24o
Воспоминаниями делится подводник, участник похода, подполковник
медицинской службы Геннадий Григорьевич Глинчиков.НАШИ ЯДЕРНЫЕ СИЛЫ В СРЕДИЗЕМКЕ. ПЕРВАЯ БОЕВАЯ СЛУЖБА
Во времена «холодной войны» наш южный сосед жестко ограничил передвижение боевых кораблей Советского Союза через свои проливы. Верная натовским договоренностям, Турция разрешила лишь двум нашим подводным лодкам пройти проливы для перехода на Балтику для ремонта. Лиха беда начало. Командование Черноморского флота принимает решение на переход двух вполне боеготовых лодок. Но с маленькими уточнениями, о которых знали только командиры лодок и Генеральный штаб: после выхода в Средиземное море лодки не будут спешить на север, а выполнят боевую службу с отработкой целого ряда нестандартных задач.
И это не просто усиление нашей группировки надводных кораблей. Идущие «на ремонт» подводные лодки приняли на борт полный боевой комплект из 12 торпед. По две торпеды на каждой лодке несли ядерные боеголовки. Лодки имели по четыре носовых торпедных аппарата и по два кормовых. Снаряжение лодок проходило на базе в Балаклаве. С особой тщательностью готовили «изделия» специалисты группы «головастиков» в хранилище ядерного оружия в глубине штолен. Каждая боеголовка прошла все регламентные работы и была смонтирована на носители. Торпеды загружались в торпедные аппараты лодок и на стеллажи в отсеках. В дальний поход в 1964 году уходили лодки «С70» и «С74» проекта 613.
При прохождении турецких проливов в надводном положении лодки были удостоены особого внимания фото- и кинооператоров разведки стран НАТО. А сразу после выхода на просторы Средиземного моря к контролю за движением лодок подключились и самолеты-разведчики. Не обходилось и без назойливого внимания американских надводных кораблей, которым хотелось поближе рассмотреть советские субмарины. Да и себя показать. Один из американских эсминцев демонстративно провел на параллельном курсе артиллерийские стрельбы из носового орудия. Но лодки не спешили покидать Средиземку и отрабатывали поставленные задачи.
Даже самая тщательная профилактическая работа не гарантирует бесперебойной работы узлов и механизмов. Нагрузки на двигатели во время штормов были очень большими. На лодке «С74» лопнула головка дизеля (лодка имеет два дизеля по две тысячи лошадиных сил, но движение с одним — ситуация нештатная). Командир лодки принимает решение осуществить ремонт силами экипажа на ходу. Боевая часть 5 имела в запасе сменную головку дизеля. Но в ограниченном пространстве отсека подобраться к двигателю и произвести замену детали весом в 150 килограммов было крайне сложно. Гаечные ключи приходилось привязывать веревками. При падении инструмента в трюм достать его было бы уже невозможно. Командир БЧ5 Валентин Данилов и по сей день вспоминает эту операцию как одну из самых сложных. Врачом на лодке «С74» в том походе шел Геннадий Глинчиков. Ему хорошо запомнилась атмосфера на лодке в процессе ремонта. Каждый член команды готов был помогать, чем только мог. Все понимали, что остановка второго дизеля грозит гибелью лодки. Шторм просто разбил бы её о прибрежные скалы.
Но главное испытание готовил Бискайский залив. Статистика приводит страшные цифры гибели судов в этом бушующем море. Даже опытные подводники, офицеры с большим стажем таких штормов никогда не видели. Лодку трепало, как ореховую скорлупу. Шли в надводном положении. Вахтенные на мостике прищелкивались страховочными концами к ограждению рубки. Набегает волна, накрывает с головой. Первая мысль: «Утонули или еще поборемся?» Вода схлынула: «Будем жить!» Кренометры зашкаливали. Лодка медленно валилась на бок под ударом волны. Со страшным скрипом замирала, лежа на боку, вибрируя всем корпусом. И так же медленно переваливалась на другой борт. Волны сорвали дверь ограждения рубки. Конечно, это элемент легкого корпуса, но изготовлен он был из особо прочной стали. Вырвало и аварийный буй. Трое суток команда лодки валялась влежку. Только вахтенные ухитрялись через силу нести службу. Кок пытался готовить пищу. Но никто не мог к ней даже прикоснуться. Организм человека к таким условиям существования не приспособлен. После выхода из зоны шторма еще несколько дней экипажи лодок приходили в себя, восстанавливали силы. Но важная часть задания командования была выполнена.
По приходу на Балтику лодки встали в Лиепае на навигационный ремонт. Специалисты осмотрели дизели и дали высокую оценку выполненным в море ремонтным работам. Стоянка в базе была недолгой. Пора в обратный путь, в Севастополь.
И вновь боевая служба в Средиземном море. По пути домой повстречали авианесущую группировку США во главе с авианосцем «Интерпрайс». Командование дает приказ отработать учебную атаку на авианосец. В охранении главной цели — три кольца кораблей. Рядом с авианосцем идут эсминцы и крейсеры, второе кольцо — корабли поменьше. В третьем кольце — катера. Море прослушивают активной акустикой. Посылают сигнал и ловят отражение. От этих противных импульсов у членов экипажа подводной лодки мурашки по коже бегают. Но обе наши подводные лодки остались незамеченными, подошли на дистанцию залпа и произвели условный пуск ядерных торпед. Условно уничтожили авианесущее соединение. Хотя, условно вероятно, и ценой своей жизни. Такие вот советские подводные условные камикадзе.
В Севастополь лодки вернулись только через 9 месяцев похода. В Балаклавскую бухту они вошли 20 июня 1965 года. Вот только тогда все члены экипажей смогли отдохнуть от тяжелого испытания. «С74» прошла славный путь. А «на иголки» лодку порезали четверть века назад, в 1991 году.
…А ВОКРУГ — ГОРЫ ОРУЖИЯ. ВОЕННОЕ ДЕТСТВО
Геннадий Глинчиков свое детство может вспоминать, только увязывая его с судьбой родителей и их старших родственников. Отец окончил школу в Ленинграде. Там же отучился и в институте на ветеринара. По распределению его отправили в Забайкалье, на границу с Монголией. Вот там в 1936 году на свет и появился озорной мальчишка Гена. Помнит себя с последнего предвоенного года.
У отца было три сестры в Ленинграде. Одна перед самой войной уехала в глубинку. Две прошли все ужасы блокады. Чудом остались живы. Вот одна из них и поведала Гене страшную правду тех лет. Когда Глинчиков уже учился в академии, тетка и пересказала ему быль о судилище над немцами на Дворцовой площади Ленинграда в 1945 году. Репродукторы и черные тарелки радио по всему городу приглашали всех уцелевших блокадников собраться для осуждения фашистов. Тетка жила у последнего моста, недалеко от Фонтанки. Вроде и недалеко, но еле дошла. Силы еще не восстановились после многодневного голода. На площади два столба и перемычка с петлями. Виселица. Привозят грузовик с пленными немцами в кузове, которые виновны в блокаде Ленинграда. Петли надели, приговор прочитали, машины отъехали…
Тетка во время рассказа плачет. Гена успокаивает. Но понимают оба, что судьба тех немецких парней была предрешена намного раньше «дворцового» суда. Был у них выбор, по словам Геннадия, от рук своих немецких палачей умереть в случае отказа идти на войну. Они выбрали путь порабощения других народов с надеждой выжить и получить какие-то блага за свою службу. Эти блага обернулись веревочной петлей в Ленинграде. Этот рассказ стал первой главой в своеобразном учебнике патриотизма будущего подводника.
А второй главой стал рассказ мамы про дядьку, главного инженера бывшего Путиловского завода. Когда семья еще жила в Тамбовской области, соседка прибегает к маме и спрашивает: «А есть ли у твоего мужа брат в Ленинграде? А не Василием ли его зовут? Так вот, он — враг народа. В газете «Известия» написано, что его арестовали». А Василий Андреевич был главным инженером завода имени Кирова в течение всей блокады и после неё. Это один из крупнейших заводов Советского Союза. Выпускали и ремонтировали танки и орудия, минометы и машины. Так как же герой блокады Ленинграда стал врагом народа? Геннадий Григорьевич Глинчиков вспоминает о своем предке очень тепло: «Была порочная практика — искать врагов народа. Была до войны. Всплыла и после войны. Сперва кинулись врагов искать среди инженеров и технических работников. Среди самых талантливых и высокопоставленных. Потом — среди медиков: ученых, главных врачей и академиков».
Главный инженер крупнейшего в стране оружейного завода врагом народа стал только потому, что курсанты местного ПТУ на практике шпингалеты для окон изготовили с браком. Инженера в «Кресты» заточили. Но каждый день в течение двух лет по утрам под охраной на работу возили на служебной машине. А руководить-то производством больше и некому. Позже попал специалист под реабилитацию. Оправдали, извинились, медаль дядьке дали и забыли.
Отец прошел всю войну и оказался в тех частях Красной Армии, которым еще долгие годы предстояло оставаться в Германии. Их иногда называли «оккупационными войсками». Отец забрал семью к себе только в 1946 году. Гена ездил в русскоязычную школу в соседний город. В гарнизоне советских офицеров, где служил отец Глинчикова, было четыре легковых автомобиля для перевозки детей в школу: «Опель-адмирал», «Опель-капитан» и два «Мерседеса». Геннадий Григорьевич и по сей день помнит, как по утрам спешил к назначенному времени занять место в «Адмирале». Шикарная машина. Гена учился в тот период в 3-м и 4-м классах. Здесь же отец приучил сына к охоте, научил стрелять из любого вида оружия. На зверя ходили в леса, на птицу охотились. В те же годы научился Геннадий и в машинах разбираться. Его любимая машина — «ИЖ-комби». Глинчиков уже в Севастополе в 1978 году стал обладателем одного из первых образцов этой машины. Она и по сей день верой и правдой служит ему. Менял колодки и фильтры, тросики и накладки. Но двигатель ни разу не вызвал нареканий. А двигатель «Москвича» — одна шестая часть авиационного мотора немецкого самолета «мессершмитт» фирмы BMW. По репатриации авиационный моторостроительный завод был передислоцирован в Уфу. Вот оттуда и пошли моторы легендарных «Москвичей».
А по краям дороги в той части Германии были свалены горы оружия. Любого. Танки, пушки, минометы, автоматы, винтовки, пистолеты. Еще время переплавки мечей на орала не пришло. Пацаны сами выбирали понравившиеся им образцы стрелкового оружия и на практике оспаривали преимущества тех или иных моделей. Критерий истинности — результат стрельбы по каскам. Бюргеры очищали свои поля от наследия войны, обрабатывали землю. А каски сваливали кучами вдоль дорог. Вот по ним и стреляла пацанва советских офицеров образца 1947 года. Советский ТТ пробивал каску навылет. Немецкий парабеллум ему уступал по всем параметрам. Геннадий Георгиевич открыл тайну такого превосходства. Начальная скорость полета пули ТТ — 450 метров в секунду. У пистолета Макарова — 360 м/сек. А мощность пули — масса, умноженная на квадрат скорости. Потому ТТ имел такие превосходства и над немецким парабеллумом, и над нынешним ПМ. Увлечение стрелковым оружием Геннадий Глинчиков сохранил на всю жизнь. Уже в училище тренировался под руководством тренеров высочайшего уровня и выполнял в течение многих лет норматив мастера спорта по стрельбе. Но только по стрельбе из мелкокалиберной винтовки.
ОСОЗНАННЫЙ ВЫБОР. ВРАЧ-ПОДВОДНИК
Пришло время выбирать путь в жизни. Решил поступать в Военно-морскую медицинскую академию в Ленинграде. В роду медиков не было. Отец по первому образованию — ветеринар. А тут еще и конкурс огромный при поступлении. Выручила феноменальная фотопамять. Любая страница учебника вставала перед глазами по первому требованию. Традиционно после третьего курса в Военно-морской медицинской академии присваивали звание лейтенанта. Еще три года учебы — и ты уже старший лейтенант. Но в тот год министром обороны стал Георгий Константинович Жуков. Он упразднил исключительные звания медицинской академии. Уже и форма была пошита за большие деньги, и фотографии пробные сделаны. Но офицерские звания отменили. Дали звание старшины. Учитесь дальше!
Обучение в тот год проходили шесть групп. Две из них готовились к службе на подводных лодках. Среди курсантов этих двух групп оказался и Геннадий Глинчиков. Учебу закончил с правом выбора места распределения. Просился на Северный флот по причине болезни сына. У младенца была очень специфическая болезнь — спазм мышц пищевода и желудка. Командование учло эту ситуацию и отправило Геннадия… на Черноморский флот в Севастополь. Мол, годик послужишь и пойдешь на Северный флот. Это был 1960 год.
В Севастополе прибыл в 155-ю бригаду на подводную лодку «С74». Лодка была относительно новой, в строй вступила в ноябре 1953 года. А штурманом на ней был Валерий Колотко. Он впоследствии организовал клуб бокса для молодежи, сам стал судьей международной категории, выполнил норму мастера спорта СССР. Очень интересной судьбы человек, Валерий Колотко. Из блокадного Ленинграда детей вывозили грузовиками по льду Ладожского озера. Вот и Валеру отправили в рискованный поход. Немцы разбомбили колонну с детьми. Из всего грузовика по чистой случайности солдат смог спасти только одного ребенка. Пальтишко у него оказалось непотопляемым. Солдат, доставая из полыньи пацана, сказал: «Ну, быть тебе подводником». Колотко и стал подводником.
ЧЕМ ДЫШАТ ПОДВОДНИКИ
Среднестатистическая служба на дизельной подводной лодке — трое суток под водой. Потом в надводном положении (или в положении РДП, почти в надводном) сутки заряжаются аккумуляторные батареи при работающих дизелях. Лодка, как правило, под водой. Торчат антенна, перископ и труба захвата воздуха работы дизеля в подводном положении. Все люки задраены. Можно лишь в перископ на небо посмотреть. В режиме РДП разрешалось еще и покурить в дизельном отсеке возле работающего дизеля.
В подводном положении в воздухе обитаемых отсеков лодки допускается содержание углекислого газа до 0,8%. А у нас, за окнами наших городских квартир, — 0,01%. В лодке в 80 раз концентрация больше, чем в воздухе, которым дышит человек на планете. Но то по нормам. А фактически в лодке углекислый газ достигает концентрации 2-3%! Таким образом, реальная концентрация в 200-300 раз превышает допустимую. Идет хроническое отравление подводников. Первый признак отравления организма человека углекислым газом — сонливость. Рулевой на горизонтальных рулях может заснуть и навалиться грудью на управление. Лодка уйдет на глубину и будет раздавлена толщей воды, как ореховая скорлупа. Вахтенный офицер несет дежурство только стоя. Он не садится. Иначе уснет. Он теребит рулевого: «Не спать! А то нам всем плохо будет!» То же и с рулевым на вертикальных рулях.
Избыток углекислоты полностью отрубает память. Это второй признак отравления. Доктор, в совершенстве владевший с детства немецким языком, взял в поход несколько книг на немецком языке. Ничего прочитать не смог. Да что там на немецком! Читает детектив на русском языке, переворачивает страницу… О чем речь идет? Вспомнить нет возможности. Память отшибает напрочь!
На лодке один-единственный врач — хирург. Кроме хирурга, нет никого. И он один. Если что случится, то в кают-компании (второй отсек) разворачивается операционная палата. Там и освещение, как в операционной, под потолком. Кого в ассистенты позвать? У дизелистов руки в масле по самые уши. У электриков — в кислоте. Штурмана? Командира лодки? Старпома?
Пресной воды на подводной лодке — чуть-чуть. Банный день — раз в десять суток. Пятилитровый чайник — на пять человек. Воды не хватает. Но в поход выдавали до 120 килограммов (не литров) медицинского спирта только для санитарно-гигиенических целей. Этот спирт по инструкции разводится до 70% и разносится по отсекам для личного состава. Марлевые тампоны опущены в рожок с разбавленным спиртом. Каждый подводник по своему усмотрению протирает этим раствором части своего организма. Вот и все мытьё было!
В первом отсеке подводной лодки во время похода в Средиземном море температура терпимая. Там нет работающих механизмов и машин. Только торпеды на стеллажах и в торпедных аппаратах. Две из этих торпед — с ядерной боеголовкой. Во втором отсеке температура уже повыше. В других отсеках — еще выше, до 45 градусов. Влажность — 100%. Влага не испаряется, течет по телу.
Разовое белье для подводников выдается на десять суток. Трусы, носки, футболка. Боцман собирает использованное бельё, запихивает в мешок, догружает туда чугунный кирпич балласта в 30 кг. И выстреливает через специальный боковой «торпедный аппарат» в четвертом отсеке, чтобы мешок на дно пошел и врагам на поверхности не выдал наше местопребывание. Концы в воду! А по телу бегут ручьи пота. Ощущение такое, будто жуки ползут. Смахнуть их хочется. А это капли пота. Огромные и тяжелые.
Но самый настоящий «курорт» — в пятом и шестом отсеках. Это царство боевой части 5. При работе дизелей в БЧ5 температура поднимается до 60-70 градусов. При работе электромоторов в подводном положении такая же ситуация в соседнем отсеке. Среди матросов были тепловые удары и обмороки. Офицеры как-то еще выдерживали перегрузки. Но матросам служба давалась нелегко. И ноги опухали так, что в тапки не влезали. Приходилось веревочками подвязывать.
ПОКИНУВ ПОДВОДНЫЕ ЛОДКИ
Уже завершив службу на подводных лодках, доктор Глинчиков преподавал хирургию в медицинском училище. Но и сам продолжал повышать свою квалификацию: прошел в Запорожье обучение на травматолога. Работал в травмпункте. В его послужном списке есть большая страница работы в главном госпитале Черноморского флота. Там получил «красные корочки» хирурга. Тяжелая была служба. За одну ночь приходилось оперировать до семи человек. Удивительно, но самые «популярные» вмешательства были по поводу аппендицита. Оказывается, это вполне закономерно и связано со сменой привычного ритма жизни и питания новобранцев. Так что пришлось очень активно и в операционной поработать.
Вчера, 12 октября, ветерану-подводнику Геннадию Григорьевичу Глинчикову исполнилось 80 лет. Подполковник медицинской службы и сегодня активно участвует в работе ветеранской организации. А все свое свободное от общественной работы время отдает любимому с детства увлечению — охоте. Так что и в эти дни его можно будет встретить в компании севастопольских охотников с ружьем на полях и склонах гор в окрестностях города.
Записал В. ИЛЛАРИОНОВ.
Фото из семейного архива Г. Глинчикова.
