напрашивалось само собой: Червяков всю свою жизнь провел среди народа в Уральске, где, по наблюдению Пушкина, «казаки (особливо старые люди) были привязаны к памяти Пугачева» и считали, что он был «великий государь Петр Федорович».
Осмотрел поэт и другие достопримечательности Уральска, прошел по берегам Урала, Старицы и Чагана, омывающих город с трех сторон, побывал на учуге.
(Окончание — в следующем номере).
На снимке: Памятник поэту в сквере работы скульптора Р.К. Мурадяна.
