10o
Сегодня исполняется ровно 220 лет со дня рождения командира брига «Меркурий», замечательного героя Черноморского флота, капитана 1 ранга Александра Ивановича Казарского. Его беспримерный подвиг, свершенный 14 мая 1829 года на траверзе города Пендераклии в морском сражении с десятикратно превосходящими в артвооружении силами противника на века покрыл славой российский флот. Сие знаковое событие подвигло академика архитектуры А. Брюллова создать в Севастополе самый первый в городе-герое и самый величественный памятник мужеству моряков-черноморцев.
Это всеславное ратное деяние давно описано в мельчайших деталях и хрестоматийно известно во всем мире как символическая битва российского флотского Давида с двумя «турецкоподданными» Голиафами…
«…Они везут нам Георгия!»
Весьма популярна и картина Ивана Айвазовского «Бриг «Меркурий», атакованный двумя турецкими кораблями» (см. снимок внизу). Однако мало кто обращает внимание на позиционное несоответствие всех «действующих лиц» на полотне великого мастера. А именно: командир брига «Меркурий» в ходе четырехчасового боя так искусно маневрировал, что противнику не удалось ни разу прицельно прошить ядрами русский корабль с обоих бортов.
Кроме того, турки опасались и абордажной схватки. В специальной литературе, издаваемой в Османской империи, во всех деталях описан подвиг российской дубель-шлюпки № 2 под командованием капитана 2 ранга Х. Сакена в период военных действий на море в 1788 году. Тогда наше маленькое тихоходное судно было окружено четырьмя вражескими галерами, и туркам удалось все же взять на абордаж российский корабль. Они уже ликовали, предвкушая победу, когда из недр крюйт-камеры раздался мощный взрыв—это российский офицер Х. Сакен взорвал дубель-шлюпку. В итоге на воздух взлетели все четыре галеры противника. Этот хрестоматийный пример был хорошо известен Александру Казарскому, и он его в том памятном бою в 1829 году держал про запас…
А турецкие флотские командор-паши в ходе морских баталий с русскими эскадрами с 1788 года патологически опасались сближения с кораблями под Андреевским флагом.
Геройский командир брига «Меркурий» А.И. Казарский.
…Что же принесло
победу маленькому кораблю «Меркурий» 14 мая 1829 года? Конечно же, флотоводческий талант капитан-лейтенанта А.И. Казарского. Он взвесил всё: и наличие дубового корпуса, способствующего «Меркурию» устойчиво реагировать на прицельные залпы противника, и необходимость все время искусно маневрировать, чтобы в решающий момент ударить цепными ядрами по парусам турецких кораблей.
…В первые 30 минут боя командир российского брига откровенно медлил с ответной стрельбой, берёг снаряды, мастерски избегая блокировки корабля. Матросы вначале были в смятении: «Вашблагородь, почто медлим?» На что их командир ответил: «Ничего, ребята. Пускай пугают—они везут нам Георгия!» И вскоре, опережая действия вражеских кораблей, в удобной диспозиции лично открыл огонь из ретирадного орудия, дабы не отвлекать матросов, занятых на вёслах. Он еще с детства четко усвоил, что при лесных пожарах бегут навстречу огню, а не от него…
Достойна внимания уникальная для экипажей российских кораблей и демократическая обстановка принятия основных решений по рисунку предстоящего боя на бриге «Меркурий». Его командир собрал всех офицеров на решающий совет перед началом баталии. Каждый из них четко высказался по поводу предложения штурмана—поручика Ивана Прокофьева—взорвать бриг в случае наступления критической ситуации. И все были едины в принятии положительной резолюции. Ее концовка гласила: «Мы единодушно решили драться до последней крайности!»
В соответствии с таким намерением на бриге предприняли следующее. У флаговой мачты был выставлен часовой с приказом стрелять в каждого, кто попытается спустить флаг, прибитый семью гвоздями к гафелю (наклонной рее). А на шпиль, на верх пороховой бочки, был положен заряженный пистолет, с тем чтобы самый последний из офицеров, оставшийся в живых, выстрелом взорвал крюйт-камеру…
Что знаменательно: все нижние чины как один поддержали решение офицерского собрания, хотя по уставу этого вовсе не требовалось—достаточно было оглашения командирского приказа.
Весь экипаж брига «Меркурий» переоделся в парадную одежду с белоснежными панталонами. Была прочитана молитва, обращенная к Св. Николаю Угоднику: «Не оставь нас в смертный час, убереги нашу совесть от слабости».
И начался героический морской поединок, в ходе которого четыре российских матроса погибли, шестеро человек получили ранения, в том числе и сам Казарский—его контузило в голову.
…Знаменателен факт беспримерной отваги и готовности со славой умереть на своем посту, проявленных матросом Игнатом Гусевым. С турецкого линкора «Селимие» одним из снарядов выбило пушку на «Меркурии», и в отверстие хлынула забортная вода. Матрос Гусев спиной закрыл пробоину, но вода продолжала хлестать. И тогда он крикнул: «Братцы, приприте меня бревном!» И тело героя, вмятое в корпус, позволило прекратить течь…
Подобные примеры бесподобного мужества и самопожертвования—далеко не единичны в истории бесчисленных морских баталий российского флота…
В конце этого боя канонирам «Меркурия» удалось перебить основной такелаж и рангоуты на турецких кораблях, которые утратили быстроходность и, прекратив сражаться, легли в дрейф. На нашем бриге оказались 133 пробоины в парусах, 22—в корпусе, 16 повреждений шпангоута. И лишь тогда, когда на горизонте показалась российская эскадра, спешащая на подмогу, капитан-лейтенант Александр Казарский разрядил пистолет, лежащий на взводе на пороховой бочке. Разрядил его в воздух, как бы салютуя виктории!
Спустя годы в своих воспоминаниях участник этой баталии—турецкий штурман линкора «Селимие»—писал: «Сей поступок должен затмить все прочие подвиги храбрости…»
…В начале 80-х годов прошлого века в редакцию «Славы» поступило письмо от Екатерины Дмитриевны Малышевой, праправнучки капитана 1 ранга Сергея Скарятина, боевого товарища Казарского по оружию в том достопамятном морском сражении 14 мая 1829 года. Она писала, что в их семье свято хранится память о героическом предке, и в доказательство присовокупила к письму цветную фотокопию дагерротипа, на котором ее дед держит в руке изображение дворянского герба Скарятиных, в верхней пространной части которого на голубом фоне был изображен пистолет, венчая якорь в серебряном поле…
Да, да, прообраз того самого пистолета, из которого должен был волею последнего из оставшихся в живых офицеров «Меркурия» взорван героический корабль в случае угрозы плена. По личному указу императора Николая I после этой блистательной виктории, которую одержал экипаж брига «Меркурий», в гербах всех пяти офицеров корабля появилось изображение пистолета как символа особой воинской доблести…
Школа Скаловского
…Отмечая сегодня юбилейную дату со дня рождения героя Черноморского флота, бесстрашного сына белорусской земли А.И. Казарского, мы намеренно вначале акцентировали внимание читателя на самом апофеозе его ратной славы… Это был поистине флотский «самородок», человек, для которого корабельная каюта, как и для его современника адмирала П.С. Нахимова, была на всю жизнь единственным семейным очагом. Для Казарского не существовало иных «свободных стихий», кроме моря, иной службы, кроме флотской.
…Как порой прихотлив лик судьбы! 220 лет назад в затерянном древнем городке Дубровино, где только-только были запущены стрелки первой в России часовой фабрики, построенной князем Г. Потемкиным, начали свой ход и часы славной жизни Александра Казарского, сына отставного секретаря Витебской губернии, который, кроме честного имени, ничего не оставил в наследство своему первенцу…
…Многие годы море для мальчика из пыльного городка на речушке Витьба оставалось неведомым миражом. Но господин Случай сподобился: крестный отец Казарского, чиновник интендантского управления ЧФ Василий Федорович, его двоюродный дядя, приехал в Дубровино в 1808 году и буквально очаровал крестника своими рассказами о Севастополе и Николаеве. Так возникла идея обучения совсем еще юного Александра Казарского в Черноморском штурманском училище. И многие источники подтверждают, что будущий герой боя брига «Меркурий» с турками окончил именно это флотское учебное заведение, что оказалось лишь досужими вымыслами биографов Казарского. В его карьерной росписи сей факт официально не значится. И никому не известно, по какой причине Казарский, минуя кадетскую выучку, 30 августа 1813 года был записан в гардемарины ЧФ, поступив ранее, в возрасте 14 лет, в волонтеры на Черноморский флот.
Но уже в 1814 году его друзья скромно отпраздновали в одном из греческих кабачков получение Казарским самого первого офицерского чина—мичмана…
А дальше… дальше блистательным веером развернулась флотская карьера героя нашего рассказа. На фрегате «Евстафий» он в Севастополе прошел прекрасную школу морского дела под началом наставника—лучшего командира Черноморской эскадры Ивана Скаловского, девизом которого было: «На вахте не жди подсказку…»
А затем—осада Анапы, стены которой буквально изрешетил своим «единорогом» лейтенант Казарский на транспорте «Соперник». И далее—замечательная победа в ходе штурма Варны, когда с моря на том же бомбардирском судне Казарский прикрывал огнем осадные работы.
За свои доблестные действия он был удостоен золотой сабли с надписью «За храбрость».
А затем уже был «Меркурий»…
…Император Николай I высоко оценил подвиг экипажа этого геройского корабля. Командир «Меркурия» стал георгиевским кавалером, получил звание капитана 2 ранга и в соответствии с ним вскоре был назначен командиром линкора «Тенедос»…
Пророческий рисунок Пушкина
…Его фигурально «носят на руках», имя его гремит по всей России. И наступает день, когда по указу из Петербурга Казарского вызывает к себе на беседу лично Николай I. Александр Пушкин в тот день 1830 года записывает в дневнике: «Сегодня двору был представлен блистательный Казарский». И далее в этом документе следует загадочная фраза: «Держава в державе»…
Известный историк-маринист В. Шикин в своей книге «Неизвестная война императора Николая I» пишет: «Что хотел сказать великий русский поэт этой необычной фразой, так и остается тайной».
Однако у каждого тайного дна есть покрышка. Александр Пушкин был необычайно информированным человеком своего времени. И он знал, что император намеренно отлучил А.И. Казарского от главного дела его жизни и назначил своим ответственным, так сказать, «береговым» порученцем—флигель-адъютантом. И обозначил главное направление деятельности этого общеизвестно честнейшего и неподкупнейшего флотского офицера: осуществлять ревизии знаковых тыловых подразделений армии и флота, находясь в подчинении лишь у первого лица империи.
Вот почему так легко расшифровывается загадочная фраза первого поэта России: держава—независимое государство, а в ней самый первый и лишь на одном—высочайшем—уровне зависимый чиновник—это флигель-адъютант императора А.И. Казарский…
В том же 1830 году на
«Пятипортретный рисунок» А.С. Пушкина.
обороте черновика 26-го листа второй главы поэмы «Евгений Онегин» Пушкин набрасывает загадочный, так называемый «пятипортретный рисунок», на котором литературоведы в конце концов идентифицировали пятерых современников автора «энциклопедии русской жизни». Это были В. Даль, А. Сильво, Е. Зайцевский, В. Фурнье и… А. Казарский. Их инициалы в латинской транскрипции Александр Сергеевич, верный своей привычке шифроваться, начертал в самом низу рисунка.
Что же объединяет этих людей? Достоверно и однозначно—бесстрашие натур, беззаветное служение Отчизне, бескомпромиссность поступков и благородство. Всё то, что всегда служило для Александра Сергеевича эталоном чести. В селе Болдино тогда рождались последние главы «Евгения Онегина», и Поэт находился в плену мучительных раздумий о поиске дальнейшего пути своего героя: славного или бесславного?
Вот почему в его думах того времени и превалировали лица особо любезных его сердцу современников—бывшего мичмана В. Даля, который за правдивую эпиграмму отсидел в 1823 году почти год в грейговских застенках, но на суде сам себя потом бесстрашно защитил. Поэт отдавал должное и мужеству героя Варны лейтенанта Е. Зайцевского, а также беспримерной отваге отчаянных дуэлянтов—начальника Одесской гавани капитана 2 ранга А. Сильво и учителя французского языка в семействе генерала Раевского В. Фурнье, с которым Пушкин встречался на Кавказе.
…Первый же слева в верхнем ряду рисунка угадывался Александр Казарский. Исследователи сразу же обратили внимание на один загадочный штрих «пятипортретника»: шею А. Казарского пересекал до подбородка… славянский боевой топор с широким симметричным лезвием. И он здесь был помещен вовсе не случайно. В очередной раз провидческий дар А.С. Пушкина сработал в точном направлении—спустя два с половиной года герой Черноморского флота, «блистательный Казарский» будет отравлен…
«Держава в державе»
…Получив от императора весь спектр генеральных заданий, царский «важняк» № 1 флигель-адъютант Александр Казарский буквально впрягается в ревизорскую работу. С его подачи прошли громкие процессы, изобличающие казнокрадов в Нижнем Новгороде, в Саратовской губернии. Весной 1833 года настал черед и черноморских портов: Казарский выявил в Одессе разветвленный подпольный флотский синдикат, жирующий на вывозе за границу российского хлеба.
…Но вот пробил час, и наступил черед обозначения «момента истины» в главном «гнезде» черноморских финансовых воротил—на складах и в портовых конторах города Николаева. Император, поручая Казарскому ревизию работы всех флотских чиновников, подотчетных командующему ЧФ, давно потерявшему нюх на казнокрадство адмиралу А. Грейгу, по сути, выставил героя «Меркурия» некой ударно-таранной силой в помощь контр-адмиралу М.П. Лазареву, будущему главнокомандующему ЧФ. О чем весной 1833 года, конечно же, пока никто еще не знал.
И вот едва только Казарский отправил в столицу первое свое донесение о сгнившем «заживо» на якорях линкоре «Париж», вся коррумпированная флотская верхушка в городе Николаеве по-змеиному зашевелилась. По первому варианту—попытаться тупо купить честнейшего флигель-адъютанта—последовало полнейшее фиаско. И незамедлительно у флотской «мафии» созрел злодейский план физического уничтожения А.И. Казарского.
У истоков заговора стояли обер-интендант ЧФ контр-адмирал Н. Критский и николаевский полицмейстер П. Автономов.
Что же успел «разглядеть» в Николаеве столичный порученец? А вот что. Уровень боевой подготовки флота оказался на отметке «один метр ниже плинтуса», в отчетах 1830-1831 годов царил полный хаос. С 1830-го по
1833 год ни один корабль ЧФ не выходил в море. Все текущие ремонты (кроме, скажем, замены разбитого иллюминатора) на кораблях были, по сути, откровенно, внаглую запрещены обер-интендантом И. Критским. А учебный процесс сократился до одного месяца в году.
На все же требования о назревшем реформировании, исходящие от начальника штаба ЧФ контр-адмирала М.П. Лазарева, из канцелярии адмирала Грейга поступали отказы. А ведь истина гласит: если кому-то что-то не нужно, значит, кому-то это выгодно.
Между тем, несмотря на факт инспекции, в Николаеве купцы-«миллионщики» и «олигархи» в погонах не прекратили вершить свое черное дело: тухлая солонина и прогорклая мука продолжали поступать на склады по цене первоклассного товара…
…Знал ли Казарский о готовящейся для него смертельной ловушке? Думается, что да, знал. Об этом, вероятнее всего, позаботился его вернейший боевой товарищ, бывший командир 3-й вахты на бриге «Меркурий», флотский штурман Петр Прокофьев. В 1833 году он заведовал Севастопольским телеграфом и имел возможность соединить воедино все конфиденциальные телеграфные сообщения участников заговора с тем, чтобы четко сложить два плюс два…
Напомним: опытный царедворец флигель-адъютант И. Римский-Корсаков под видом болезни уклонился от ревизии тыловых подразделений ЧФ в г. Николаеве. А Казарский, ощутив себя вновь на боевой вахте в виду превосходящего силами противника в лице «олигархов» с адмиральскими регалиями, не поддался ни меркантильному искусу, ни страху, несмотря на предупреждение Прокофьева. И был злодейски отравлен, приняв на обеде от очаровательной молодой дочери капитан-командора Михайлова чашечку кофе.
Его кончина была ужасной, со всеми признаками отравления мышьяком. Причем злодеяние роковым образом свершилось день в день с датой рождения Казарского—16 июня 1833 года. Однако штаб-лекарь Петрушевский, диагностировав воспаление легких(?), усадил умирающего офицера в… горячую ванну. Так же, как и тупые эскулапы поступили в свое время с Николаем Васильевичем Гоголем.
…Проверки случившегося шли долго и причем на самом высоком уровне. Однако они ничего не принесли, кроме того, что адмирала Грейга «ушли» в отставку, а хитроумный грек Критский сиганул за границу. На сигнал же в столицу николаевского купца 1-й гильдии В. Коренева о заговоре последовал суровый окрик от императора: «Впредь строго воздерживаться…», после чего через два месяца здоровяк-купец атлетического сложения таинственно скончался…
…Кое-кого из числа «мироедов» с эполетами, конечно, пошерстили. Но как? Так же, как и, увы, через 100, 150 и 180 лет спустя: отправили в отставку со всем награбленным добром, с почестями и добрыми пожеланиями всех благ на виду, как говорится, у почтеннейшей публики…
А налаженный преступный механизм казнокрадства на Черноморском флоте, несмотря на значительные усилия нового главного командира ЧФ и портов Черного моря контр-адмирала Лазарева, продолжал исправно крутиться еще в течение многих лет. Устаревшие инструкции позволяли их легко интерпретировать, ранее оформленные контракты давали «добро» на то, чтобы гнать гнилой товар и сапоги с картонными подошвами на флотские склады…
И как тут не припомнить по случаю такой вот курьезный факт. Александр I страдал мигренью. Придворный лекарь заказал специальные свечи, чтобы император ежедневно мог вдыхать благовония для снятия болей. Спустя 91 год в одной из глухих кладовых царского дворца обнаружили запас—4 млн свечей. Их ежемесячную поставку так никто и не удосужился отменить. Маразм? Нет, российская привычка к ленивому созерцанию лежачих камней…
А что, если бы…
капитан 1 ранга А. Казарский все-таки довел свое праведное дело до конца и на флоте произошла бы грандиозная зачистка и в нужном темпе стали бы осуществляться реформы? Можно сегодня не сомневаться, что вскрытые спустя 22 года вопиющие «тыловые» факторы позора проигранной войны куда менее болезненно сказались бы на подготовке России к неизбежно надвигающейся Крымской кампании 1854-1855 годов. И это был бы потрясающе победный второй момент истины командира геройского брига «Меркурий» Александра Ивановича Казарского…
Леонид СОМОВ.
