18o
…Посетив столицу России с программой исключительно лица путешествующего, не сочтите бесцельным потраченное время и загляните в подмосковное Коломенское, бывшую царскую резиденцию и вотчину. Конечно, гиды сразу же расскажут вам о находящемся в храме Казанской иконы Божией Матери почитаемом в народе чудотворном образе Богородицы Державной. Вас непременно сведут к «Девичьему камню», куда стекаются толпы паломниц, жаждущих явления чуда материнства, наконец, укажут короткий путь к Кожуховскому полю, где юный Петруша I затевал свои знаменитые «потешные бои»…
Но все это, так сказать, официальная, хрестоматийная часть культпохода по Коломенскому. А вот вопрос: «Знаете ли вы, где многие, не лишенные, слава Богу, сентиментальности коренные москвичи и по сей день предпочитают объясняться в любви навек своей половинке?» Поясню: заветная тропа ведет к здешнему знаменитому «Лизиному пруду»—печально известному месту в окрестностях Симонова монастыря, где карамзинская героиня свела счеты с жизнью. И по сей день спустя, почитай, почти 225 лет со дня написания Николаем Михайловичем Карамзиным его знаковой повести «Бедная Лиза» здесь, на стволах вековых лип, можно разглядеть в извивах патины древесной смолы такие еле уже различимые надписи: «Элиз, прости», «Бедная Лиза» и уж совсем современное «Лиза плюс Эрик».
_________________________
«Ты хочешь быть автором истории несчастий рода человеческого? Но если сердце твое не обольется кровью, то оставь перо, или оно изобразит хладную мрачность души твоей…»
(Н. Карамзин).
_________________________
Человек, «снявший шоры»…
…Послезавтра вся читающая, думающая и всех своих царственных Иванов помнящая Россия отметит замечательный юбилей—250-летие со дня рождения гениального русского человека, кого отечественные историки без обиняков готовы признать своим апостолом, первого россиянина, открыто глянувшего в бездну прошлого нашего государства и своим пером привнесшего основательное знание о том, откуда все же мы родом, в широчайшие народные массы.
…Николая Михайловича Карамзина современники по праву почитали полубогом, стоящим у врат вечности. Благодаря его титаническому труду в первой трети XIX века у всех высокообразованных россиян, доселе хорошо усвоивших лишь историю взлета и падения Древнего Рима по трудам англичанина Эдуарда Гиббона, синхронно—от Бреста и до Форта-Росса—открылось бинокулярное зрение на свои корни. Карамзин как бы снял шоры с глаз соотечественников на их собственную историю. А когда, как свежеиспеченные пирожки, при полном, доселе недосягаемом торговом аншлаге стали раскупаться первые тома его «Истории государства Российского», Александр Пушкин, вернейший адепт карамзинского гения, написал такие строки: «Все, даже светские женщины, бросились читать историю своего Отечества. Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка Колумбом…»
Будет уместным в этой связи привести некоторые данные т.н. учетной «ревизии» населения России в 1833 году. После выхода в свет в 1829 г. последнего тома «Истории государства Российского» в опросных листах появились более пространные данные о корнях той или иной фамилии, причем крестьяне вовсе не отставали заметно от своих вельможных «опекунов».
Мы, кстати, мало задумываемся о парадоксе потомственных связей. Современная генеалогия свидетельствует: у каждого человека через двадцать одно поколение, то есть примерно через 500 лет, насчитывается 1 млн 46 тысяч 576 прямых родственников, если, конечно, род где-то на задворках веков не угас в силу различных случайных обстоятельств.
…Процеженные сквозь сито лет самые судьбоносные и не очень события, легшие в основу «Истории государства Российского», прослеженные Карамзиным с V века новой эры до Смутного времени, заставляли и понуждают поныне исследователей критически оценивать некоторые аспекты этого фундаментального труда. И многие ученые приходят к выводу, что Н.М. Карамзин, ортодоксально верный одной-единственной концепции, что история государства—это биография самодержавия, нередко произвольно истолковывал факты, фантазировал и за многоточиями порой прятал то, что противоречило его промонархическим идеологическим установкам.
И, наверное, можно с такими воззрениями на творчество российского Колумба истории, правда, в локальных сегментах, с осторожностью, но согласиться. Хотя советские историографы под девизом «Мы наш, мы новый миф построим!», кстати, вообще обходили вниманием детище Карамзина.
Однако не будем уподобляться в данном случае «верным ленинцам»—ниспровергателям труб с «парохода истории». Но ради торжества справедливости приведем пару фактов, когда Карамзин по-своему интерпретировал некоторые известные, чаще одиозные события из русской истории. К примеру, царский историограф (звание, данное Александром I в 1803 году, открывшее Карамзину все архивы и библиотеки державы и не возобновлявшееся впредь) предпочитал исключительно в черных тонах повествовать о годах царствования Ивана Грозного в противовес якобы благонамеренной и блистательной поре великих деяний Петра I. И убийство царем Иоанном IV своего сына—это тоже «уши» Карамзина. Все летописи, между тем, в один голос констатируют: «Преставися, будучи идтить на богомолье». Более того, современные данные по результатам эксгумации останков и самого царя, и царевича свидетельствуют об их методичном отравлении, не более того.
Несомненно, история России в XXI веке пребывает в состоянии постоянной корректировки. К примеру, наша национальная героиня Зоя Космодемьянская вовсе не была партизанкой, а числилась бойцом спецназначения в/ч 9903. А фраза А.С. Пушкина о том, что «Колумб открыл Америку», в чем наш Первый поэт ничуть не сомневался, увы, должна звучать нынче совсем по-иному. Англичане, к примеру, официально гордятся тем, что название континенту дал их мореплаватель Джон Кабот, в 1497 г. высадившийся в Канаде. Он установил в этих землях свое знамя, а Новый Свет нарек Америкой—в честь купца из Бристоля Ричарда Америка, который субсидировал его плавание…
Вот уж более чем уместно тут короткое изречение загадочного индийского мистика Ошо: «Наука—убийство тайны»…
И все же трудно переоценить поистине титаническое творение Николая Михайловича Карамзина. Он впервые в практике российской историографии использовал летописные источники, буквально пропахав Троицкую, Лаврентьевскую, Ипатьевскую (которую он, кстати, открыл) летописи, Двинские грамоты, свидетельства иностранных авторов…
Что интересно: многие из россиян, конечно же, имеют четкие представления о главных исторических «катаклизмах» России: о скифах, некогда населявших междуречье Днепра и Днестра, а также Крым; о перипетиях борьбы за независимость республиканцев-новгородцев, пробивших, по сути, «первую форточку» в Европу; о варягах, о Куликовской битве и сражении на р. Калке; о житье-бытье шести русских царей, Иванами нареченных. И, конечно же, о крещении св. князя Владимира в нашем Херсонесе.
А вот что нам известно о событиях, описанных Карамзиным в 9-й главе его замечательного творения? Налицо—белое пятно, во всяком случае, многоточие для подавляющего числа людей, готовых побороться за некую «маракотовость» собственной эрудиции.
Оказывается, в 1572 году в 60 километрах от Москвы встал лагерем крымский хан Девлет-Гирей, решившись в очередной раз обложить непомерной данью московитян. 120 тысячам турок и татар у села Молоди противостояли русские полки под началом воеводы князя М.И. Воротынского, насчитывающие 60 тысяч ратников. Русские искусно заманили крымцев под убийственный огонь пушек, сеча шла не на жизнь, а на смерть и завершилась полным разгромом татар. Хан бежал, бросив на поле боя собственное знамя, до Крыма добрались лишь 5 тысяч человек. Примечательно одно: поражение крымцев при Молоди положило конец многолетней хищной экспансии Порты и Крымского ханства в отношении Российского государства…
А Карамзин записал: «Сей день принадлежит к числу великих дней нашей воинской славы». Согласимся, факт малоизвестный, однако в некоем роде судьбоносный. Свою историю надлежит знать не только по хрестоматийным вешкам…
Мэтр домашнего чтения
А теперь есть смысл обратиться к тому, что именуется в начальных классах чистописанием. Заслуги Карамзина в становлении прогрессивной по тем временам русскоязычной лексики огромны. Задолго до написания своего главного труда—«Истории государства Российского»—Н.М. Карамзин снискал славу писателя и журналиста, который решительно отмежевался от использования церковной лексики. Одним из первых русских путешественников он практически изъездил всю Европу, итогом чего явились его замечательные «Письма русского путешественника». Широкую общественность буквально шокировал его литературный стиль: элегантный, естественный, часто разговорный, логически выстроенный, формирующий понятие интересного домашнего чтения…
Вокруг Карамзина в первой трети XIX века практически группировалась новая молодая литература великороссов. Чего только стоит его детище—общество изящной словесности «Арзамас», «вскормившее» целую плеяду таких титанов, как А. Пушкин, В. Жуковский, П. Вяземский, А. Измайлов, К. Батюшков…
В качестве хрестоматийного примера поразительного влияния Карамзина на своих современников есть резон привести такую фразу князя Петра Вяземского: «В его столовой за обедом помещалась вся современная русская литература».
…В нынешнем обиходе издавна стали привычными многие речевые пазлы, которые, как на первый взгляд покажется, в анонимном порядке пришли к нам из глубин седых веков. Однако некоторые из русских слов, без коих немыслимо построение в наши дни той или иной расхожей фразы, принадлежат… созидательной фантазии Николая Михайловича Карамзина. Я позволю себе «сшить» предложение, в котором читатель совершенно неожиданно для себя обнаружит немало неологизмов (реже—западных заимствований) Карамзина (в т.ч. и букву ё—смелое творение нашего юбиляра, которой в Ульяновске даже поставили памятник).
Итак, внимание: «На российской сцене нынешней эпохи достопримечательно многое: и вольнодумство, и гармония интересов, и эстетика благотворительности, и национальный моральный дух, и трогательная влюбленность в «наше всё», и катастрофический разрыв уровня некоторых секторов промышленности у нас и у них…»
Всё, что подчеркнуто, представьте себе, эстафетно заповедал нам Николай Михайлович Карамзин. Как и короткие рассказы и повести сентиментального направления, как и разделы театральной критики и критической библиографии (впервые, кстати, в практике отечественной журналистики), как и, если будет угодно, первый на Руси детский журнал—«Детское чтение для сердца и разума»…
Нелишним будет в контексте анализа воззрений и творений российского Стерна, как в ряду всего прочего величали Карамзина современники (Стерн—английский писатель и историк середины XVIII века.—Авт.), привести несколько любопытных сентенций знаменитого историографа:
; Мы вечно то, чем нам быть в свете суждено. Гони природу в дверь—она влетит в окно.
; Патриотизм не должен ослеплять нас. Любовь к Отечеству есть действия ясного ума, а не слепая страсть.
; Счастлив тот, кто независим. Но как трудно быть счастливым, т.е. независимым!
; Бог—великий музыкант, Вселенная—превосходный клавесин. Мы же—смиренные клавиши. Ангелы коротают вечность, наслаждаясь этим божественным концертом, который называется случаем, неизбежностью, слепой судьбой…
; Для нас, русских душою, одна Россия самобытна, одна Россия истинно существует, мыслить, мечтать можно в Германии, Франции, Италии, а делать—единственно в России.
Крымские корни
«Для нас, русских…» Конечно же, Николай Карамзин, выдав эту фразу, имел полное право на генетическую сопричастность к гордым пращурам славян, исторически занимавших восточную часть Европы и северное крыло Азии. И все-таки, несмотря на наличие его малой отчизны—Симбирского края, родовые корни Колумба российской истории простираются к нашему благословенному полуострову—Тавриде. Одна любопытная ремарка: в «Истории государства Российского» слово «Русь» упоминается в различных модификациях около трехсот раз, а вот «Крым», «Таврида», «Крымское ханство»—свыше семидесяти, уверенно замыкая пятерку названий наиболее часто встречающихся в труде Карамзина западноевропейских государств.
И был тут, так сказать, может статься, не до конца осознанный личный мотив автора нашей главной исторической энциклопедии. Дело в том, что Н.М. Карамзин по линии отца происходил из славного семейства Дмитрия Донского. А вот его матушка из рода бояр Глинских, образно говоря, простирала свои корни к… золотоордынскому темнику хана Мамая—Кияту. Оттуда и исконное имя его далекого предка, принявшего православие,—Кара-Мурза (черный князь). Василий Шуйский даровал его дворянской грамотой и нарек уже славянским именем—Семион Карамзин.
…Во всех двенадцати томах «Истории…» Карамзина коллизии, связанные с Крымом, неизменно выписаны четко, выпукло, с особым тщанием. И это уже не была элегически воспетая «Таврида», преподанная русскому читателю Константином Батюшковым как некий романтический, полусказочный Эдем, как блистательный Элизиум—земля обители душ блаженных. У Карамзина это достаточно грозное осиное гнездо неприятельских сил, с которыми московиты всегда находились в крайнем случае в состоянии «вооруженного нейтралитета»…
Существует такой достаточно авторитетный среди историков Крыма четырехтомник «Универсальные описания Крыма», изданный Василием Кондараки к 100-летию присоединения Крыма к России. А всего этот автор посвятил Тавриде целых 20 томов краеведческих книг. Считается, что творчество В.Х. Кондараки было освящено исключительно гением Карамзина, которого Кондараки почитал своим первым учителем.
Завершая главу, посвященную кровной причастности первого и последнего в истории России официально признанного царского историографа Н.М. Карамзина к мифотворческой концепции противостояния России Турции и Крымскому ханству, следует непременно упомянуть вот о чем. Именно этот «крот истории» впервые высказал предположение о том, что наш знаменитый путешественник купец Афанасий Никитин, 642 года назад высадившись в Балаклаве, а затем придя в Кафу, начал набрасывать там главки «заметок для памяти»—основу его в будущем знакового произведения «Хождение за три моря». А «наморосил» у нас Никитин, судя по всему, изрядно: он прожил в Кафе целых четыре месяца, ожидая караван, который должен был отправиться по Великому шелковому пути в Москву…
Кстати, именно Карамзин сумел раскопать в библиотеке одного из тверских монастырей до сих пор неизвестную никитинскую рукопись с пожелтевшими страницами. «Доселе географы не знали, что честь одного из древнейших описаний европейских путешествий в Индию принадлежит России»,—писал он в 1821 году.
«Орешек* не сдавался»…
…Если будет дозволен такой пассаж, я бы сравнил жизненный подвиг Николая Михайловича Карамзина с деяниями более близкой нам, россиянам, по времени исторической личности—выдающегося советского филолога, искусствоведа и культуролога, академика АН СССР Дмитрия Сергеевича Лихачева, автора фундаментальных трудов, посвященных истории древнерусской литературы. И Карамзин, и Лихачев—ярчайшие примеры пропагандистов исконно нашей национальной духовности. И оба они явили потомкам образцы доблестно прожитой жизни как носители высочайшей нравственности.
Неутомимый, как сейчас принято выражаться, трудоголик, вернейший супруг и прекрасный отец десяти детей, невероятно скромный в быту человек, неустанный опекун Александра Пушкина, по сути, спасший его от участи стать сибирским изгоем, Карамзин при жизни «воздвиг» себе памятник как скульптор монументальных основ исторического знания россиянами собственной истории.
До самого последнего вздоха этот поистине государственный муж неуклонно провозглашал в генеральном труде всей своей жизни идею утопичности даже одной лишь мысли о том, что русский народ может покорно смириться и навека впрячься в ярмо иноземных захватчиков.
Как это ценно в наши дни!
«Орешек не сдавался…»—именно на этой знаковой фразе глубокой ночью на недописанную страницу выпало перо из его рук, и русская история осиротела…
Леонид СОМОВ.
На снимках: Н.М. Карамзин; «Лизин пруд» (старинная литография).
______________________
* 300 лет крепость Орешек служила форпостом Руси в «подбрюшье» Швеции.
