14o
Александр Аладкин прошел морскими дорогами 11 экваторов.
Александр Иванович Аладкин прослужил 36 календарных лет, все время на электромеханических должностях. В общей сложности семь лет не был дома—провел их в море. Прошел более 250000 морских миль (что соответствует одиннадцати кругосветным путешествиям) на подводных лодках 7-й дивизии и на кораблях 5-й эскадры ВМФ. Испытал всю тяжесть службы инженера-механика, проводил уникальные операции по техническому восстановлению боевой готовности кораблей в открытом море. Но он не жалеет о прошлом, потому что работа, с его точки зрения, была интересной и привлекательной.
Пути на флот непредсказуемы
В детстве Саша никогда не планировал и не мечтал быть моряком. В Военно-Морской Флот попал случайно. Александр Иванович вспоминает: «Родился я 27 июля 1940 года в селе Крутогорье в семье сельских учителей. Отец окончил факультет педагогики Воронежского университета, а мать преподавала в начальных классах. Отец очень увлекался литературой и скупал всю издаваемую художественную литературу. 
У нас дома были библиотека (примерно 800 книг), патефон, грампластинки, классическая и неклассическая музыка. Когда началась война, мне не было и года. Отца призвали в армию, и в конце 41-го он погиб под Наро-Фоминском при обороне Москвы. А мать осталась с тремя детьми. Женщина-одиночка. Мы с братом и сестрой были практически брошены на произвол судьбы. Нас воспитывала улица. Единственная мечта была о том, чтобы покушать. В тот период жизни были постоянные драки с пацанами. Меня неоднократно били, разбивали нос, я давал сдачи. Это стало моей воспитательной школой. Я учился в школе рабочей молодежи и одновременно работал подручным сталевара на Липецком тракторном заводе. Мы с моим другом Володей Дергуновым ходили тренироваться в секцию бокса. Однажды шли по парку Липецка, и на нас напали трое здоровых мужиков. Мы стали защищаться, одержали над ними верх и ушли. Они заявили на нас в милицию, и нас нашли. Когда нам надоело ходить в милицию на допросы, то мы с Володей пошли в военкомат и попросили, чтобы нас призвали на службу. Дергунов пошел в простую армейскую часть, а я сказал, что хочу поступать в инженерное училище. Военком говорит, что есть в Севастополе
в/ч 13104. Я спрашиваю: «Что это за училище, если в/ч?» Военком отвечает: «А оно секретное, это училище». Так я оказался в Севастополе и поступил в Севастопольское высшее военно-морское инженерное училище».
Курсантские годы в «Голландии»
Это было уникальное училище. Аладкин его называет «храмом знаний»: «У нас были прекрасные преподаватели. Особенно я благодарен преподавателю Гальтяеву, который читал теоретические основы электротехники. У меня был друг—Валера Михайленок из Белоруссии. Мы с ним садились на последние ряды в аудитории и играли в «морской бой». Гальтяев обратил на нас внимание и стал постоянно ставить двойки. Мы были вынуждены взяться за изучение теоретических основ электротехники до такой степени, что когда прошли экзамены и закончился курс электротехники, мы с Валерой получили по пятерке. Уже потом, на службе в Средиземном море, в штабе дивизии считали, что я электрик по образованию. В училище в нас вкладывали капитальные знания, которые мне пригодились во время службы на флоте. Учиться в училище интересно было тем, что мы не только знания получали, но также за пять лет учебы приобрели друзей, подруг».
Вспоминаются и курьезные случаи. Когда Александр учился на первом курсе, помощником начальника факультета был Василий Васильевич Дудин—капитан 3 ранга, ветеран войны, заслуженный моряк. У него не было высшего образования, а только какие-то курсы. В годы войны он служил на торпедных катерах, проявил смелость и сообразительность в бою. Однажды в атаку на немецкий конвой вышло из Севастополя звено торпедных катеров, Василий был старшиной команды машинистов. Когда он почувствовал, что катер стал валиться на бок, то выглянул из люка кормового и увидел, что командир убит. Дудин выровнял катер, вышел в атаку на конвой, выпустил торпеды, вернулся в базу, сам пришвартовался к пирсу. После этого получил «младшего лейтенанта». Аладкин стоял дневальным по роте: «Заходит Василий Васильевич. Я скомандовал: «Смирно». Командиры рот сбежались. Я ему доложил, что идет большая приборка. Он говорит: «Сейчас мы проверим, как у вас приборка идет». Берет и отодвигает тумбочку, у которой стоял курсант Аладкин, и находит там клочок бумаги. Говорит: «Вот видите, свинья везде грязь найдет». Мы засмеялись. Василий Васильевич был строг, но тоже рассмеялся. Потом просил понять его правильно.
Первый атомоход
Адмирал Аладкин вспоминает: «В основном я учился на пятерки и четверки. Пару троек получил на первом и втором курсе. Училище окончил с синим дипломом. После выпуска 2 сентября 1966 года приказом главкома я был назначен во второй экипаж атомной подводной лодки «К-74» 675-го проекта. Это ракетная подводная лодка с восемью крылатыми ракетами «П6», с шестью торпедными аппаратами в носу и с четырьмя—в корме. Грозный корабль. Когда сформировали наш экипаж, то послали учиться в учебный центр в Обнинск, где мы тщательно изучили
675-й проект. Эти знания очень пригодились. На их основе знаний изучить корабли других проектов было просто».
После окончания учебы в Обнинске офицеры вернулись в Западную Лицу, приняли подводную лодку «К-74». Вышли в море отрабатывать курсовые задачи. С экипажем в море на прием курсовых задач выходил заместитель командира дивизии Владимир Александрович Панов. Он был далеко не сторонником «сухого закона». Частенько после обеда отдавал неожиданные приказы, не совсем сообразные ситуации. Вот как-то раз он и говорит: «Сейчас я покажу вам, на что способна ваша грёбаная железяка». И отдает приказ боцману: «На погружение, заклинка рулей на тридцать градусов!» Боцман рапортует: «Есть!» Лодка начинает стремительно уходить на глубину. Командир БЧ-5 и командир экипажа Борис Борисович Щукин стали принимать меры для удержания подводной лодки от провала на глубину. Сколько они ни старались то продувать воздухом, то кормовыми рулями управлять, ничего не получалось. Лодка быстро уходила на глубину. Стал трещать корпус. Все перепугались. Дифферент на нос достиг пятидесяти двух градусов. Спасло то, что командир лодки дал команду: «Реверс, задний ход». Лодка задрожала и медленно остановилась на глубине 320 метров. И очень медленно всплыла. Панов отдает приказ: «Следовать в базу.
Команде—обедать». Все были под сильным впечатлением от погружения. А Панов был невозмутим, будто это не он только что чуть не утопил лодку со всем экипажем.
…Однажды экипаж бросают в Полярный. Получили приказ принять лодку «К-104». Она простояла три года в ремонте. Ее основной экипаж командира Кормилицина не смог ввести лодку в действие, запустить реактор и привести лодку в Западную Лицу. Александр Иванович помнит это испытание: «Принимаем мы эту лодку, устраняем массу неисправностей, запускаем реактор и приводим её к причалу в бухте Малая Лопатка в Западной Лице. Был приказ министра обороны основной экипаж лодки капитана 2 ранга Кормилицина расформировать, а наш экипаж сделать основным на «К-104». Так я стал служить на ней. В период нахождения в дивизии командир подводной лодки
«К-74» капитан 2 ранга Симонян затребовал меня на боевую службу. В общей сложности я прошел две боевые службы. На «К-74» и на «К-104».
Электромеханическая служба и опасна, и трудна
«Самая тяжелая служба была на «К-104», т.к. ремонт этой лодки предыдущим экипажем был сделан виртуально. В итоге мы отплавали, сдали все курсовые задачи. И пошли на боевую службу. Только погрузились—начались непрерывные неисправности: то одно сломается, то другое. Дело дошло до того, что когда по трансляции раздавалась команда: «Капитан-лейтенант Аладкин, прибыть в центральный пост»,—я вздрагивал. Похудел на 5 кг. Самой серьезной неисправностью на «К-104» был пробой изоляции аварийной защиты реактора правого борта. Глубокой ночью меня разбудили и вызвали в центральный пост. Прихожу. Смотрю. В центральном стоят: командир, замполит, командир БЧ-5. Мне говорят: «Пробой изоляции в системе управления аварийной защиты реактора правого борта». Это был 71-й год. Международная обстановка была очень сложной, шла арабо-израильская война. У нас на борту были загружены ракеты и торпеды с ядерными боеголовками. Мы находились в районе южнее Кипра. Ходили на малой скорости на глубине 160 метров.
Командир дает мне команду устранять неисправность».
В то время все были под впечатлением гибели нашей атомной лодки «К-8». Предположительно, она погибла из-за того, что произошел пробой изоляции в двух местах.
Аппаратная выгородка—это герметичное помещение над крышкой реактора, там смонтированы все приводы аварийной защиты и управления реактором. Аладкин понимал, что кроме него никто неисправность не устранит: «Мы предусмотрели все меры безопасности. И приняли решение: контактор аварийной защиты принудительно замкнуть с помощью деревянных клиньев. Стержень аварийной защиты в аппаратной выгородке привязать фалом, обесточить и искать пробой изоляции в системе управления аварийной защиты. Контакторы аварийной защиты замкнули, привязали к станине фалом и только обесточили аварийную защиту, как под действием мощных пружин стержни аварийной защиты полетели в активную зону реактора, порвав фал. Мы с Юрием Ивановичем Бариновым, с которым работали в аппаратной выгородке, выскочили и стали искать другой фал, но ничего не нашли, кроме пачки сварочных электродов. Взяли их, оббили обмазку, стали поднимать стержень, а он не поднимается, не можем справиться с пружиной. Тогда решили поднять рывком. Получилось. Прикрутили к стержню проволочки электродов. Через полтора часа нашли место пробоя».
После этого реактор заработал и был выведен на рабочие мощности. Во время ремонтных работ в аппаратной выгородке радиация там выросла до десяти ПДК (предельно допустимых концентраций), не считая прострелов нейтронами и гамма-излучения. На вопрос корабельному химику: «Какую дозу мы получили?»—офицеры услышали ответ: «Мне командир запретил говорить». Но позже, когда лодка успешно вернулась домой, в Западную Лицу, во время застолья химик сознался, что все получили по пять ПДК. Экипаж встречали командование дивизии и флотилии, семьи. На второй день Аладкина вызвал флагманский механик дивизии капитан 1 ранга Федор Михайлович Агапов. Он уж получил доклад от командира
БЧ-5 Мельницкого, о том, как Александр Иванович работал в Средиземном море, устраняя неисправности. И он предложил должность его помощника по автоматике и телемеханике. Предложение было принято. Аладкин приступил к исполнению своих обязанностей. На него, как на молодого, повесили все, что можно: рационализацию, изобретательскую работу, кадровые вопросы, учет аварий и поломок и многое другое.
Курьезы морской службы
Всякие складывались ситуации. Помощником флагмеха дивизии по живучести был Белоусов. Он имел привычку проверять подводные лодки в «интересные» моменты нечестным путем. Идет вечером по пирсу и делает вид, что гуляет. В тот момент, когда верхний вахтенный матрос перестает обращать на него внимание, он запрыгивает на лодку в ее хвостовой части, пробирается к рубке и в центральный пост, заставая там всех врасплох.
Однажды он так зашел на «К-74», когда вахтенным был матрос Ага из Дагестана. Агу наказали за потерю бдительности. И он затаил обиду на нечестный прием. В следующий раз, когда Белоусов шел по причалу, Ага сделал вид, что не видит офицера, спрятался за рубку. Когда Белоусов прыгнул на корпус лодки, Ага выскочил из укрытия, передернул затвор автомата Калашникова и закричал: «Лежать, шакал, собака». Белоусов в ответ: «Я капитан 2 ранга». Матрос был непоколебим: «Лежать, стрелять буду». Так он продержал на холоде в лежачем положении легко одетого проверяющего больше часа. После этого вахтенный матрос вызвал дежурного по кораблю и доложил, что задержал диверсанта. В итоге Белоусов заболел, подхватив бронхит, а Ага за бдительность был поощрен десятью сутками отпуска, поездкой на родину.
Был в дивизии мичман—уникальная личность. Высокий, стройный, симпатичный мужчина, но имел один недостаток: был любителем спиртного, особенно спирта. По понедельникам он являлся, еле держась на ногах. Но на построение штаба дивизии приходил абсолютно трезвым, чистым, выбритым и аккуратным. Объяснения такому быстрому перевоплощению никто дать не мог. Пришлось понаблюдать за ним. И оказалось, что он шел в свое помещение, где хранились дыхательные аппараты и кислородные баллоны. Там в течение двадцати минут дышал кислородом и становился совершенно трезвым.
На подводной лодке «К-166» в Средиземном море произошел пожар в восьмом отсеке от короткого замыкания кабельных трасс. В результате пострадало несколько человек, получили отравление продуктами горения. Были сняты с должности главный механик капитан 1 ранга А.Ф. Агапов и помощник по электрической части капитан 2 ранга В.М. Петров. Вместо Агапова был назначен капитан 2 ранга Е.Ф. Финютин. Он был флагмехом бригады подводных лодок, служил на лодках 613-го и 641-го проектов. Последней его должностью была заместитель флагмеха 11-й дивизии на лодке 670-го проекта. Аладкин вспоминает: «Наш 675-й проект он не знал. Я ему помогал, удлинив свой рабочий день в полтора раза. Однажды к нам в дивизию приехал с проверкой капитан 1 ранга Н.Г. Мормуль—начальник технического управления Северного флота. И начал задавать Финютину вопросы по исполнению совместных решений Министерства судостроительной промышленности и Военно-Морского Флота. Финютин на некоторые вопросы затруднялся отвечать. Я стоял рядом и тут же отвечал на вопросы проверяющего. Мормуль выругался и, обращаясь ко мне, сказал: «Я в суфлерах не нуждаюсь, пошел вон отсюда!» Финютин, понимая, что без меня на некоторые вопросы он не ответит, говорит проверяющему: «Вы что тут за меня раскомандовались? Я здесь командир, и командовать буду я. А вы только технические вопросы решаете и контролируете». И обращается ко мне: «Александр Иванович, стоять рядом и никуда не уходить». Мормуль плюнул и ушел с подводной лодки.
Через полгода командир пятой эскадры вице-адмирал Акимов запросил назначить Финютина флагмехом пятой эскадры. Финютин убыл служить на эскадру в Средиземное море. Еще через полгода, в январе 1975 года, он вернулся в Западную Лицу за семьей и начал активно агитировать Аладкина пойти служить к нему. Тот отказывался. Финютин говорит: «Ты хочешь продвигаться по службе?» В целях агитации Евгений Федорович начинает приводить шутки и пословицы: «Южный берег Баренцева моря хуже, чем северный берег Черного моря. Служба на Черном море соответствует ученой степени кандидата наук, а квартира в Севастополе соответствует ученой степени доктора. Если в 20 лет ума нет, то и не будет; если в 30 лет жены нет, то и не будет; если в 40 лет чина нет, то и не будет». Аргументы были более чем убедительные. Я согласился и попал служить в пятую эскадру. Мне повезло, что я столкнулся с такими руководителями и командирами, как Акимов, Рябинский, Селиванов, Егоров; флагмехом у меня был Финютин, замом—Калистратов. На этой должности я сменил Калистратова.
Пора курсантов учить
В моем переназначении был интересный момент. Я ушел с должности помфлагмеха эскадры преподавателем в «Голландию». Преподавал там три года «Системы автоматического управления реакторами атомных подводных лодок». Пришел как-то с моря Селиванов—командир эскадры, позвонил мне домой и говорит: «Александр Иванович, я вернулся с моря и приглашаю тебя с супругой к себе в гости». Когда сидели за столом, он начал агитировать меня опять вернуться к нему в пятую эскадру. Я не соглашался. Тогда он переключился на мою супругу и стал убеждать ее в целесообразности моей службы в эскадре в новой должности. Жена согласилась и сказала, что не возражает, но окончательное решение за мной. В конце нашей встречи я согласился, рассчитывая, что мое назначение пройдет долгий путь и я смогу отказаться».
В сентябре Аладкин уехал в Ленинград в НПО «Аврора» для изучения системы автоматического управления атомных подводных лодок третьего поколения 705-го проекта. А когда вернулся через 1,5 месяца на кафедру, то заведующий кафедрой капитан 1 ранга И.А. Попов говорит, что Александр Иванович уже не преподаватель кафедры, а офицер штаба 5-й эскадры и на него уже есть приказ главкома ВМФ. Таким образом, Александр Аладкин снова оказался в эскадре, на которой ранее отслужил четыре года.
В июле 1987 года оперативная флотилия ВМФ была переподчинена Черноморскому флоту, и в августе её посетили представители штаба ЧФ под руководством командующего адмирала М.Н. Хронопуло. Командующий заслушал начальника штаба о деятельности эскадры, а Аладкина—по вопросам эксплуатации кораблей и аварийности. Докладами командующий остался доволен. Последовали учения эскадры по разгрому группировки вероятного противника и по оказанию помощи аварийному кораблю.
По окончании визита в эскадру адмирал Хронопуло провел прием офицеров штаба эскадры по личным вопросам. Аладкин попросил перевести его для дальнейшего прохождения службы на берег: устал от морской службы, по семье соскучился. Александр Иванович знал, что освобождается должность начальника отдела подготовки сержантского и старшинского состава. Командующий улыбнулся: «Нет! Не могу на эту должность вас назначить! С вашим уровнем технической подготовки я найду вам иную должность». Это была высшая похвала командующего. И уже через две недели капитан 1 ранга Александр Аладкин был утвержден в должности заместителя начальника технического управления ЧФ. А от должности заместителя до должности начальника техупра путь был недолог…
В. ИЛЛАРИОНОВ.
Фото автора и из архива А. Аладкина.
